Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Что это? — спросил Володя.

— О чем вы? — не понял Николай Иванович.

— Вот этот крик.

Он увидел, как потупилась Таня, как широко открыла глаза Машенька, как с ложки, которую держала Анна Тимофеевна, варенье закапало на скатерть.

— А, это осел, — спокойно сказал Николай Иванович. — Химар по-арабски.

Машенька фыркнула.

— Маша, — предостерегающе сказала Анна Тимофеевна. — Ты уже поужинала? Можешь встать из-за стола.

Маша еще раз посмотрела с удивлением и насмешкой на огромного, толстого и, несмотря на это, похожего на школьника человека в круглых очках на большом круглом лице, который не знал, как кричит ишак, и ел так много бутербродов, сказала «спасибо» и отправилась на веранду.

Поздно вечером, осторожно устраиваясь на легкой койке, сразу подавшейся под его стокилограммовым телом, Володя перебирал в памяти впечатления этого первого дня в чужом доме.

«В общем все устроилось не так уж плохо», — думал он, разглядывая висевшие на стене огромные рога горного барана — архара. Вот если бы только Николай Иванович не предоставил ему свой кабинет — угловую комнату, отличавшуюся обилием полок, заполненных книгами, непонятными приборами из стекла и металла, ящиками со стеклянными крышками, за которыми виднелись наколотые на булавки бабочки и жуки, столов, уставленных такими же, как на полках, приборами, и почти полным отсутствием мебели, на которой можно было бы сидеть, — только два простых жестких стула. Для Володи поставили раскладную койку из алюминиевых трубок и очистили один из этих столов — на нем остался только микроскоп с двумя окулярами. Очень неловко все-таки, что он лишил старого профессора его кабинета. Но с другой стороны, хорошо, что Николай Иванович, который так ему понравился своим интересом к восточной литературе и знанием персидского, всегда будет рядом, что можно будет с ним посоветоваться.

Володя сам себе не хотел сознаться, что особенно радовала его и возбуждала неясные надежды мысль о том, что он будет жить в одном доме с Ольгой и каждый день на протяжении почти трех месяцев будет ее видеть, а может быть, и разговаривать. И вообще ему, постоянно отчужденно и настороженно жившему в собственной семье — за девять лет, минувших со дня смерти матери, у Володи появилось четыре, каждый раз все более молодых, мачехи; последняя из них — Алиса Петровна была всего на год старше Володи, — очень понравилось в этом доме. В доме профессора Ноздрина, где все так дружелюбно и мягко относились друг к другу, где во всем чувствовалось то, что называлось в книгах «семейным счастьем». Понравилась Анна Тимофеевна с ее обаятельным, сохранившим красоту лицом и стройной фигурой, молчаливая, по-пушкински сдержанная Татьяна, насмешница Машенька. И Ольга. Синеглазая Ольга, такая красивая и грациозная, что, по выражению одного восточного поэта, ее трудно было себе представить, как других женщин, спящей в постели: казалось, что она спит на ветке.

Днем, когда Володя работал — разбирал свои заметки, за дверью раздался негромкий скрип, затем дверь открылась, и в комнату въехала Машенька на трехколесном велосипеде.

— Дедушка позволял мне приезжать в его комнату, — сказала она, не глядя на Володю. — Посмотреть на жуков.

— Пожалуйста, и я позволяю, — ответил Володя.

— А вы не скажете, как дедушка, что я мешаю?

— Нет, не скажу.

Маша задумчиво покачивала педали, и велосипед медленно, нерешительно передвигался то назад, то вперед. Затем она оставила свой велосипед и уселась на стуле, который стоял перед столом.

— А вы песню знаете? — спросила она у Володи.

— Какую?

— Военную. «По долинам и по взгорьям».

— Знаю.

— И я знаю.

Володя не очень уверенно чувствовал себя с незнакомыми взрослыми и уж совершенно не знал, как себя вести с незнакомым ребенком.

— А где твоя мама? — спросил он.

— Мама в театре. На репетиции.

Володе хотелось спросить: «А где папа?» — его не познакомили с мужем Татьяны, но он сдержался и вместо этого спросил:

— Ты в школу ходишь?

