Но сейчас Ярослав был безмолвен. Он спокойно выслушал сбивчивый рассказ Маши, задав только два уточняющих вопроса: не чувствовали ли женщины присутствие твари до того, как та вылезла, и не пыталась ли та специально их атаковать? Юра несколько удивился подобным расспросам, но следующие слова друга все поставили на свои места:
- Значит, обнаружить их невозможно. Я имею в виду, заранее. Только по каким-то косвенным признакам. Твари не издают звуков, могут долго прятаться и выжидать. Это плохо. Но, похоже, убийство не является их самоцелью. Я имею в виду, им не нужны люди в качестве пищи, и твари не нападают первыми. Это хорошо.
- А Посадский? – собственный голос показался Юре каким-то жалким.
- Возможно, он тоже испугался. Пытался прогнать тварь, вот она и кинулась.
- То есть ты предлагаешь просто не трогать чудовищ и жить-поживать да добра наживать? Разойдемся с миром, так? – начал кипятиться Буров.
- Для начала, - совершенно спокойно ответил Ярослав. – Знаешь, какую главную ошибку совершают многие мертвецы? Они начинают сами искать свою смерть. Не смотри на меня так. Я знаю, что ты скажешь. «Они же убили нашего товарища. Эти безжалостные монстры не должны существовать», - так ведь? Давай, вытаскивай меч из камня, но учти, я не буду в числе тех, кто сядет с тобой за круглый стол. Я – обычный экономист, Юр. Сижу в офисе и пытаюсь придумать, откуда еще получить пару сотен тысяч дохода давно не приносящей никаких доходов гостинице. Из меня не выйдет рыцаря в сияющих доспехах. Посадский был и моим другом. И я был там, видел его труп. Но соваться в это дерьмо не собираюсь.
- Значит, ты отказываешься мне помочь? Струсил?
- Ярослав прав, - неожиданно произнесла Маша. – Эти тени, эти твари… Лучшее, что мы можем сделать для Пети – это держаться от них подальше. Кто знает, сколько их? Кто знает, какая именно тварь убила Посадского? Может, они давно ходят по земле. Сколько подозрительных смертей, сколько таких же странных трупов. Знание об их существовании не делает нас особенными.
- Хорошо. – Только одно слово, и во дворе повисла тишина.
Каждый из трех молодых людей думал о своем. Маша все еще переживала те страшные мгновения. Тень, вылезающая из-под шкафа, улыбающаяся Грета... Ярослав пытался проанализировать свое состояние: слова Буровой о том, что ее коллегу не отпускало ощущение слежки и воспоминание о разговоре с Петей не давали мужчине покоя. А вот мысли Юры почему-то снова вернулись на пять лет назад, пока глаза следили за руками жены. Пачка сигарет открывается и закрывается, словно пресловутая граната с пока еще не выдернутой чекой.
- Как хотите, - вернул его к действительности голос дяди Вити. – А то у меня наливочка есть, чудо просто.
- Лучше чаю, - протянул Ярик. – Давай я сам поставлю. А ты ложись, не беспокойся о нас.
- Да как же так, сынок? Вы приезжаете без предупреждения. На Марии лица нет, все трое – как с кладбища. Уселись тут и о чем-то шепчитесь. Как же мне не волноваться?
– Пап, не стоит. Поверь, если мне понадобиться твоя помощь, я обязательно дам знать. Иди спать, уже первый час.
- Мне завтра не на работу, - попытался возразить Виктор Кондратьевич.
Но Ярослав подхватил отца под локоть и потащил обратно в дом, продолжая уговаривать упрямого старика. Вернулся он спустя минут двадцать с чайником в одной руке и тремя пустыми кружками – в другой. Ночь была ясной, лунной, а дорожка от крыльца до стола – прямой и хорошо утоптанной. Иначе бы точно шлепнулся где-нибудь. Вынул из кармана ветровки пачку чая и коробок с сахаром-рафинадом. Быстро побросал пакетики с заваркой по кружкам и влил воды, ориентируясь на слух.
Только сейчас Ярослав понял, насколько не приспособлен к темноте. Он едва различал лица своих друзей. То, что не видели глаза, дорисовывали память и воображение.
- Да кури уже, - не выдержал вдруг Юра. Шершнев вздрогнул, едва не плеснув кипятком себе на пальцы. Боже, он стал таким нервным!
- Нет, - ответила Маша.
- Тогда оставь эту чертову пачку в покое.
