Меня весьма раздражало то, что мне пришлось спрятать моё копьё в тюк, вместе с остальным оружием тех, кто не изображал из себя воинов, без него я чувствовал себя неполноценным, хотя и отлично понимал, что раб, да к тому же ещё и тяньган, расхаживающий с копьём — нонсенс. Но легче мне от этого не становилось. Как, спрашивается, защищать Циня-ин, простите, повелителя Чэна, от возможных врагов, если копьё будет находиться в нескольких локтях от меня, да ещё и замотано в тюк. Я говорил об этом мастеру Чжоу, но тот лишь загадочно улыбнулся в своей обычной манере и сказал, что подлинный "ночной воитель" должен найти способ выполнить порученное задание, даже если сделать это не представляется возможным. Ему легко говорить, делать-то придётся мне, а рукопашный бой я изучал из рук вон плохо, предпочитая кулакам любимое копьё или "большой меч" да-дао. Ну да, волей-неволей, но совету мастера придётся последовать.
Мы выехали ближе к полудню, когда солнце начало основательно припекать и повелитель Чэн изволил спрятаться в головную повозку, я последовал за ним, как и должно верному рабу, тем более что тент повозки хоть немного, но спасал от жгучих лучей. Мерно и спокойно тянулись дни и ночи путешествия в округ Синь-и, к чиновнику Хаю, ничего не предвещало грядущих событий. Без приключений мы добрались до округа и даже добрались до Лояна, однако не успели мы въехать в город, как за нашими спинами захлопнулись его мощные ворота, а изо всех домов, со всех окрестных улиц и улочек выбежали солдаты, нацеливая на нас самострелы и копья. Я оттолкнул повелителя Чэна себе за спину и принялся нащупывать рукой тюк с оружием для солдат из Боян-Обо (тех самых, кого я звал местными, они изображали рабочих).
— Никому не двигаться! — крикнул высокий грузный каган в доспехах военноначальника, скорее всего, тот самый Хатан-богатур. — Стоять!!! — гаркнул он ещё громче. — Кто шевельнётся — получит стрелу!
Я, не смотря на его слова, продолжал нащупывать рукоять меча или топора, но тут в деревянную стенку повозки рядом с моей рукой вонзилась стрела.
— Это последнее предупреждение! — гаркнул Хатан-богатур. — Следующая стрела полетит в голову!
— Не замечал раньше в воинах Каганата милосердия к врагам. — Теперь уже говорил цинохаец в одежде чиновника не последнего ранга. Хай? — Особенно к тянганам.
— Что всё это значит? — спросил Цинь-ин, продолжая играть в купца Чэна, разгневанного таким поворотом дел. — Как это понимать?! Я — честный торговец и потерплю такого обхождения!
— Прекратите эту игру, Цинь-ин, — отрезал ледяным тоном "бедный чиновник" Хай, которого постоянно грабит Хатан-богатур, хотя если судить по тону и манерам главный здесь именно он, а не могучий каган. — Вас разоблачили ещё когда ваш батюшка писал письма моему глупому брату. Отпираться бессмысленно.
— Так вы не чиновник Хай? — удивлённо спросил Цинь-ин, выпадая из роли.
Я поморщился, а чиновник, имени которого я теперь не мог знать, рассмеялся, отбросив с лица длинные волосы.
— Конечно, нет, — сказал он. — Я чиновник из Эгачженя, из приказа императорского спокойствия, мой имя Шинь. Чиновник Хай за сношения с повстанцами был подвергнут пытке и казнён третьего дня. Я давно знал о его переписке Хая с новоявленным предводителем Цинем, вашем батюшкой, "купец Чэн", — он усмехнулся, покосившись в сторону Циня-ин, — и сначала хотел использовать его в игре против вас и вашего досточтимого отца, но после решил, что эта игра не будет стоить "костей". Проще отправить вас в ссылку на дальний юг, по приказу императора Мина VIII вы приговариваетесь к бессрочной ссылке в провинции Мааньсань — для работ на железных рудниках.
Тут полководец У схватился за меч, солдаты вскинули свои самострелы. Я отчётливо услышал щелчки, однако ни один болт не сорвался с лож, Хатан-богатур коротко взмахнул рукой, делая знак — не стрелять.
