Странно это было – смеяться после произошедшего. Впрочем, я вдруг подумала: «Кто я такая, чтобы менять законы этого мира? Это не удалось даже Альгидрасу, хотя он здесь и не совсем чужой. Так что просто стоит принимать все как есть».

– Я надумала, – посерьезнев, ответила я. – Мне всегда казалось, что князь… он… по-особому смотрит на… Добронегу.

Я не была уверена, что стоило это говорить. Но Миролюб относился ко мне не так, как другие, и я подумала, что ему все же можно доверять.

Миролюб скорчил непонятную гримасу.

– Вот и я надумал то же.

– Правда?

Он отрывисто кивнул.

– Я думала, мужчина придумает другую причину.

– Другие я тоже надумывал, но все не выходило.

Некоторое время мы шли в молчании.

– А что об этом думает твоя мать?

Миролюб передернул плечами.

– Вот уж не знаю. Никогда не спрашивал. Верно, о чем-то догадывается. Но отец никогда Добронегу ни словом, ни делом не обидел, потому это пустое все.

– Где уж пустое?! Чуть война не началась, – вздохнула я и, подумав, добавила: – Не может все быть только из-за этого. Еще что-то должно быть.

Миролюб посмотрел на меня долгим взглядом, и мне стало неуютно. Не перегнула ли я палку? Все же речь о его отце.

– Ну, как надумаешь что еще, скажи.

– А ты скажешь, как надумаешь?

Он улыбнулся:

– Тебе первой.

Вряд ли он говорил правду, но мне было лестно. У перекрестка мы остановились. Людей на улице уже почти не было, а те, что были, спешили по своим делам, впрочем, на княжича оглядывались – слишком много шума он наделал сегодня своим появлением. Он, казалось, вовсе не замечал всеобщего внимания, точно привык к нему с самого детства. А ведь, вероятно, вправду привык. Он же наследник князя. Да еще увечье это. Я вдруг почувствовала острую жалость к маленькому Миролюбу, которому приходилось не только оправляться от пережитого и учиться жить со своим увечьем, но еще и терпеть косые взгляды везде, куда бы он ни пошел. Это какой же силой духа надо было обладать, чтобы вырасти не в запуганного неврастеника, а в самодостаточного и уверенного в себе человека?

Миролюб кивнул на очередное приветствие и огляделся по сторонам.

Я тоже повертела головой, раздумывая, почему он так себя ведет. Сперва мне пришло в голову, что он осматривает окрестности на предмет свидетелей, потому что хочет меня, например, обнять. Но потом я поняла, что после разговора с Радимом он не просто не делал никаких попыток флиртовать, он вообще даже виду не подавал, что между нами когда-либо что-либо было.

– Сюда, кажется, – неуверенно произнес Миролюб и вопросительно посмотрел на меня.

– Куда «сюда»? Что мы ищем?

Миролюб повернулся ко мне и смиренно произнес:

– Повиниться хочу. Не просто так тебя погулять отпросил. Помощь мне нужна.

Я не представляла себе, что могло понадобиться Миролюбу, но готова была помочь ему всем, чем смогу. Как он сегодня помог Альгидрасу, рискуя своей жизнью.

– Что случилось? – прошептала я.

– Ищу дом, где хванец живет. Прямо спросить не мог, а окольными путями только улицу вызнал.

– Э-э-э… – пробормотала я, лихорадочно пытаясь сориентироваться. За разговором я не следила за дорогой. – Сюда! – наконец решила я, хотя, признаться, не была уверена. Вот Миролюб удивится, что я в знакомом с детства городе не ориентируюсь. – А на что он тебе?

– Поговорить, да и посмотреть, как он.

– Следующий дом, – с облегчением воскликнула я, увидев в желтоватом свете фонаря резьбу на воротах. Любопытно, что на самом деле привело Миролюба сюда? И удастся ли мне это выяснить?