— Нет. Я еще маленькая. Я еще не умею читать. А вы сказки знаете?

— Знаю, — неуверенно ответил Володя.

— Это хорошо, — одобрила его Машенька. — А вы много сказок знаете?

— Нет, не очень много.

— Расскажите, — предложила Машенька, подумала и добавила: — Пожалуйста.

Володя попытался припомнить сказку об Иванушке-дурачке, но вспомнил только эпизод, когда Иванушка говорил на свадьбе «канун да ладан», и нерешительно предложил:

— Лучше я тебе почитаю.

— Почитайте, — не слишком охотно согласилась Машенька.

Он еще прежде заметил среди книг бейрутское издание «Тысячи и одной ночи». Он выискал в оглавлении сказки о Синдбаде-мореходе и стал переводить их Машеньке, на ходу адаптируя эти полузабытые и удивительные истории.

— Тебе интересно? — спросил он у Машеньки.

— Интересно, — успокоила его девочка. — Только не нужно все время спрашивать у меня — «понятно?».

— Хорошо, — покраснел Володя.

В двери постучали.

— Войдите, — сказал Володя, а Машенька как-то напряглась и слезла со стула.

Вошел Николай Иванович.

— Машенька, — сказал он укоризненно. — Ты уже успела приняться за Владимира Владимировича?

— Нет, нет, — возразил Володя. — Она мне ничуть не помешала.

Николай Иванович взял со стола книгу.

— Синдбад-мореход, — улыбнулся он. — Что ж, вы сегодня сами встали на путь, чреватый многими опасностями… Ну хорошо, Машенька… Ступай к бабушке. Она ждет тебя — гулять.

И когда Маша вышла, забыв свой велосипед, он сказал задумчиво:

— А ведь знаете — странно… Маша — дикарка и трудно привыкает к новым людям. А к вам она сразу почувствовала такое удивительное доверие.

Володя смутился, пробормотал: «Очень польщен», и они углубились в вопрос о маршруте, по которому двигался Марко Поло.

— Я не специалист в этой области, — сказал Володя, — но помнится мне, что об ovis Poli, открытом Марко Поло в 1256 году, сам он писал примерно так: «В этих местах водится дикий баран больших размеров, и рога его имеют более чем шесть пядей в длину».

— Не следует считать это преувеличением, — ответил Николай Иванович. — Я сам видел рога почти в полтора метра, да и в этих, — он показал на стенку, — сантиметров восемьдесят, то есть четыре пяди.

Глава пятая,

в которой хирург решает жениться в компенсацию за причиненный ущерб

Но почему же так оно выходит,

И так печально жизнь ее идет,

Что ничего на свете не выходит?..

И женщина по улице идет.

Ю. Панкратов

Из всей системы Станиславского она часто прибегала только к этому упражнению — расслаблению мышц. Не было лучшего способа поскорее заснуть.

Нужно было лечь в кровати плашмя, на спину, расслабить мышцы и выпустить «контролера», которого Таня представляла себе в виде блестящего шарика, путешествующего по телу. Вот «контролер» остановился в ступнях ног. Здесь «зажим», как выражался Станиславский. Напряжена мышца. Расслабить! «Контролер» полез дальше, к ногам, к животу, расслабил его, скользнул по груди, по шее, по лицу, затем покатился в руки… И назад. У него много дел. То одна, то другая мышца напряжется. Вот так — пока расслабишь да проверишь, незаметно уснешь.

Она лежала с закрытыми глазами и бесцельно гоняла «контролера». Ощущение невесомости, которое в таких случаях предшествовало сну, не наступало.

Говорят, что бедуины — проводники караванов, — думала Таня, ложатся на песок, расслабив все мышцы. И десяти минут такого отдыха достаточно для того, чтобы затем сутками не покидать седла. Но, очевидно, усталость вызывается не тем, что напряжено тело. Дело не в этом. Или не только в этом. Ученые установили, как устают мышцы. Там скопляется какое-то вещество. А как устают нервы? Что в них скопляется? Но ведь больше всего и скорее всего, наверно, устают именно они. Сама по себе усталость, наверное, нервное ощущение.

6
{"b":"60441","o":1}