— Довольно, полководец У! — осадил горячего воина Цинь-ин. — Мы проиграли и надо признать это. Мы отправимся в эту ссылку, если это спасёт жизни моим людям, доверенным мне отцом.
Солнце палило всё нещаднее с каждым днём, хотя казалось, что жарче чем сегодня быть уже не может, однако на следующий день, когда мы поднимались на ноги, выпивая утреннюю норму воды, выдаваемую охранниками-каганами, все понимали, что солнце жжёт ещё сильнее. Сразу после того, как Цинь-ин велел винам полководца У сложить оружие, нас заковали в цепи, с солдат сняли доспехи и отправили в здоровенный барак без окон. Там мы просидели до утра следующего дня, кормили нас лишь один раз, после чего под охраной из полусотни каганов мы пешком отправились в ссылку.
Шаг за шагом приближались мы к конечной точке нашего вынужденного "путешествия" — провинции Мааньсань, известной своими железными рудниками, куда ссылали только "неблагонадёжных" преступников, осуждённых за преступления против власти. Вроде нас. Кандалы с нас сняли как только мы покинули Эгачжень и дальше мы шли без цепей, хотя и без этого многим первые дни стоили жизни. Многие из нас были сломлены крахом нашей миссии и впали в глубокую апатию, среди них был и Цинь-ин, чувствовавший ответственность за каждую смерть в нашем стане. В то же время горячий полководец У, наоборот, пребывал в странно приподнятом настроении, он постоянно изыскивал способы бежать, желательно, перебив всех каганов. Лишь прямой приказ Циня-ин остановил красавца полководца, не привыкшего и не любившего проигрывать. Я же постоянно следовал за Цинем-ин, стараясь оберегать его в меру своих весьма невеликих сил, хотя апатия начала одолевать и меня.
Из её плена меня вывело появление разведчика каганов на взмыленной лошади. Он буквально подлетел к предводителю отряда и прокричал на гортанном наречии степей их родины:
— Демоны с севера! Демоны севера! Они видели меня! Идут сюда!
Да уж, не знаю радоваться мне или плакать. Сюда мчится банда моих жестоких сородичей, мстящих всем и вся за подавление восстания в Баотоу. Они обычно не щадят никого и шансов присоединиться к каганам, которых они, скорее всего, перебьют у нас очень много.
— Ложитесь на землю, — бросил я, — накрывайте голову руками.
У моих сородичей была славная привычка начинать бой несколькими залпами из своих луков, которыми славилась провинция Тяньган. Тяньганы умели пустить три стрелы за пару секунд, не слезая с седла, а луки их пробивали насквозь человека в броне с расстояния в три с лишним ярда.
Вышло так, как я предполагал с самого начала. Толстые стрелы с чёрным оперением перебили почти половину каганов ещё до того, как из-за небольшого хребта показались тяньганы, атаковавшие, как всегда, без единого звука, чем наводили ужас на врагов. Однако конвойные каганы оказались не робкого десятка, они развернули коней и на полном скаку ринулись навстречу, размахивая саблями и играя копьями. Они сшиблись, зазвенела сталь, во все стороны полетели искры, хлынула кровь. Мои сородичи не оставили от каганов ничего, расшвыряв их и заставив сражаться в одиночку против двоих троих противников. Покончив с каганами тяньганы, не опуская оружия подъехали к нам.
— Кто вы такие? — спросил у нас их предводитель, оценивая нас со стороны.
Мы могли рассчитывать лишь на то, что они сочтут нас недостойными внимания и отпустят с миром. И, принимая во внимание наш внешний вид и измождённость после долгого перехода по каменистой равнине, этот вариант был вполне реальным.
— Мы солдаты истинного императора Цинь-о-хая Циня, — гордо ответил Цинь-ин, — и сейчас отправлялись в ссылку на юг, в провинцию Мааньсань. Однако вы освободили нас и мы продолжим войну с каганскими узурпаторами и предателем Мином. Приношу вам за это благодарность.
— Только благодарности вашей нам и не хватало! — рассмеялся тяньган. — Ну да с вас взять-то нечего, даже убивать жаль. Однако знай, мы ничего и никогда не делаем зря, так что не удивляйся, если к тебе или твоему отцу, Цинь-ин, придут люди моего народа и потребуют услуги взамен. А теперь прощайте, повстанцы, мы оставляем вам оружие и доспехи каганов, равно как и их еду и воду, но лошадей мы заберём с собой.