Мы подошли к воротам. Миролюб остановился и оглядел деревянные створки, явно изучая рисунок в свете горящего у дома фонаря. По окончании осмотра Миролюб хмыкнул, словно что-то для себя решил. Мне было интересно, к каким выводам он пришел, но спросить я не успела – княжич уверенно постучал в ворота. А я-то думала, он сперва меня домой отведет.

Миролюб повернулся ко мне и серьезно спросил:

– Ты хочешь с ним увидеться?

– С кем? – у меня даже пересохло в горле от волнения. Уж на что на что, но на это я даже рассчитывать не могла.

– Да с хванцем, – досадливо откликнулся Миролюб, словно сетуя на мою недогадливость.

– А можно? Радим же запретил, – я внезапно оробела, растеряв всякий задор.

– Радим тебя ругать не будет. Если что, скажешь, что моя воля была. Да мы и ненадолго. Я подумал, что ты за него тревожишься, – вполголоса добавил он, в то время как за калиткой послышался звук отодвигаемого засова.

Ворота распахнулись, и перед нами предстала встревоженная Велена. Она куталась в теплую шаль и не спешила радоваться незваным гостям.

– Что надобно? – неприязненно спросила она, окинув княжича цепким взглядом. На меня она даже не посмотрела, словно Миролюб был один.

– Здравствуй, добрая женщина, – Миролюб учтиво поклонился, и я вдруг подумала, что он понятия не имеет, как зовут Велену. – Олега проведать хотели.

– Не в том он виде сейчас, чтобы гостей зазывать.

– Я знаю, Велена, – примирительно отозвался Миролюб, удивив меня осведомленностью. – Поговорить мне с ним надобно.

Велена несколько секунд размышляла, не торопясь впускать нас во двор. Потом все же решила, что держать княжича у ворот не самое верное решение, и медленно отступила в сторону.

Миролюб бросил на меня быстрый взгляд, точно спрашивая согласия, я кивнула, и мы проскользнули во двор, будто крадущиеся в ночи преступники. Я подумала, видел ли нас кто-то из свирцев, донесут ли Радиму? Но сейчас все это было неважно, потому что где-то там, за бревенчатыми стенами дома, который был вдвое меньше Радимова, находился израненный Альгидрас. И моя мечта хоть что-то узнать о нем, кажется, вот-вот должна была стать явью.

– Ты пойдешь со мной или обождешь здесь? – взгляд Миролюба был испытывающим, и в другой раз мне стало бы неуютно, но сейчас я просто подумала, что он снова дает мне выбор, и уверенно кивнула.

– Не утомляй его, княжич, – недовольно бросила Велена и отошла к собачьей будке, рядом с которой, низко пригнув голову, скалилась крупная собака. В моей памяти всплыла ее кличка: Ветка. Псина была вправду такой огромной, как мне показалось той злосчастной ночью. Велена что-то тихо сказала собаке, и та перестала скалиться. Только шерсть на загривке так и не опустилась.

Миролюб пообещал управиться быстро и ничем не побеспокоить хванца и потянул меня в дом. Я поднялась по ступеням, которые видела совсем недавно во сне. В сенях я уверенно повела Миролюба в комнату, где во сне Всемила разговаривала с Альгидрасом. В печи теплился огонь, несмотря на то, что на улице сегодня стояла жара. Миролюб поклонился печи и что-то негромко произнес.

На влажном полу стояла большая миска с окровавленными тряпками, и это поубавило мой пыл. Я остановилась у миски и поняла, что не могу сдвинуться с места. В мозгу стучало «он ранен!». Не знаю, почему я замерла, ведь сама же видела, во что превратил его спину кнут Борислава.

– Неужто она сама его лечит? – хмуро прошептал Миролюб, оглядывая комнату, где царил беспорядок: на столе валялись чистые тряпки, стояли глиняные миски, кувшины. То тут, то там была разлита вода. – Сильно же Радим осерчал.

Мы синхронно обернулись к двери, которая, очевидно, вела в покои. Миролюб осторожно ее толкнул, и мы оказались в маленькой комнате, где стояли сундук, лавка и узкая кровать. Альгидраса не было. Увидев вязание на подоконнике, я озвучила мысль: