Я никому не сказал, что за моим питанием следит мой телохранитель.

К горлу от этих мыслей подступил ком, и я попытался держать себя в руках.

Каково это? Когда родители любят? Мне ответ на этот вопрос неизвестен. Каково это? Когда люди одной крови с тобой тебе дороже всего? Этого я тоже не знаю.

Зато я знаю как любят чужие. Молча и исподтишка. Чтоб никто вдруг не заметил, что тебе не наплевать на этого мальчишку. Я помню свою гувернантку Глорию. Она в моем сердце занимает много места. Она воспитывала меня много лет. Вбивала в мою дурную голову понятия о хорошем и о плохом. Она читала мне сказки. Она украдкой целовала меня в лобик перед школой. Однажды, когда мне было четырнадцать, я по неосторожности сказал отцу, что Глория любит меня больше, чем он. Это было сказано не всерьез. В ссоре. В попытке побольнее уколоть. И он уколол. Уволил ее. Только чтоб проучить меня. Еще и депортировал. Мне понадобилось полгода, чтоб выведать ее адрес и телефон. Я звонил ей тайком, с номеров друзей, спрашивал, все ли у нее в порядке. Я до сих пор ей звоню. С Джоном этого делать нельзя. А может и можно.

Когда я ловлю его взгляд на себе, он иногда похож на ее взгляд. Беспокойный, но полный нежности.

–Джон, а научи меня драться?

Он удивленно вскнул бровь:

– Для каких целей?

– А чтоб перед друзьями выпендриваться, – соврал я.

– Вот наберешь еще пару кило, тогда поговорим.

– Ловлю на слове.

Я радостно сбежал по лестнице вниз. Последний месяц я хорошо кушал, и это принесло свои плоды. Я набрал еще два килограмма.

– Джон! Джон! – позвал я его, и нашел как всегда на кухне. Он уже внимательно слушал меня, – я набрал.

– Чего набрал?

– Два килограмма.

– Круто.

– Что “круто”? Ты обещал научить меня драться, – я сжал руки в кулачки и принял стойку боксеров, как я видел в кино.

Джон взял меня за запястье и скептически посмотрел на мой кулачок. Так нечестно! По сравнению с его руками любые руки будут казаться игрушечными.

– Два кило? – спросил он, и поднял меня одной рукой, как будто я совсем ничего не весил и деловито хмыкнул. Я просто болтался в воздухе. Потом он опустил меня на землю.

– Ну раз обещал, значит научу.

Джон.

После школы мы пришли домой. Если честно, то я надеялся, что Алек скроется в своей комнате и уткнется в компьютер. В последнее время он так делал все чаще и чаще. Даже по клубам ходить стал реже. Я-то только за. Но научить его драться? Кто ж меня за язык-то дергал?

– Ну что? – прозвучало за моей спиной, когда я закрывал дверь в квартире.

– Ну, раздеться-то хоть дашь?

Он кивнул и ушел в комнату.

Я тем временем снял пиджак, жилет и рубашку. Остался только в майке и брюках. Может вид моих накачанных рук остудит его пыл. Нутро подсказывало мне, что этого не произойдет. Тогда я постарался очистить гостиную от мебели и освободить как можно больше места. Я отодвинул диван и кофейный столик – стало просторней. И безопасней. Что за мода делать дом из стекла и металла? Минимализм, тоже мне.

Алек спустился в футболке и шортах. Как я и предполагал – не передумал.

– Ну, – сказал я, когда он подошел ко мне, – показывай, на что способен.

– В смысле?

– В смысле, ударь меня.

Замахнуться-то он замахнулся, вот только удара я не почувствовал.

– Что это? – разочарованно спросил я, – давай еще, сильней и несколько раз.

Снова какая-то возня где-то в районе поясницы.

– Ты что, тесто месишь? Ударь со всей силы.

– Если я…ударю, – когда он успел запыхаться? – еще сильнее, то драться уже смысла не будет. Потому что у меня сил не останется.

Я жестом скомандовал, чтоб он все-таки попробовал. Все равно ничего.

– Окей, – сказал я самым воодушевляющим тоном, – сначала нам надо с тобой набрать мышечную массу и дыхалку разработать. Потому что сейчас, любая техника удара с твоими веревочками, – я взглянул на его ручки, – будет бессмысленна. У тебя же есть в школе допы по физре?

– Да.

– Запишись на них. Через пару месяцев поговорим.

