– К шести приеду, – коротко сообщил Вадик.

– Поднимешься, кофе попить, или мне выйти? – заискивающе прощебетала Вича.

– Поднимусь…

«Классный парень этот Ракул…», – размышляла Вича. – «Староват, конечно, почти на десять лет старше, и одевается как пенсионер… Но зато симпатичный, накачанный и сильный… Как он Лёнчику залепил! С одного удара вырубил… В костюме классно выглядел…».

Вика открыла в телефоне папку с фотографиями и стала разглядывать снимок около зеркала, сделанный перед походом в ресторан.

Сначала она умилялась тому, как хорошо они смотрелись вместе, затем её внимание привлекла расплывчатая тёмная тень, словно кто-то третий стоял позади них.

Викуля раздвинула пальцами экран и покрылась холодным потом…

Прямо за ними стоял призрак в дымчато-сером балахоне и скалился редкими зубами, которые торчали из чёрного отверстия, расположенного на месте рта. Из пустых глазниц черепа зияла Тьма.

Сначала девушка, попыталась удалить фото…

Но, поразмыслив, встала на то самое место перед зеркалом и нащёлкала целую сессию снимков.

И ничего!

Фотки, как фотки!

Она снова вернулась к снимкам трёхдневной давности…

Теперь и на них не было никакого призрака…

«Как так? Пять минут назад – страшная тень скелета, а сейчас никого не видно… Неужели Рядов так приложил меня по голове, что я заработала сотрясение… И теперь у меня галлюцинации… Ещё этого не хватало…», – расстроилась Вика.

Ракул приехал на полчаса раньше. Он зашёл какой-то встревоженный и несколько минут молчал, словно не мог собраться с мыслями.

– Что-то случилось? – из вежливости поинтересовалась Вика.

– Да, собственно, нет. Просто предчувствие неприятное…

Он достал из кармана деньги и протянул Темновой.

– Тут восемь тысяч: часть – рублями, часть – в баксах… Я костюм сдал, а ботинки и рубашку пока не удалось… Но я всё верну.

Вика хотела отмахнуться от протянутых денег, но глядя на упрямое выражение лица Вадика, поняла, что этого делать не стоит. По всему видно, парень до сих пор под впечатлением вчерашнего разговора. И ему это не по душе… Тот, кому деньги даются не легко – расценит её жест как оскорбление.

Вика молча взяла деньги и положила в сумочку.

– Неприятное предчувствие в том, что не сумеешь продать ботинки? Забей! – хихикнула девушка. – Вот увидишь, пригодятся нам ещё эти ботиночки.

Парень вздрогнул и нахмурился.

– Всё, молчу, молчу… – ретировалась Вика и тут же переспросила. – Мы к Офелии едем?

– Жду в машине, – коротко бросил Ракул и, не притронувшись к предложенному кофе, вышел из квартиры.

– Предлагаю начать с девушки, – объявила Офелия. – Если рисунок нравится – могу приступить прямо сейчас… Потом барышня отдыхает, а я возьмусь за кавалера. Идёт?

Вадик и Вика согласно кивнули. Тем более что замысловатый «руностав» смотрелся красиво. Он походил на цветок с диковинными лепестками, в сердцевине которого сплелись в орнамент древние скандинавские руны.

Объяснив свои действия как обязательный ритуал, без которого нельзя обойтись, Офелия принесла из другой комнаты бутылку красного вина, ловко вытащила пробку заранее приготовленным штопором и, бормоча под нос непонятные слова, вылила вино в раковину.

– Конечно, лучше в землю или в воду, но, учитывая, что все стоки окажутся в земле, можно и так, – словно оправдалась она.

Она, надев медицинские перчатки и маску, стала рассматривать Викины руки, крутя их в разные стороны. Заметив под левым мизинцем белый шрамик, бесцеремонно поинтересовалась:

– Палец?

– Да, – смущаясь, ответила Вика и, краснея, посмотрела в сторону сидящего здесь же Ракула.

– Ты когда родилась? – настороженно спросила Офелия.

– Я – совершеннолетняя! – с вызовом ответила Вика.

– Угу! Так когда?

