— Делакруа, — от звука имени человека спасшего меня и желавшего проникнуть в тайну Горного монастыря меня мороз по коже продрал. Оставаться с ним наедине в этой сырой камере мне совсем не хотелось. — Я готов.

Шинь кивнул мне, обмотал для виду руки за спиной верёвкой и мы вместе вышли из камеры. Профосы и чиновники косились на нас, ничего не понимая, однако возражать старшине никто не стал. Оказывается предусмотрительный Шинь забрал мои вещи и, главное, копьё у Вона и озаботился четвёркой лошадей для нас — парой верховый и парой вьючных, с припасами.

— Менять коней возможности не будет, — сказал он, вскакивая в седло, — полномочий у меня больше нет. Так что придётся беречь этих.

Я лишь пожал плечами, сжимая ногами бока своего коня.

За отъездом предателя Шиня и освобождённого им тяньгана наблюдали двое, сидевшие на стене Лояна. Это были серый шаман дядюшка Ву и загадочный даже для него адрандец Делакруа.

— Итак, — усмехнулся последний, — Вэй-ли мы упустили, что теперь?

— Проследим за ними, — пожал плечами Ву, — тяньган приведёт нас, в конце концов, к логову повстанцев. Предварительно он, конечно, будет устраивать Шиню проверки лояльности. Оба отлично понимают, что один не верит другому ни на грош, так что покружат они по стране изрядно.

— И что же делать в это время нам? — спросил Делакруа. — Мне нужно проникнуть в Горный монастырь, ты ещё помнишь об этом?

— Помню, Делакруа, отлично помню, — кивнул Ву, — но пока мы не свернули голову восстанию Циня, а вместе с ним и горным монахам, примкнувшим к нему, нам не проникнуть в монастырь.

— По-моему, именно сейчас, когда большинство монахов вне монастыря, мы должны ударить по нему.

— Ну, если так считаешь, — равнодушно пожал плечами Ву, — можешь делать, что хочешь, но до конца восстания я тебе не помощник.

Делакруа несколько коробило отношение к нему этого флегматичного серого шамана, однако однажды обломав зубы в Горном монастыре, он понимал, что без помощи столь сильного в магическом отношении человека, как Ву, ему не обойтись.

Я поводил бывшего чиновника Шиня по всему северо-западу страны, запутывая следы, однако никаких следов измены со стороны своего освободителя я не обнаружил, поэтому обратился за помощью к одному из мастеров Белого лао, как нельзя кстати оказавшемуся на нашем пути в Боян-Обо.

Мы повстречались с ним в городе Чиун на самой границе родного округа. Он сам узнал меня, вспомнил по сражению в монастыре, подошёл, вежливо поздоровался. Я кивнул ему, пригласив за наш столик, и тут совершенно неожиданно Шинь заговорил проверке.

— Я много слышал о Белом лао, — сказал он, — и один из этих слухов утверждал, что мастера этого искусства могут легко отличить правду от лжи. Это так?

— Да, это верно, — кивнул монах, которого звали Янг. — Сконцентрировавшись, я могу по виду говорящего понять — лжёт он или нет.

— Тогда вы не могли бы проверить меня, — предложил он. — Я произнесу одну короткую фразу, а вы скажете — сказал я правду или солгал.

Янг пожал плечами и, сложив руки каким-то особым образом, прикрыл глаза. Через несколько секунд он коротко кивнул, тогда Шинь произнёс:

— Я полностью верен предводителю повстанец Циню и буду предан ему покуда сочту это нужным. Я — не провокатор и не шпион каганов или дядюшки Ву.

Он замолчал и Янг открыл глаза.

— Он говорил правду, — сказал он. — Лживые слова окрасили бы его губы в чёрный цвет.

— Есть ли способ обмануть тебя? — спросил я.

— Меня — есть, — кивнул Янг, — лао — нет.

Дальше упираться было бессмысленно. Я провёл Шиня и Янга заодно в Боян-Обо кратчайшей дорогой.

…В родном округе я первым делом наткнулся на похоронную церемонию. Хоронили, как выяснилось, предводителя Циня, скончавшегося за несколько дней до моего возвращения в Боян-Обо. Самым неприятным было то, что его сына, Циня-ин (хотя теперь уже без суффикса "ин", просто Циня, нашего нового предводителя), не было тогда в округе, он уехал куда-то по поручению отца, не знавшего тогда, что прощается с сыном навсегда.

