– Если б по мне, то я его, дурака, отпустил бы на все четыре стороны. Но так как кроме меня в деле были и другие заинтересованные лица, куда менее милосердные, мне пришлось найти этому лоху работу, чтоб он работал и долги отдавал. Вот видишь, мы люди порядочные, цивилизованные.

– Ну, хорошо, может, тогда к делу перейдём?

– Да, сейчас поедем куда-нибудь, я тебе всё подробно расскажу.

Он вдавил педаль газа, и серебристая Бэха соскочила на асфальт узкой дороги в направлении центра города. События происходят в одном из частных районов Таллина с аппетитнейшим названием Какумяэ, который представляет собой небольшой полуостров, разделённый пополам единственной крупной дорогой, которая ведёт к основной, скажем, континентальной части города.

Машина поплыла по дороге стелющейся чёрной лентой между белеющими под дорожными фонарями сугробами.

– У тебя телефон с собой?

– Да, вот.

– Отключи его и положи в бардачок, – изголодавшийся бардачок разинул рот, и мой серенький Sony Eriksson пропал в его прожорливой пасти.

– Ты, когда по телефону говоришь, никаких звуков странных не слышишь? Там потрескивание, скрежет какой-нибудь?

– Нет. Ничего подобного.

– Хорошо. Ну, так вот, как я уже раньше говорил, ты вообще не со мной должен был встречаться. Подбором ребят другие парни занимаются обычно, но после этого последнего случая я рисковать больше не хочу. Решил, что лично следующего кандидата проверю. Я-то уже ничего подобного делать не должен. Дома должен сидеть, да деньги считать. Ну, ладно.

Вот мы остановились у светофора. Вадим продолжил:

– Наркота дело такое. Вон в России весь трафик контролируется спецслужбами. Кокаин в ночных клубах Москвы редко продаётся какими-то самодеятелями. Как правило, за всем стоит ФСБ. Слишком большой доход, чтобы от него отказываться. А я вот, например, когда товар сюда доходит, несколько капсул в Тартуский университет продать могу. Им там для исследований нужно. Там, если слышал, больших успехов добились в изучении СПИДа.

Я его слушал молча, как бы со всем соглашаясь, хотя некоторые моменты мне казались сомнительными.

Мы, тем временем, уже оказались на выезде из частного сектора. Решили остановиться перед супермаркетом «Rimi». Вадим припарковал свою BMW и мы зашли в просторное здание торгового центра. Прохаживаясь между витринами в практически пустующем в этот поздний час магазине, он начал посвящать меня в подробности:

– Обычно летят такими маршрутами: В Бразилию, оттуда везут обычно в желудке, потом в Европу через Голландию, в Европе делаем пересадку, чтоб не так явно было; или в Турцию, там, в сумке с двойным дном, через Грецию на автобусе и потом по воздуху в Норвегию.

Мы остановились у одной из витрин. Вадим нервно дёргал резинку, надетую на большой палец левой руки.

– С капсулами довольно просто. Большие, но глотаются легко. Там главное определённое время после этого не есть твёрдой пищи ну и, конечно же, не ходить в туалет. Обычно человек проглатывает около шестидесяти, но вот был один паренёк, который около сотни умудрился съесть. Без всяких проблем довёз ещё и надбавку получил. Но ты в сумке повезёшь, это уже почти решено.

Мы вышли на улицу к пешеходной дорожке, разделяющей проездную часть и парковку перед супермаркетом. На улице, кроме двух человек на автобусной остановке, никого не было. Деревья пребывали в каком-то отрешенном молчании. Город, утомлённый после очередного рабочего дня, был увлечён своими делами и до нас ему не было никакого дела.

– Ты, скорее всего, в Турцию полетишь. У них там, на границе, собаки нюхают, но нашу сумку не должны унюхать. А на таможне будет всё кому надо уплачено. Так что должно всё пройти как надо. Риск, конечно же, всегда остаётся, но, если дурака валять не будешь, ничего не должно произойти.

– То есть сумку мне там кто-то даст?

– Да, прилетишь, в отель устроишься, десять дней погуляешь. Потом с тобой наши люди свяжутся. Они тебе сумку уже с товаром и передадут. Полетишь, значит, со своим чемоданом. Положи туда всё необходимое, на неделю всё-таки полетишь. Да и знай, что там уже тепло.

