– А ты, Волька?

– Молчание, – говорила Волька.

– Тебе нравится молчать? – удивлялась Альба.

– Не знаю, нравится или нет. Я об этом даже не думала. Просто – умею молчать.

– Но тебе это качество нравится больше всего? – настаивала Альба.

– Надо подумать… Но надо же было быстро отвечать. Вы небось годами играете, – защищалась Волька.

Потом следовал вопрос о том, что каждой не нравится в себе больше всего.

– Я слишком влюбчивая. И все время страдаю, – смеясь, признавалась Альба.

– Я некрасивая, – вздыхала Галка.

– Что ты врешь! – возмущалась Альба.

– Я честно сказала, – настаивала Галка.

– Ты очень красивая, что ты выдумываешь!

Волька была поражена Галкиным ответом. Сколько лет они вместе, а она даже не подозревала, что подруга считает себя некрасивой. Совершенно несправедливо считает!

– А с чего ты это взяла? – в один голос спросили у Галки подруги.

– В меня никто никогда не влюблялся…

– Влюблялись! Я свидетель! И имена могу назвать! – Волька отлично знала, кто и когда был влюблен в Галку в школе.

– Но не те, кого я любила.

– Ты очень красивая! – убеждала Альба. – И все говорят…

– Но я же ответила одним словом! – вздыхала Галка.

Пока шла перепалка по поводу Галкиного признания, Волька лихорадочно думала о том, что же ей ответить. Ей в себе очень многое не нравилось. И когда глаза подруг обратились к ней, она произнесла:

– Молчание.

– Вот это да! – расхохоталась Альба. – И нравится больше всего, и не нравится больше всего! Так бывает?

– Получается, да, – пожала плечами Волька. – Я хочу перестать молчать все время. Раньше думала, что это самое правильное – молчать. А сейчас поняла, что нет.

– Хитрая ты! А я и не знала, – удивилась Галка.

Но не было никакой хитрости в Волькиных ответах. Она и правда задумалась над этими простыми вопросами. Понять себя – вот чем они помогли ей.

Однажды Альба придумала совершенно дурацкий и бесполезный вопрос. Но и на него полагалось отвечать честно, как полагалось правилами игры.

– Девчонки, а у вас уже б ы л о? – почему-то переходя на шепот, спросила Альба.

Все, конечно, поняли, о чем идет речь.

– Начинай! – велела Галка Альбе.

– У меня – нет, – ответила та. – Из-за этого все мои беды.

– Какие беды? Из-за этого?

– Такие, что меня парень бросил. Он сказал, что какая это любовь, если я на это не соглашаюсь. Говорит, я так старой девой и останусь. А я ничего не могу с собой поделать. Ну не могу, и все. Может, и правда старой девой останусь?..

– Тогда и я останусь старой девой, – вмешалась Волька. – Куда спешить? И зачем? Потому что у всех вокруг уже б ы л о? У меня другие цели. И потом – я только по любви. Хоть будет хорошее воспоминание. А просто так…

– И я – старая дева, – с хохотом сообщила Галка.

– Все с нами ясно! Нам надо свой монастырь организовать, – радостно подытожила Альба.

А еще был вопрос про самую главную мечту.

И Альба сказала:

– Любить и быть любимой.

И Галка сказала:

– Любовь.

А Волька сказала:

– Независимость.

Она давно знала, что не сможет себе позволить любовь, пока живет в такой некрасивой бедности.

Нет, как ни крути, несчастливой Альбу назвать было нельзя. Она родилась от добрых и сильных родителей, любящих ее и брата. Отец ее был генералом, мама адвокатом. Дом – полная чаша. Гостеприимные хозяева вечно устраивали посиделки у себя дома, собирали друзей. Альба, приходя к Галке гладить белье, всегда приносила «передачу от мамы»: сумку, набитую всякой снедью.

– Мама не верит, что вы нормально питаетесь. Вот вам, – освобождалась от тяжелой ноши Альба. – Вы уж ешьте, поправляйтесь, а то мама еще больше меня в следующий раз нагрузит.