Даже не переодевшись с дороги мы присоединились к процессии, слушая перезвон траурных колокольцев и заунывный скорбные молитвы жрецов лао. Хлопали на лёгком ветру алые ленты — верные спутники смерти, мерно шагали люди — сюда, кажется пришли все, от полководца У с его воинами до простых крестьян, оставивших на время работу в поле. И лишь сына предводителя не было здесь, хотя кому же, как ни наследнику первому положено прощаться с почившим родителем. Когда тело Циня опустили в землю на родовом кладбище и все разошлись, мы с Шинем первым делом от правились к мастеру Чину. Увидев нас, он кивнул и пригласил обоих в его фан-цзы.

Мы с Шинем поведали мастеру нашу историю, тот кивал, слушал, не перебивая, даже вопросов не задавал, ни во время, ни после того, как мы закончили.

— История, — протянул Чин, нервно поигрывая полузаконченной стрелой, принялся прилаживать к ней оперение, — очень дурная история. Зря предводитель не рассказал обо всём мне и Чжоу, уж нас-то в предатели он зачислить никак не мог, равно как и в болтуны. Не подозревал, видно, что вот так за пару дней сгорит, как свечка.

— А может его?.. — предположил я.

— Нет, — покачал головой мастер Чин, — просто жизнь его и так не сахар была, а ещё и война эта, и дела, подготовка восстания. Вот сердце и не выдержало. Он к тому же и за сына очень волнуется.

— А куда он его отправил, кстати? — спросил я.

— Не важно, — отмахнулся мастер Чин, покосившись на Шиня, я в ответ покачал головой. — Твой новый знакомый, значит, решил присоединиться к нам. Я бы хотел подробней узнать о мотивах, подвигших его на это.

— О расформировании приказа императорского спокойствия вы уже знаете, — начал Шинь. — Я не мыслил своей жизни без дел, которыми занимался с самой юности. Как бы вы почувствовали себя, узнав, что теперь каганы занимаются вашим любимым делом? Да ещё и делают это столь глупым и непозволительным образом. Вы слышали что они творят? Слышали. Ну тогда, как "ночной воин" вы должны меня понять. Мы с вами играли в халинские шахматы, а они ломами и копьями вгоняют в землю людей, никого не щадя. И эти люди ещё смеют говорить, что мы не справились с поставленной задачей. Мы делали что могли, но как могут люди остановить лавину, которую спустили на страну сами же каганы своей заносчивостью и бесконечно повышающимися поборами.

— Это всё достойные речи, — кивнул мастер Чин, — но чем ты можешь подтвердить их.

— Мои слова может подтвердить мастер Белого лао Янг, — произнёс Шинь, — приехавший вместе с нами. Он проверял меня. Но с другой стороны, у меня есть ещё кое-что. — Он извлёк из-за пазухи небольшой свёрток и передал его мастеру Чину. — Это карта укреплений и расписание гарнизонов округа Синь-и. Можете сверить его с имеющимися у вас, думаю, мои буду несколько точнее, но в общем и целом они совпадают, что подтвердит их подлинность.

— Славный документ, — усмехнулся мастер, хотя мало что подтверждает в отношении тебя. Ты сам сказал, что у нас есть достаточно подробные карты, выходит, минцам не будет нанесён особый ущерб от их потери. Однако словам мастера Белого лао, даже не зная кто он я склонен верить. Вот только в отсутствии предводителя главным у нас становиться полководец У, для него моё или чьё-либо слово значит очень мало, даже слово Фаня, научившего его всему, что он знает.

— Знаю, — кивнул я. — Он не поверит ни мне, ни тем более Шиню, скорее всего, до приезда Циня, — я едва сдержался, чтобы не сказать ин, — придётся посидеть под замком, но ничего — после застенок минцев наши мне нипочём, родные как-никак.

— Не стоит смеяться, — покачал головой мастер Чин. — У ненавидит тебя и может запросто казнить до того, как вернётся Цинь.

— Ненавидит? — вполне искренне удивился я. — За что?