Наконец кривые улочки выпустили его из своих сдавливающих объятий на широкую площадь. На дальней стороне вздымались стены собора, поднимаясь к небесам, украшенные снизу доверху постепенно уменьшающимися готическими барельефами. Три шпиля резко выделялись на фоне неба, значительно превосходя по высоте крыши окружающих домов, вырываясь из хаотичного нагромождения шифера и камня, словно громадный трезубец с железным наконечником.

На затененной площади перед собором собралась огромная толпа. Люди стояли в тесных длинных очередях и терпеливо ждали. В каждой очереди священники Экклезиархии в землисто-коричневых мантиях раздавали каждому благословения и отпускали их по одному. Ингвар понаблюдал, как люди преклоняли колени перед жрецами, которые, в свою очередь, осеняли их знамением аквилы и бормотали несколько слов на высоком готике. После этого тревогу на лицах сменяло выражение спокойного удовлетворения. Они отступали в тени узких улочек и быстро растворялись в них.

Ингвар видел, как процесс повторяется раз за разом. Здесь смертные почти не обращали на него внимания, они были всецело поглощены своим занятием и даже если заметили его, то не подали виду.

— Не стоит их презирать, — послышался женский голос.

Палатина Байола встала рядом с ним. На ней были церемониальные одежды из хлопка цвета слоновой кости с красно-золотистой отделкой, которые ярко контрастировали с эбеновой кожей.

— С чего ты взяла, что я их презираю? — спросил он.

— Ты сверхчеловек, — сказала женщина, — а они — простые люди. Они испытывают страх. Мне говорили, что вы — нет.

Ингвар наблюдал за движением очередей. Так же, как у ворот, он начал ощущать смутное беспокойство.

— Как часто это происходит? — поинтересовался космодесантник.

— Жрецы стоят здесь каждый день от рассвета до заката. И они постоянно заняты.

— От этого есть какая-то польза?

Байола задумалась перед тем, как ответить.

— Если под пользой ты подразумеваешь возможность для этих людей немного поспать ночью, чтобы утром снова заняться делами и не вскакивать посреди ночи от кошмаров, то да, есть. Если же ты ждешь, что Император убережет их от грядущего ужаса и позволит жить в мире, то нет.

Ингвар повернулся к Сестре Битвы.

— А ты подходишь за благословлением? — задал он очередной вопрос.

— Они не посмеют благословить меня, — улыбнулась Байола. — Считается, что у меня уже есть вся вера, которая мне понадобится.

Она жестом указала в сторону собора.

— Как я поняла, ты пришел ко мне. Нам следует пройти внутрь.

— А она есть? — спросил Ингвар, не двигаясь с места.

— Что?

— Вера. У тебя есть вся вера, которая нужна?

Байола поколебалась с ответом.

— Думаю, мы скоро это узнаем, — наконец сказала она.

Внутри собора царила прохлада, даже несмотря на то что улицы снаружи изнывали от жары. Широкий неф с рядами колонн из темного базальта тянулся с севера на юг. Свет проникал внутрь через узкие витражи из цветного стекла, на которых были изображены стилизованные святые и воины. Из-за этого на мраморном полу с шахматным узором появлялись разноцветные пятна. Главный алтарь оказался простым блоком из обсидианово-черного камня, над которым висели боевые знамена ордена Раненого Сердца и гвардейских полков Рас Шакех. Внушительная чугунная статуя Императора, Воплощенного на Земле, Сокрушающего Великого Змея Гора нависала над алтарем, влажно поблескивая в полумраке.

Несколько людских силуэтов двигалось в пыльных сумерках: схолиасты, священник да старый кающийся прихожанин, ползущий к алтарю на коленях. Негромкие звуки, которые они издавали, отражались от стен помещения и усиливались. От камня исходили запахи ладана и человеческого пота.

Ингвар оценил все это. Он мог понять, почему Байола так гордится этим местом. Это было серьезное благочестивое здание, в отличие от гротескной махины Галикона, которую занимала канонисса.

Сестра-палатина провела его через боковую дверь в свои личные покои. Комната, в которую они пришли, находилась высоко на южной стороне собора, через хрустальные окна открывалась панорама раскинувшегося внизу города. В комнате было несколько стульев, но она не обратила на них внимания. Это было тактично. Ингвар подумал, что большая их часть сломалась бы под весом его брони.

