— Хья, брат, — крикнул Хафлои Бальдру, уходя от залпа лазгана и ответным выстрелом снося голову врага. — Нас ждет следующая машина!

Бальдр его беспокоил. На Фенрисе этот десантник постоянно сохранял невозмутимость и контроль над собой, что раздражало. Ольгейр называл его тихоней, островком спокойствия в центре стаи.

Теперь же Бальдр, вопя, разрывал врагов на куски с такой непреклонной яростью, что даже молодость Хафлои не позволяла ему угнаться за боевым братом. Кровавый Коготь никогда не видел, чтобы кто-то из Фенрика так дрался. Его движения были быстрыми, даже слишком быстрыми, небрежными и неосторожными. Если бы им противостоял более умелый враг, то, возможно, у космодесантника были бы проблемы. Но в этот раз безумного напора было достаточно, чтобы запугать пойманную в ловушку и паникующую толпу уродцев и чумных калек. Они в ужасе разбегались от него и падали, спотыкаясь друг об друга в попытке сбежать от бессистемных ударов клинка.

— Забудь об этой мрази, — снова позвал его Хафлои. — Цистерна!

Ответа не было. В коммуникаторе слышалось только дыхание Бальдра, учащенное и влажное, похожее скорее на собачье, чем на человеческое.

Хафлои развернулся, размахивая топором, чтобы расчистить пространство посреди плотной толпы мутантов и оценить ход битвы.

Дальше в ущелье оставшиеся четыре цистерны замедлились и практически остановились, когда на склонах воцарился подлинный хаос. Их громадные кабины возвышались над завязавшейся рукопашной, мерцая странным зеленым светом, а двигатели ревели, когда машины пытались изменить курс.

Хафлои в последний раз оглянулся на Бальдра. Тот по-прежнему был поглощен убийством всех, кто его окружал, потеряв контроль над собой в тумане крови и ярости.

— Скитья.

Утратив всякую надежду привлечь внимание старшего космодесантника, Кровавый Коготь побежал, направляясь к следующей цистерне с химикатами, паля в любого зараженного, встававшего у него на пути, и рубя тех, кто подбирался слишком близко. Он не до конца знал, что будет делать, когда доберется до машины. Возможно, стоит забраться в кабину и уничтожить управление или забросать крак-гранатами двигатели. В любом случае это станет достойным убийством на его счету, чем-то, что заставит окружающих его воинов относиться к нему с чуть большим уважением.

Ему бы этого хотелось. Несмотря на недостаток радости и жизненных сил, на весь этот тоскливый фатализм, он тем не менее хотел заслужить их уважение.

Он не добежал до цистерны каких-то десять метров, когда увидел, как предатель выходит из теней. Будь у Хафлои побольше опыта, он бы мог засечь его раньше, хотя вонь человеческих нечистот, клубящаяся у дна ущелья, осложняла выявление отдельных запахов. Может, он обнаружил бы растущий страх в глазах смертных, которых убивал, и понял, что боятся они не только его. Однако, поглощенный пылом битвы и сконцентрировавшись только на цели перед собой, он заметил предателя, только когда тот появился в поле зрения.

Когда-то это существо было таким же, как Хафлои: космодесантником, верным солдатом Империума, закованным в благословенную силовую броню. Теперь же он изменился, разросся, все больше распухал и искажался по мере того, как гибельное влияние варпа не спеша переделывало его по своей прихоти. Керамитовая броня предателя была покрыта толстым слоем болезненного вида корки, как будто полипы поселились на грязном коралле, прорастающем из осыпающейся каменной кладки. Он шел, громко топая огромными раздвоенными копытами, а из похожих на открытые раны щелей в нагруднике свисала пораженная некрозом плоть. Приторный запах страха висел в воздухе вокруг мерзкого существа, и рои мух следовали за каждым его движением, окутывая врага, словно саваном.

Несмотря на всю свою неопытность, Хафлои понял, с кем столкнулся.

Чумной десантник.

Его голову венчал шлем старой модели «Марк I», но он был так сильно искорежен, что едва поддавался опознанию. Тусклый зеленый свет лился из пустых линз, словно бы вытекал из разрушавшейся вокс-решетки. Жуткого вида сварная металлическая конструкция поднималась над его плечами, беспорядочно увешанная черепами, в глазницах которых полыхали призрачным светом энергии имматериума. Предатель обеими руками сжимал тяжелую глефу, на щербатом клинке которой танцевали бледные языки колдовского пламени.