Я надеялся, что за пару месяцев его энтузиазм исчезнет и допы будут благополучно брошены в пользу тусовок и развлечений, а я со спокойной душой буду знать, что ни к кому драться он не полезет, потому что не будет знать как.

Но у Алека были свои планы явно. Шли дни, недели, он упорно занимался, хорошо ел. Я своим идеальным зрением уже начал замечать прогресс. Два месяца пролетели незаметно и я все больше нервничал, ожидая, когда он снова заговорит о занятиях. Однажды вечером он вдруг невзначай бросил:

– Что-то я не очень хорошо себя чувствую.

– Что-то серьезное?

– Нет, просто какая-то усталость. Я пойду к себе, лягу пораньше.

Я тогда не придал этому значения, а зря. С утра я проснулся, только чтоб обнаружить Алека, стоящего около моей постели. Глаза горят, грудь вздымается. Я тут же все понял. Он попытался дотронуться до меня, но я подскочил как ошпаренный. Этого мне еще не хватало.

– Алек, – попытался я вразумить его, – это в тебе гормоны говорят. Держи себя в руках.

– Джон, – он смотрел на меня своими большими голубыми глазами, – это не гормоны. Я хочу, чтобы это произошло с тобой.

Он снова подался в мою сторону, но я в один прыжок оказался у двери по ту сторону своей же комнаты.

– Этого не произойдет, – строго сказал я.

Подбородок его задрожал. Только не это.

– Пожалуйста?..

Я лишь скрестил руки на груди и освободил проход из моей комнаты.

– Пожалуйста, Джон,– начал всхлипывать он.

Я подошел к нему вплотную, взял за запястья и потащил из своей комнаты в его. Захлопнул за ним дверь и сказал:

– Прими душ. Сегодня пропустишь школу.

Алек.

Отвергнутый. Я стоял посреди своей комнаты, живот разрывался от боли. Она накатывала волнами, но не стихала полностью, только притупляясь. Мне нужно выйти из этого дома. Я не выдержу сидеть с ним дома. Только не после того как он отверг меня. Я позвонил Крису, и попросил его прийти. Не знаю пока зачем, но пусть идет. В душ я действительно сходил, вот только легче мне от этого не стало. К чувству обиды и ненужности прибавились мысли об отце, о том, что я узнал и гнал прочь от себя последние три месяца. Сейчас в моей голове как будто дамбу прорвало, и все мои демоны вырвались наружу, цепляя и раня меня. Пока я не сполз в душе по стеночке, а в голове на репите не начала звучать одна и та же мысль. Снова и снова.

Я кое-как привел себя в порядок. В дверь позвонили и я вышел, говоря Джону, что это Крис, и я сам ему открою. Джон держался от меня как можно дальше, что было мне сейчас на руку. Я подошел к двери, открыл ее, громко поприветствовал Криса. А потом бросился наутек, что есть сил.

Сколько у меня времени, пока Джон спохватится? Я не знаю, но мне надо сбежать отсюда. Только эта мысль крутилась у меня в голове – сбежать. Не из этой квартиры, не от этого человека. От этой жизни. Я бежал, бежал, бежал. За последние два месяца я хорошо научился это делать. Жаль только, что я пока только это и умел – бежать. От своих проблем, от собственной трусости. Да, мое состояние, не помогало мне сейчас трезво думать, оглядываться по сторонам, помнить куда я свернул, и кто мог за мной увязаться. Вскоре я заблудился.

Дыхание сбилось, ноги устали. Я перешел на шаг. Только сейчас мое периферическое зрение восстановилось, и я почувствовал, что что-то не так.

Я оказался не в центре, по крайней мере, я этого места точно не узнавал. Я постарался не паниковать, идти ровно, восстанавливая силы, вдыхать глубоко. Кто-то шел за мной следом. Кто-то крупный. Я не видел его лица, оно было спрятано под капюшоном. А сделав очередной поворот, я оказался в тупике.

Только сейчас я понял, что мне не следовало выходить из дома в моем состоянии. Какой-то альфа увязался за мной. Я пытался соображать логически, повернул обратно и решил, что смогу проскользнуть мимо него. Глаза его сверкнули, когда он заметил, что я направляюсь в его сторону, но как только я прошел мимо него, я понял, что такой расклад его не устраивает. Он схватил меня за запястье, но я попытался вырваться, еще немного и паника поглотит меня.