– Ясно.

Мы вернулись в машину. Он заехал на расположившуюся рядом заправку. Там купил себе шоколада «Киндер». Предложил мне – я отказался. По дороге обратно он выдворил из временного заключения мой телефон, предупредил, чтобы я ни с кем о деле не болтал, на что я ответил, что-то вроде «ну, само собой разумеется». Сказал, что лететь я должен через неделю-другую и, что со мной свяжутся по телефону.

– В общем, я вижу, что ты парень толковый, проблем не создашь, – это была одной из его последних фраз тем мартовским вечером.

Он подвёз меня к тому самому магазинчику и там мы расстались: его авто заревело мотором и исчезло за поворотом. Я, перебирая всё услышанное в голове, зашёл в дом. Кажется, никто даже не заметил, что я всё это время отсутствовал. Наверное, думали, что я, как обычно, торчал в своей комнате, занимаясь уроками, хотя уже не помню, когда в последний раз я открывал учебники.

Сегодняшний тихий вечер был единственным свидетелем той встречи. Он подходил к концу, и я знал, что всё случившееся он будет держать в тайне. Ночь же беспрепятственно вступала в свои права, но даже она не могла предсказать, куда уже через месяц меня заведёт судьба.

Ему некуда укрыться от этого ветра, что регулярно хлещет его по лицу этой смесью холодного дождя и солёных брызг мутного Балтийского моря. Таллин не знает или не хочет просто обращать внимание на все те торпеды, мины и проржавевшие бомбы, что нашли вечный покой на дне моря, омывающего его сапоги. Он пытается не видеть, проходя мимо всех этих проспиртованных бездомных, кто занимается сортировкой мусора вместо государственных или частных учреждений. Он укутывается поглубже в своё серое пальто, но от его бокового зрения не могут ускользнуть эстонские женщины, мерзнущие по ночам на заправках и автобусных остановках. Таллин знает, зачем они не спят. Он знает, что туристов интересует не только старинный средневековый Ревель со своими церквями и мощеными камнем улочками, но и те заведения, что зажигают огни своих окон лишь с наступлением ночи. Когда же из-за серых туч свой золотой лик показывает солнце, Таллин отряхивает засохшую на сапогах грязь, скидывает своё серое пальто, поправляет галстук и, ощущая ослабление тисков депрессии, садится в своё взятое в лизинг авто: едет на работу, к счастью, вполне легальную.

Весна 2009. Февраль едва закончился, а снег уже почти весь растаял, превратившись в эти гадкие лужи и слякоть. Омерзительная погода. Ну, ничего. Вот, вчера по радио сказали, что ожидается снова похолодание: снег вернётся.

Моя семья уже состоит из четырёх, а не трёх человек. Моему младшему братишке должно исполниться девять этим апрелем. Мы уже переехали два раза за последние несколько лет. Вот недавно, по причине экономических проблем, мы съехали с нашей квартиры в бабушкин дом. Там место всем хватит и с расходами вместе справиться будет легче.

6.45 – звенит будильник на телефоне. Просыпаюсь, но подняться с кровати не могу, да и особого-то желания нет. Знаю, что ничего особенного сегодняшний день не принесёт. Напротив, он будет таким же, как и предыдущий.

Сначала, я прожду до 7.05, пока мама не придёт будить меня. Опять часов до трёх не спал, так что без помощи её доброго голоса мне, пожалуй, от постели не оторваться. Так вот, если сегодня день более удачный, я смогу подняться пораньше и тогда перед тем, как выехать, успею и умыться, и позавтракать. Если же нет, то чистить зубы мне придётся в школьном туалете перед началом занятий, а завтракать в школьном буфете, если в кармане найдутся деньги, разумеется. Нет, не то чтобы родители мне денег не дают, просто я каждый раз отказываюсь их брать. Был период, когда мы часто ругались, и мне периодически приходилось слышать, кроме всего прочего, что я к родителям обращаюсь лишь, когда мне нужны деньги. Да и вот парой слышу фразу вроде «приближается кризис – скоро на одни макароны перейдём». Поэтому, я и отвечаю спасибо, всё в порядке, денег мне не надо. Странно? Может и странно, но тогда я решил поступать именно так.