Радость от битвы, наполнявшая Хафлои, сменилась ослепительным гневом, как только он увидел вражеского космодесантника. Обманутые смертные — это одно, а падшие братья — совсем другое.

— Всеотец! — взревел Кровавый Коготь, атакуя предателя, выпуская по нему залп грохочущих болтов из пистолета и раскручивая топор для удара.

Чумной десантник не мог двигаться быстро. Он был не в состоянии поддерживать энергичный темп сражения, который задал Хафлои, его реакция была весьма замедленной.

Но ему и не надо было быть быстрым. Пока Кровавый Коготь приближался к предателю, выпустив дюжину снарядов в его боевой доспех толщиной с кулак, тот поднял глефу и направил ее острие на Волка.

— Малефикарис нергал, — раздался гортанный свистящий шепот.

Хафлои даже не увидел снаряд, что ударил по нему. На какой-то миг Волку показалось, что его охватило яростное зеленоватое пламя, вонявшее спиртом. И в следующую секунду он уже лежал на спине, отброшенный на пять метров. Его доспех наполовину ушел в землю. Болт-пистолет выбило из руки, а топор едва удалось удержать.

Кровавый Коготь попытался подняться и тут же почувствовал невероятную боль в конечностях. На доспехах плясали языки колдовского огня, пробегая по броне, как ртутные лужицы по стали. Он почувствовал, как напрягаются мышцы, как из него уходят силы. Хафлои попробовал закричать, но во рту все пересохло. За мутной дымкой боли и ошеломления он различил силуэт чумного десантника, нависший над ним. Острие глефы было нацелено в горло Космического Волка. Похожее на запах раскаленного металла зловоние магии смешалось с омерзительным смрадом разложения.

Чумной десантник смотрел на Хафлои сверху вниз. Его движения были тяжеловесными, как будто ему приходилось пробиваться через вязкую смолу, но сила, которую он демонстрировал, ошеломляла. Хафлои ослаб еще сильнее, легкие горели, когда он пытался дышать. Топор медленно выскользнул из разжавшейся руки.

— Просто дитя, — задумчиво прошептал предатель.

Голос был необычным: невнятное бульканье пробивалось через слои слюны и слизи, разбивалось на перекрывающие друг друга тона и отголоски, как будто тысяча голосов боролась друг с другом за превосходство под глухим шлемом. В голосе не было слышно злобы, только бесконечная, усталая печаль. Казалось, что даже воздух замирает вокруг чумного десантника.

Хафлои не мог пошевелиться. Он вперил взгляд во врага и следил, как глефа раскачивается над его шеей. Кровавый Коготь чувствовал, как кожа сморщивается и сжимается под броней от неестественно быстрого истощения.

Он пытался бороться, чувствуя привкус колдовства на задней стенке горла, похожий на горькую желчь. Космодесантник старался проглотить или отхаркнуть этот комок, но хватка не ослабевала.

Хафлои понимал, с каким врагом столкнулся: это был колдун, ступивший на изменчивые, ненадежные пути варпа, воин, настолько же превосходивший его, насколько он был лучше толп чумного скота, толпящегося вокруг цистерн.

— Просто дитя, — повторил колдун, разочарованно качая головой, прежде чем занести глефу для удара.

Ураган болтов обрушился на него откуда-то справа, пробив броню и заставив пошатнуться на раздвоенных ступнях. Чумной десантник отступил, скрытый облаком острых обломков керамита. Глефу отбросило куда-то в сторону.

— Фенрис! — раздался громкий полубезумный возглас.

Когда хватка колдуна ослабла, Хафлои смог немного приподнять голову.

Бальдр бежал в атаку по дну ущелья, сжимая в одной руке меч, а в другой болтер. Обрывки шкур развевались за его спиной в унисон движениям.

Колдун отреагировал на появление нового врага, двигаясь так же медленно, как и раньше. Казалось, что его гнилой доспех поглощает силу выстрелов. Его поверхность при попаданиях шла рябью, как густая грязь. Удары явно были чувствительны, но не помешали чумному десантнику развернуться навстречу атакующему Бальдру.