С родителями генерала тетя Ната познакомилась в первый же день, как приехала смотреть выделенный ей участок. Они пригласили ее к себе, угостили, расспросили. Предложили прежде всего поставить на участке фанерную времянку и выкопать сортир. А потом уже потихонечку, из года в год строить дачку. Ната поблагодарила за совет, от рытья сортира отказалась. Она собиралась строить дом с городскими удобствами, чем сразила их, местных жителей чуть ли не в десятом поколении, наповал. И все у нее получилось. Соседи все ходили любоваться на новостройку. А потом привели сына с невесткой, когда те приехали в отпуск.

– Слушай, ты архитектор, да? – обратился к Натке парень в военной форме. – Сделай мне проект. Чтоб внутри было, как у тебя. А снаружи по-другому, чтоб было красиво!

– Жор, ну что ты такое говоришь? Ну как же у Наташи некрасиво! Ведь шикарно же! – упрекнула мужа жена Татьяна.

– Ну я на свой вкус хочу. Чтоб места внутри было много, чтоб не тесниться – ни нам, ни родителям, ни детям, ни гостям. А снаружи чтоб красиво, как на картинке!

– На какой картинке? – возмутилась жена.

– Я знаю, на какой, – догадалась тогда Наташа. – Я вам сделаю проект. А вы потом скажете, правильно я поняла или нет.

Оказалось, что она совершенно точно представила себе, какую именно картинную красоту имел в виду будущий генерал. Так появился по соседству с Наткиным лаконичным домом трехэтажный бревенчатый терем с крышей-маковкой, огромными витринными окнами и с разными затейливыми пристройками: летней кухней с мангалом, огромной беседкой, тоже увенчанной крышей-луковкой, способной принять под свой кров человек пятьдесят, не меньше. Родители Альбы любили свой дом и при первой же возможности прилетали на свой берег. Отец собирался поселиться здесь, когда уйдет на пенсию, а пока – море, солнце и друзья доставались им лишь время от времени.

Когда Галка и Волька прилетели в опустевший тетин дом, в аэропорту их встретил дядя Жора, Георгий Федорович. Он обнял Галку, прижал к себе, стал гладить по макушке, приговаривая:

– Вот как увиделись! Кто же думал… Кто же знал… Нет Натки… Но мы с тобой, Галюша. Поможем всегда.

Увидев, что рядом стоит Волька, он и ее привлек к себе, спросив, почему Галка никогда не привозила с собой свою красавицу подружку.

– Ее родители не отпускали, – пояснила Галка.

– Боялись за меня, – подтвердила Волька. – Я их просила, а они…

– И я бы боялся, – кивнул дядя Жора. – Тут у нас места южные, похитить могут.

Волька вежливо улыбнулась.

– Но если ты под нашей защитой, бояться нечего.

Когда приехали к Галке постояльцы из Питера, родители Альбы позвали всех к себе на кефаль. С детства Волька думала, что же это такое – кефаль. Из-за песни «Шаланды полные кефали в Одессу Костя привозил…» Волька считала, что тут какая-то ошибка. Вместо «кефаль» надо петь «кафель». Костя привозил полные шаланды кафеля. Кафель же всем нужен. Это ведь понятно. Но в размер песни «кафель» не укладывался. И Волька пела: «Шаланды полные кафе́ля…» В стихах же поэты меняют ударения для удобства. И рифму пришлось изменить: «Шаланды полные кафе́ля в Одессу кости привозил, и все биндюжники балдели, когда в пивную он входил…» И так она дожила почти до восемнадцати лет, когда вдруг обнаружилось, что кефаль – это рыба. И говорили, очень вкусная рыба! Вольке очень хотелось попробовать настоящую черноморскую кефаль. Ее только пугало, что соберется такое количество незнакомых людей, с которыми к тому же придется о чем-то говорить.

Людей действительно собралось немало, но никто не лез к ним с разговорами, все общались друг с другом, наслаждаясь вечерним дыханием моря, отдыхая от дневного зноя.

Кефаль действительно оказалась невероятно вкусной рыбой. Волька, наплававшись и назагоравшись днем, осоловела от еды и лениво прислушивалась к разговорам за столом. Она слышала, как Галка жаловалась отцу Альбы, что не верит в естественную смерть тети и ничего с этим поделать не может. Ведь у Наты была такая спокойная, благополучная жизнь. Всего у нее имелось вдоволь, в том числе и здоровье. И плавала она, и на гору свою любимую ходила, и ела все свежее… С чего умирать? Так не бывает.