- Отвали, Юр! – Женщина уронила голову на руки и мелко-мелко затряслась. Послышались всхлипывания. – Что же за х*ня такая? Мы же ничего не сделали!
- Успокойся, Маш.
Ярослав коснулся плеча женщины. Та замерла, как застигнутая за воровством сыра мышь. А потом подняла голову и совсем другим тоном произнесла:
- К черту! Яр, у тебя есть зажигалка?
- Нет, но, кажется, на кухне есть спички. Сейчас принесу.
Еще один поход в дом. Пять ступенек вверх, входная дверь, небольшой коридор и вот она – кухня. Спички нашлись там, где и должны были. Это обстоятельство почему-то придало Ярославу уверенности. Словно кто-то прошептал ему прямо в ухо: все будет хорошо. Нервы Шершнева были на пределе и каждое событие, каждое слово принималось им как знак. Разум цеплялся за любую нелепость, лишь бы не возвращаться к основному вопросу: «А что дальше? А, что если за ним уже идут твари?»
Чека была выдернута. В темноте сверкнул огонек спички, на несколько секунд освещая лицо Маши. А потом она затянулась сигаретой с едва слышным: «Ох!», - от чего Буров невольно поморщился. Захотелось вырвать у нее всю пачку, бросить на землю и сплясать на ней твист, пока сигареты не превратятся в табачное крошево. Это он ее муж, ее опора. Ее долбанная каменная стена, а она цепляется за какую-то дрянь, чтобы успокоиться. Да еще это «ох», как напоминание о первых их ночах, это «ох» на грани приличия.
«Да, муженек. Ты давно уже – никто. Даже сигаретный дым и тот делает меня счастливее. И зачем я только отказалась от курения? Это ведь ты просил меня. Хотел быть единственным удовольствием в моей жизни? Глупый, никчемный муж», - так и сквозило в каждом жесте Маши.
Или, это лишь казалось Юре?
Горячий чай немного привел его голову в порядок. Хватит. Если твари не убьют их, как Посадского, то доведут до безумия. Человеческая психика – как балансирующий на катушках циркач. Стоит только чуть тронуть ее, и можно распрощаться со спокойствием навсегда.
- Дай мне, - Юра протянул руку.
- Ты же не куришь, - удивилась Маша.
- Дай сюда, пожалуйста. Иначе я свихнусь окончательно.
Свет вспыхнул так неожиданно, что друзья не удержались от гневных вскриков.
- Я все-таки подумал… - начал Виктор Кондратьевич. Он снова стоял на веранде, видимо, так и не послушался сына.
- Пап, - стараясь сдержать раздражение, поднялся из-за стола Ярослав. И вдруг глаза его округлились.
По лужайке у дома двигалась тень. Точней, ползла, с каждым метром все больше изменяя свои очертания. И еще одна. И еще.
Супруги тоже заметили движение. Маша ахнула, сигарета выпала из ее пальцев и погасла в траве. Юра вскочил на ноги, выступая вперед, пытаясь загородить собой женщину, которую всего несколько минут назад хотел ударить. А вот Ярослав так и замер с недонесенным до рта чаем.
- Свет! – наконец, выходя из оцепенения, крикнула Маша. – Да выключите же чертов свет!
- Нет, не смейте! – остановил дядю Витю Буров.
- Так мне выключать свет или нет? – совсем растерялся агроном.
- Нет. Лучше уходите отсюда, живо!
- Да что…?
- Живо!!! – Губы Виктора Кондратьевича дрогнули от обиды, но старик все же нырнул обратно в дом.
А твари продолжали наступать. Взгляд Маши метался от них к мужчинам. Юра гадко усмехнулся, хватая чайник со стола. Нет ничего лучше проверенного способа защиты. Казалось, он единственный из троих остался собран.
- Яр, тащи сюда лопату! – приказал он.
- Что?
- Твою мать, Шершень, ты что, в штаны от страха наложил? Да соберись, наконец!
Слова друга произвели просто чудодейственный эффект. То ли привычная издевка, то ли обидное словосочетание подействовали подобно хорошенькому пинку под зад. Во всяком случае, ноги сами понесли Ярослава к небольшому сарайчику с инструментами. Кажется, в голове не осталось ни одной мысли. Как запрограммированный робот, мужчина схватил первые попавшиеся вилы и тяпку и бросился обратно. Ему казалось, прошло минут пять. На деле минуло не больше пятнадцати секунд.
