Вы, которые готовитесь быть пастырями и учителями словесного стада Христова! Познайте из этого, сколь важное дело – принять рукоположение. Не забывайте, что на Страшном Суде Христовом взыщется от вас каждая душа, вам порученная. Пасите их так, чтобы тогда дерзновенно могли сказать: «Господи! Се аз и дети, яже ми дал еси».

Когда святой Симеон, епископ Персидский ³⁴, пренебрегая ласками и угрозами мучителя, показал готовность на все ужасы смерти, окованный и терзаемый оруженосцами, был выведен из царской палаты, евнух Усфаган, первый вельможа и в юности царя бывший его дядька, увидев Симеона, встал и поклонился угоднику Божию. Но Симеон как принявшего некогда христианство, а потом сделавшегося богоотступником Усфагана не удостоил даже взора своего и, укорив его, как беззаконника, равнодушно пошел на мучения, для него уготованные.

Усфаган затрепетал… Он вспомнил Божественные надежды, которые имел некогда на заслуги Христа Спасителя. Искра Христовой веры пробудилась в душе его, и Усфаган, сокрушаясь сердцем, начал плакать и рыдать. Он совлек с себя драгоценные одежды и, надев рубище, сел у врат двора царского и, ударяя себя в перси, вопиял: «Увы мне, окаянному! Как явлюсь к Богу моему, Которого отвергнул? Какой дам ответ на Суде Страшном?..»

Царь Саворий вскоре узнал о столь внезапной перемене своего любимца и благодетеля. Он призывает его к себе, истощает все средства, чтобы возвратить его на прежний путь, удивляется, увещевает, укоряет, сожалеет, угрожает. Называет волшебством все поступки христиан; проклинает веру Христа Спасителя и потом опять умоляет Усфагана, как отца своего, чтобы он, именитый и мудрый старец, не делал уничижения богам, ему бесчестия и печали всему царскому дому. Но Усфаган на все отвечал только следующими словами: «Довольно ужасно и прежде содеянное мною безумие; теперь свидетельствуюсь Небом и землею: не почту тварь паче Творца».

В конце концов неблагодарный Саворий решился предать смерти своего благодетеля и второго отца… Он повелел отсечь голову праведному мужу. Идучи на казнь, Усфаган просил царя обнародовать, что умирает не за гражданское какое-нибудь преступление, но за веру христианскую. Он без труда получил на то согласие царское, ибо Саворий, наказывая своего друга и благодетеля, думал тем самым устрашить прочих христиан, а Усфаган надеялся, что христиане, услышав о страдании его, более укрепятся на все ужасы смерти за веру Христову. С этими мыслями он умер спокойно.

Вот пример «добродетели» языческой! Этот тиран, осудивший на смерть своего воспитателя, наставника и благодетеля, второго отца и этим поправший все священное, мог ли иметь в сердце своем какие-либо благодетельные чувствования? Душа христианина не такова: она сочувствует в несчастий и иноверцу.

В царствование великого князя Василия Васильевича в Белозерском Кирилловском монастыре был старец, по имени Савватий. Работая Господу день и ночь, умерщвляя тело свое постом, всенощным бдением и трудами на пользу обители и наставляя в благочестии приходящих туда богомольцев, он так прославился, что не проходило ни одного дня, чтобы не посетили его несколько человек для принятия от него благословения.

Но Савватий, ища славы не от людей, а от Бога, сокрушался о том, что везде говорят о нем, ибо, зная слабость человеческую, праведник не надеялся на свое сердце и боялся, чтобы не проникли в него чувствования гордости и высокомерия. Святой муж решился отыскать для себя место пустынное, никем не посещаемое.

Утвердившись в этом намерении, он принял благословение от настоятеля, простился с братией и ушел на остров Валаам, лежащий на Ладожском озере, где иноки, ночь трудясь в молитвах, днем снискивают себе пищу милостыней и трудами рук своих. Но слава всегда следует за тем, кто убегает от нее… Всех превосходя подвигами постничества, святой Савватий и здесь просиял именем не только в местах окрестных, но и в странах далее лежащих.