— Они называют тебя Гирфальконом, — сказала она с улыбкой, облокотившись на дальнюю стену. — Что это означает? Никто так и не смог этого объяснить.

— Угадаешь?

— Я бы сказала, что это название птицы.

— Ты была бы права. Это одна из немногих птиц, которые могут жить на Фенрисе. У нее серое оперение, толстое, чтобы спасаться от мороза. Они хорошие охотники. Впрочем, на Фенрисе все — хорошие охотники. В противном случае их ждет смерть.

Байола выглядела заинтересованной.

— И почему тебя так назвали? — спросила она. — Потому что ты хороший охотник? Или это какая-то темная тайна твоего ордена?

Ингвар пожал плечами.

— Мои братья не отличаются воображением, — последовал ответ. — У меня серые глаза. Когда-то считалось, что мой клинок быстр. Им нравилось, как это звучит. Я не знаю.

Байола кивнула, словно найдя подтверждение каким-то своим подозрениям о нем.

— Я думаю, что ты не совсем такой, как твои братья, — произнесла она.

— Они бы могли с тобой согласиться, — ответил Ингвар. — Почему ты так решила?

Байола уклонилась от ответа.

— Расскажи мне о себе, Гирфалькон, — попросила Сестра Битвы.

— Зачем?

— Канонисса приказала мне понять вас, — произнесла она, — а тебя попросили понять меня. Если хочешь, мы можем днями вытанцовывать друг вокруг друга и выпытывать информацию по крупице. Или мы можем отложить эти игры и поговорить. По крайней мере, так, чтобы наше начальство осталось довольно.

Байола демонстрировала изысканную, мирскую манеру поведения, которую Ингвар не замечал у других Сестер Битвы. Было очевидно, что она и де Шателен были вылеплены из совершенно разного теста.

— Я думаю, что ты не совсем такая, как твои сестры, — сказал он.

Байола рассмеялась. Это был громкий, внезапный взрыв почти мужского смеха.

— Это правда, — произнесла она. — Но расскажи мне о Волках. Если уж нам предстоит погибнуть здесь, то хотелось бы знать, рядом с кем я умираю.

Ингвар отвел взгляд и посмотрел в одно из окон. Темно-синее небо Рас Шакех пылало светом и жаром. Сложно было найти мир, более непохожий на Фенрис.

— Мы — Ярнхамар, — медленно начал он, словно вспоминая что-то полузабытое, — это название стаи. Стая может жить много поколений, и мы уже давно сражаемся вместе. Гуннлаугур, Ольгейр, Вальтир и я — это те, кто был в ней с самого основания. Бальдр появился позже. Хафлои, щенок, пришел буквально вчера. Между членами стаи образуется связь. Ее нелегко разорвать, хотя иногда отношения бывают натянутыми.

— Я заметила, — сказала Байола. — Ты и твой командир по-разному смотрите на вещи.

Ингвар покачал головой.

— На самом деле нет, — ответил он. — Суть мы воспринимаем одинаково.

Внезапно он резко дернул головой в ее сторону, оскалил клыки и зарычал. Волку было приятно видеть, что, несмотря на все ее самообладание, она вздрогнула.

— У нас обоих в жилах течет кровь Асахейма, сестра, — сказал он, одарив ее улыбкой голодного зверя. — И никого из нас нельзя назвать ручным.

— И в мыслях не было, — ответила Байола, оправившись от испуга. Она выглядела раздраженной.

— Гуннлаугур возглавляет эту стаю пятьдесят семь лет, — продолжил Ингвар. — Это больше срока жизни большинства капитанов Гвардии. Он знает, что делает. Я бы доверил ему свою жизнь. К тому же так было уже много раз.

— Тем не менее. Вы по-разному смотрите на вещи.

Ингвар сощурил глаза. Байола вела себя дерзко. Он не мог решить, впечатляет его это или нет.

— Он очень гордый, — наконец ответил Волк. — Ему действительно есть чем гордиться. Но все меняется со временем. В том числе точки зрения.