– Первого января девяносто девятого…

Офелия изменилась в лице, её глаза полыхнули гневом. Она начала метаться из угла в угол, повторяя одни и те же слова:

– Ровно за год до нового тысячелетия,

Шестипалую девочку ночью бродяжка найдёт…

Норны долг указать ей дорогу наследия,

Но от девы зависит, какой она путь изберёт…

– Вадик! Поклянись мне, что вы не двинетесь с места и никуда не уйдёте! – потребовала женщина. – Ты меня слышишь?! Сидите здесь и ждите! Я прошу! Я требую! Нет, я приказываю!

– Что с тобой? – изумился Ракул. – Не кричи, я понял, и мы никуда не уйдём… Дождёмся тебя, не переживай, – он улыбнулся, но встретив суровый взгляд разбушевавшейся Офелии, немедленно убрал улыбку с лица…

– И часто с ней такое? – спросила Вича.

– Первый раз, – рассеянно ответил Ракул, провожая глазами через оконное стекло с рёвом отъезжающий мотоцикл «Кавасаки», принадлежащий владелице тату-салона.

Аркадий Петрович Сытин проводил вечер с невероятно пышногрудой и большегубой блондинкой.

Пригубив коньяку, силиконовая красотка перегнулась через стол, коснулась грудями фруктов и, приблизив свой ярко-красный рот к рыхлому лицу любовника… Замяукала:

– Мяу, мяу…

– Что хочет моя кисонька? – озорные искорки засветились в разноцветных глазах, которые от нахлынувшего возбуждения косили ещё сильнее.

– Мяу, Аркашенька… Кисонька хочет ещё денюжек…

– А куда кисуля потратила двадцать тысяч баксочек за пять дней? – не меняя тона, поинтересовался Сытин.

Блондинка растянула губы в улыбке и по локоть засунула правую руку в декольте между грудей. Затем плавно выудила из глубокой складки цепочку с болтающимся на конце бриллиантом.

– Сюрприз! – она засмеялась, закашлялась, покраснела и, разогнувшись, произнесла осипшим прокуренным голосом. – Но у Лидки камень больше…

– У Лидки и ума больше, – тихо буркнул Сытин. – Хватит болтать, иди в душ и ложись в кровать…

Дамочка медленно продефилировала в ванную, гордо неся перед собой бюст восьмого размера и бесстыже виляя ягодицами аналогичной величины.

Сытин одобряюще поцокал языком вслед удаляющейся «диве» и плеснул себе ещё коньяку.

«Маленькие радости» земной действительности нравились ему всё больше и больше…

За его спиной раздался щелчок.

Аркадий Петрович повернул голову и обнаружил, что картина с нарисованной избушкой сорвалась с одного из гвоздей и угрожающе раскачивается из стороны в сторону, карябая обои.

Сытин встал и водрузил полотно на место.

Не прошло и минуты, как из стены выпал гвоздь, и картина снова сползла вниз, держась на одном креплении.

Сытин терпеливо вернулся к стене, вставил выпавший гвоздик в отверстие и, взявшись за раму, начал навешивать рисунок.

Внезапно вырвавшийся из стены ураган закружил колдуна на месте и втянул в картину, словно торнадо – обломок корабля…

Он кубарем летел по каменному туннелю, пока не стукнулся головой о железную дверь. Выбежав на лужайку, стал свирепо пинать ногами землю, демонстрируя крайнюю степень недовольства.

– Кто здесь? Что за спешка? Кому я так понадобился? В конце концов, это грубое нарушение правила перехода сквозь иридическую действительность. Так и фрактальную мембрану можно повредить!

– А делать смертельный Переклад на чистую девочку – тем более, отмеченную Иридой – до её двадцатилетия… Это чем надо повредиться? – тихий голос принадлежал пожилой женщине в длинном груботканом платье голубого цвета, подпоясанном толстой витой верёвкой. Холщовый плат, удерживаемый на голове серебряным обручем, закрывал лицо говорящей.

Женщина сидела на скамейке около избушки и, не поднимая головы, сучила пряжу из невесть откуда возникшего серого клочка пыльной шерсти.

Сытин замолчал, прикусив язык.

– Что, чудовище блохастое, доигрался? – не повышая голоса, продолжала женщина. – Ты уже насквозь пропитался вонью земных отходов, ты даже перестал чувствовать приближение своего конца, ещё одна ошибка… И ты станешь холодной пылью… Посмотри, какое у тебя будущее, – она потрясла в воздухе спутанным комком, из которого повыскакивали прыгающие пауки, и посыпалась сухая труха. – Вот тебе – как ты любишь говорить – визуализация твоих истинных посылов…