– Я для себя недавно решила: мужа больше нет… И не будет. Если бы он был жив, обязательно дал о себе знать. Пять лет – огромный срок. Я не могу больше оставаться одна, мне плохо. Я вовсе не старая, а живу, словно монахиня в задрипанном монастыре…

Внезапно Марина решительно вскочила с кресла, смело шагнула навстречу порядком оторопевшему Максиму и, обвив его шею руками, принялась порывисто целовать. При этом она яростно шептала насчет давно тлеющих чувств, взаимного притяжения и страха грозящего одиночества. Банный халат на ней распахнулся, и своим обнаженным телом женщина бесстыдно прижалась к Максиму.

Такого поворота событий Макс не ожидал. Где-то в глубине души ему нравилась невестка, и вся его мужская суть неоднократно при случае напоминала ему об этом. Но Витька… Пока нет никаких известий от брата и в первую очередь о том, жив ли он, такой во всех отношениях щедрый бонус в виде его шикарной и истосковавшейся жены выглядел безоговорочно неуместным.

– Дурачок, мы никому ничего не скажем, – продолжал настаивать соблазнительно-провокационный и такой близкий голос, – его больше нет, а если вдруг появится, то пусть это останется нашей маленькой тайной. Милый, я хочу тебя… И знаю, что ты тоже этого хочешь… Я много раз замечала, как ты на меня смотришь… Тогда было нельзя… А теперь уже можно… Мы ведь этим никому не сделаем плохо…

Почти добившийся цели шепот женщины и без трех секунд ответное «да» соблазненного мужчины прервал резкий телефонный звонок. Оба не смогли сдержать вздоха: Максим – облегченного, а Марина – откровенно разочарованного.

В телефонной трубке мужской голос вежливо, но настойчиво спросил Виктора.

– Его нет, – немного раздраженно ответил Макс.

– Тогда я хотел бы встретиться с вами. Ведь вы его брат, не так ли? Скажите, Виктор Сергеевич никакого свертка своим друзьям не оставлял? Это очень важно…

– Виктор Сергеевич вам ничего не оставлял. И, пожалуйста, не звоните сюда больше, – Максим резко нажал на телефонной трубке кнопку «out».

Все время, пока он разговаривал, Марина продолжала стоять, тесно к нему прижавшись, и вся дрожала. Но это была уже дрожь не страсти, а обычного человеческого страха. В ночной тишине она слышала весь разговор, и он ее, похоже, сильно испугал.

– Максик, я не могу объяснить, но чувствую, все это из-за того свертка. Вот и парень по телефону спрашивал, не оставил ли для него чего Витя…

Максима словно прошило током. Как он мог забыть! Перед отъездом Виктор оставил ему на хранение какой-то небольшой пакет, перетянутый синей изолентой, пояснив, что это очень важная штуковина. Тогда Максим не придал особого значения его словам. Решил: если просит, значит, ему это очень важно. Для брата он готов был сделать что угодно, и пустяковую, как казалось, просьбу выполнил. Так и оказался пакет под третьей половицей от восточной стены большой комнаты на их даче под Минском на хуторе Дружичи.

– Кстати, Маришка, а откуда ты знаешь про тот пакет? – автоматически спросил Макс.

Показалось, женщина нисколько не смутилась и, не меняя выражения лица, спокойно ответила:

– Витя сначала его мне хотел на хранение отдать, а в последний момент передумал. Сказал, не бабское это дело – государственные секреты оберегать, брат сохранит.

В голове Макса сразу же созрел план: рано утром нужно отправляться в Дружичи. Если пакет так нужен совершенно незнакомым людям, значит, что-то в этом мире важное происходит, напрямую касающееся его брата.

– Мариша, мне необходимо срочно съездить за тем свертком. Давай я отправлю тебя домой.

Заметив, как недовольно и обиженно опустились уголки ее губ, объяснил:

– Мариша, так надо. Одному мне будет сподручнее. А как приеду, сразу же загляну к тебе и мы вместе определим, что там Витька припрятал. Договорились?

Всем своим видом демонстрируя отчаянное несогласие, женщина все-таки подчинилась. Пока Марина с недовольным видом собиралась, Макс вызвал по телефону такси. Через несколько минут раздался звонок: диспетчер сообщила номер, марку и цвет машины. Когда же провожал родственницу и расплачивался с водителем за ее доставку «до подъезда», Максиму показалось, что на этом авто он сегодня уже катался. Впрочем, это не столь важно, решил он, главное, чтобы Марину доставили домой в целости и сохранности. Все-таки она родственница, да еще с претензией на нечто большее.