Опять человек Божий начал скорбеть и снедаться печалью, видя почтение от братии и от приходящих туда богомольцев. Но, к сердечному удовольствию, услышал он, что на море есть остров, называемый Соловецким, пустой и ненаселенный, отстоящий от берега на два дня плавания. Другой при первом слухе вообразил бы ужас пустыни, хлад севера, рев зверей и в трепете отвратил бы оттуда очи свои; святой Савватий, напротив того, воскликнул: «Здесь благоприятное для меня пристанище! Бог милосерд: Он пятью хлебами напитал в пустыне пять тысяч народа, пропитает и меня на острове хладном и пустом и даже пошлет для меня, чем накормить и пришельцев, если какие посетят обитель мою». Но настоятель и братия ни под каким видом не хотели расстаться со столь праведным мужем, ибо святой Савватий был венцом их братства.

Человек Божий решился уйти тайно. В глухую полночь он вышел из обители и направил путь свой к стороне моря; от живущих на берегу рыболовов вторично услышал он, сколь ужасная пустыня будет жилищем его, но все это святого отшельника только более восхищало. Идучи вдоль по берегу морскому, он нашел инока, по имени Герман, при часовне живущего, и соорудил с ним малую ладью.

Взяв с собой немного хлеба и необходимое орудие, с надеждой на Бога, они пустились в море. Тишина и попутный ветер способствовали им достигнуть желанного места. Там пустыннолюбцы водрузили крест, поставили келью и начали жить, работая Господу и добывая себе пищу в поте лица своего. Их руки были заняты трудом, а уста благословляли Господа.

В Антиохии по случаю необходимо нужных новых податей для наступающего тогда военного времени произошел бунт, в котором даже статуи Феодосия Великого и покойной супруги его Флакиллы были с ругательством низвергнуты. Суд о столь неслыханной дерзости производился с надлежащею строгостью. Посланные от Феодосия чиновники лишили Антиохию наименования Восточной столицы; запретили даже общенародные бани; наполнили темницы не только виновными, но и теми, которые показались им подозрительными; описали имения у большей части знатных особ и повсюду расставили вооруженную стражу. Пораженные ужасом граждане непрестанно имели пред очами своими образ смерти и ожидали часа казни.

Здесь-то сострадание пастырей и учителей христианских проявилось в высшей степени. Флавиан, архиепископ злосчастной Антиохии, невзирая на худую погоду, на беспокойства в пути, на свою старость, отправился в Царьград ходатайствовать за преступников у Феодосия. Святой Иоанн Златоуст утешал народ душеспасительными поучениями: представлял им необходимость истинного покаяния после столь жестокого злодейства и пагубные следствия отчаяния, которому после минутной дерзости предались антиохийцы. Пустынники, жившие близ города, стекаясь отовсюду, уверяли граждан, что они или испросят им милость, или умрут с ними. Проводя целые дни у входа в судилище для умилостивления судей, ночью они ложились около дверей темниц и готовы были предать жизнь за избавление братий своих: то обнимали колена судей, то обращались к ним с именем Божиим.

Один из таких человеколюбивых старцев, по имени Македоний, человек простой и не знавший светского обращения, но славный благочестием и святостию, встретил двух судей посреди города и приказал им сойти с лошадей. Судьи рассердились было, но, услышав о беспримерной жизни пустынника, исполнили его требование, обняли его и просили прощения. Тогда этот старец, исполнившись Божественной премудрости, воздвиг глас свой: «Пойдите, друзья мои, и сделайте государю от меня следующее представление: ты – император, однако человек; ты обладаешь людьми, которые суть образ Божий. Бойся гнева Создателя, если истребишь Его создание. Ты раздражен, что твои образы разрушены: менее ли прогневается Бог, когда ты разрушишь Его образы? Твои изображения бездушны и бесчувственны, а Его одушевлены и разумны. Твои медные образы опять восставлены и учреждены; но, когда умертвишь людей, чем можешь вознаградить твое преступление? Воскресишь ли их?» Сей глас ревности и любви сильно потряс сердца судей, равным образом и просьбы прочих иноков нередко исторгали у них слезы. Но они должны были в ответ и свое оправдание представлять им волю императора, опасность послабления государственным преступникам и необходимость исполнять требования правосудия.