Афганские звезды, русские,
полярные ли, якутские…
То вдруг на взлете взрываются…
то вышивкою искусною…
над нашими, над всехными,
над головами – падают…
над крышами и безлюдием…
над жизнию и над падалью…
Наставь телескоп и мучайся,
лови в окуляр ускользающий
ночной дозор со знаменами,
возлюбленной рот рыдающий…
Денеб, Альтаир, жар Лебедя…
погоны его генеральские…
ах, звезды эти хинганские…
кабульские… и – уральские…
Металл ожжет тебе веко…
век лови, ускользает золото
любимой звезды, военное…
пустыня зимнего холода…
На борт вертолета спящего —
метельной крупкой —
под выхлестом
чужого ветра – так сыплются:
последнего страха выплеском…
Вы, звезды… вы гвозди смертные!..
бессмертье ваше все лживое…
Вы вместе с нами уходите
туда, где больше не живы мы…
Не жили мы… только пелись мы…
губами чужими, чудными…
где выстрел – крестом под рубахою…
а взрыв – звездою нагрудною…
Твой орден! – в шкафу, за стеклами,
за пахнущей смолкой ватою…
Ты годен! – к службе пожизненной,
а это небо – лишь мятое
хэбэ, брезент продырявленный…
шасси – костыли для Господа
шального, войной отравленного,
простреленного всеми звездами…
Следи: Капелла и Сириус,
и Ригель – хвощи морозные…
И линзой живой и слезною
крести времена беззвездные!
Ни сын в колыбели, ни – пламенем —
жена за плечом бессонная —
не знают, как вспыхнут – в будущем —
бензинные баки бездонные
на той войне необъявленной,
под теми звездами синими,
пустынными и полынными,
жесточе горного инея,
железней ракет и «стингеров»,
острее крика любовного —
под Марсом, кровавым орденом, —
больнее, роднее кровного…
А я… лишь плакать, молиться ли…
лишь праздновать – рюмка холодная…
Любить эти звезды красные,
погибшие и свободные;
любить, ничего не требовать
взамен, и солено-влажное
лицо поднимать в ночи к огням:
родные мои… отважные…
Родные мои… мальчишечки…
таджики, киргизы, русские…
ефрейторы… лейтенанты ли…
амурские ли, якутские…
По шляпку серебряну вбитые
в гроб неба, черный, сияющий,
огромным миром забытые…
Мицар, Бенетнаш рыдающий…