Поднявшись в квартиру, он решил поспать три часа. На будильнике три ночи, значит, в шесть утра – подъем…

Когда мне плохо – она всегда рядом. Но когда она рядом – мне всегда плохо… Кто являлся автором этих слов, Сергунчик Козалёв хоть убей не знал, но мог запросто подписаться под каждым из них и понравившейся фразой в целом. В его жизни женщины играли огромную роль, потому как он слыл Бабником с большой буквы. Но терпеть каждую из представительниц, так называемого, слабого пола более суток он не мог на уровне физиологии. Козалёву требовались все новые знакомства, бурные сражения и, конечно, безоговорочные победы.

Не сказать, что Сергунчик был внешне неотразим и занимал место в рейтинге мужской красоты где-то между Аленом Делоном, Томом Крузом и Александром Белявским. Скорее наоборот: крючковатый нос, маленькие бегающие глазки, тонкие губы вокруг неожиданно большого рта не делали его привлекательным в мужской массовке жизни. Но у Сергунчика был дар: он умел нравиться дамам и говорить им именно то, что они хотели услышать в данный момент. Со временем это ловеласское искусство лишь развивалось и совершенствовалось.

По самым скромным подсчетам, Сергунчик переспал с неимоверным количеством представительниц противоположного пола, знакомясь и совращая их везде, где только было возможно. Когда возможности не было никакой, он все равно шел напролом к вожделенной цели, и в большинстве случаев не без успеха. По этой причине на боевом счету московского Казановы числились победы невероятные, яркие, дерзкие и безоговорочные. Список "трофеев" поражал разнообразием: от классной руководительницы младшего сына и бортпроводницы рейса «Москва – Симферополь» до жены иностранного посла одного маленького европейского государства и директора крупного предприятия легкой промышленности. Наивысшим достижением виртуозного дамского перехватчика стала заместитель председателя комитета Государственной Думы, которая числилась в записной книжке Сергунчика под кодовым наименованием «Нинок из Госдумы».

По молодости он еще как-то пытался вести подсчет своим амурным победам, но годам к 25 плюнул на это дело и установил себе норматив: минимум одна новая женщина в неделю, и никаких гвоздей. Намеченный план в целом выполнялся, а иногда даже по-стахановски перекрывался с лихвой. Оттого получалось, что, достигнув вполне зрелого возраста, любвеобильный Сергунчик лихо оприходовал, по самым скромным подсчетам, женское население небольшого райцентра.

Впрочем, это было не единственным талантом Козалёва. Он умел договариваться с людьми по любым вопросам. Поступив по юношеской глупости в военное училище, Сергунчик скоро понял, что сел не в свои сани: подчиняться и жить по уставу для деятельного Козалёва оказалось архитрудно и мучительно. Но открыто заявлять о своих намерениях в эпоху генсека Брежнева было опрометчиво. Обязательно нашелся бы доброхот поучить уму-разуму: «На ваше образование страна потратила большие деньги, а вы…». Хитрый Сергунчик ждал нужного момента и дождался его в 1991-м году. Когда все полетело в тартарары – государство, вооруженные силы, прежние авторитеты, ориентиры и ценности, – Козалев на всякий случай сослался на болезнь и залег в госпиталь. Там он познакомился и близко сошелся с врачом, который за деньги поставил Сергунчику нужный диагноз и снабдил липовыми рентгеновскими снимками, результатами анализов и компьютерной томографии хронически больного и недавно скончавшегося человека. Поскольку с подобным медицинским вердиктом пациент был обречен и ему следовало думать уже о душе, военно-медицинская комиссия безоговорочно списала Сергунчика из рядов защитников Родины, назначив несчастному пенсию по инвалидности. Жизнерадостный и пышущий здоровьем «инвалид» принялся с утроенным усердием реализовывать себя в зарождающемся отечественном бизнесе. Тут его умение договариваться стало определяющим, вследствие чего к нему все чаще стали обращаться с просьбами различные люди. Одним необходимо было прийти к консенсусу с партнерами, другим – поладить с несговорчивыми властями, третьим – определиться с бандитской крышей. Постепенно клиентура Сергунчика росла и в статусе, и в численности, и он сумел даже открыть собственное дело. По этой причине, когда в полдень к нему в кабинет в арендуемом офисе на окраине Москвы бесцеремонно ввалились двое мужчин, он не удивился, лишь про себя отметил, мол, несмотря на ежедневную сексуальную безотказность своего личного секретаря, грудастой и жопастой Ксюхи, её пора менять. Как она только посмела без доклада пустить к нему двух посетителей? Но, несмотря на моментально созревшее решение, на его лице праведного гнева не обозначилось. Школа есть школа.