— Легче, легче, — проворчал он, — задушишь ведь.

Аделаида расцепила руки и теперь глядела на него в упор, Гарри же в это время без какого-либо стеснения рассматривал её. Она была высокой, ростом почти с Матео и Геллерта, но не это привлекало внимание, а её вид в целом. Аделаида совсем не была похожа на других девушек этого времени: россыпь веснушек плотным слоем покрывала всё лицо, короткие чёрные волосы были собраны в какой-то странный растрёпанный хвост, за стёклами непомерно больших очков в тонкой оправе щурились угольно-чёрные глаза, а дерзкая усмешка, открывавшая щербинку между передними зубами, нисколько не портила, а лишь добавляла ей шарма. Девчонки же, к которым уже привык Гарри, были совсем другими — не лучше и не хуже, просто другими.

— Так, всё, хватит стоять в дверях, — толкнув Геллерта в плечо, Аделаида поманила их пальцем за собой. Где-то сзади тихо фыркнул Матео и, подмигнув им, поспешил за ней. Гарри понятия не имел, что было между этими двумя, но уже догадывался, кто в этом доме главный.

— Она итальянка, поэтому её настойчивость и настырность могут время от времени пугать, — прошептал Геллерт, наклонившись к его уху.

— А Матео? — стаскивая мантию, полюбопытствовал Гарри, с интересом наблюдая за тем, как эти двое неторопливо накрывают стол для завтрака. Геллерт проследил его взгляд.

— Только наполовину. На вторую — поляк. Даже не знаю, что хуже, хотя они вроде как вполне успешно сосуществуют…

— Ну что вы там встали как вкопанные? — крикнула Аделаида, в её голосе звенело лёгкое раздражение. — Я не повар от слова совсем и никогда этим не занималась, так что оценить вам точно придётся только самой искренней и сердечной похвалой.

— Мерлин, да она ещё сварливее тебя, — пробормотал Гарри, обернувшись к Геллерту. Тот, недолго посомневавшись, словно что-то мысленно взвешивал, ответил:

— Есть такое.

Они расселись за столом, но к еде никто так и не притронулся. Матео и Аделаида не сводили с Гарри взглядов, полных любопытства, тот в свою очередь с интересом глядел то на него, то на неё, и только Геллерт, казалось, был увлечён целиком и полностью исключительно собой.

— Так вы трое, — неловко начал Гарри, — учились вместе?

— О да, — Аделаида живо откликнулась на его вопрос, мгновенно встрепенувшись и взмахнув руками. — По какой-то неведомой причине мы подружились в первую же неделю после прибытия в Дурмстранг. Я была гиперактивной, Геллерт — чересчур упрямым и вредным, поэтому на четвёртый день — я уже и не помню из-за чего, честно говоря, — мы подрались…

— Как такое вообще можно забыть! — Геллерт поднял голову от тарелки, на которой была выложена разноцветная мозаика из овощей, и вид у него был такой, будто праведный гнев клокотал в его душе — воспоминания, по-видимому, даже после стольких лет были живее живого. — Ты так громко и противно вещала что-то о том, какая ты умная и талантливая, что мне захотелось затолкать чернильницу тебе в рот.

— Между прочим, я тогда не сказала ни слова лжи, — она смерила его высокомерным взглядом. — И это всё ещё так. А чернильница, кстати, о твою голову разбилась.

Прежде чем явно уязвлённый Гриндевальд успел ответить на это очередной колкостью, в разговор вмешался молчавший до этого Матео:

— И тут на горизонте появляюсь я и — драматическая пауза — отвожу их к директору.

— А вот это было настоящее предательство! — возмутилась Аделаида и отвесила ему подзатыльник.

— Кстати, да, — Геллерт отодвинул от себя тарелку — этот жест был сопровождён смертельно опасным взглядом Аделаиды — и налил кофе. — Я тогда не знал, кому сильнее хочу расцарапать лицо своими детскими коготочками — тебе или Аде.

— После того, как вас всё-таки не исключили и вы отказались идти в госпиталь, я вообще-то обрабатывал ваши синяки и ссадины.

— Ага, и они остались ещё на неделю.

— Это потому, что кто-то считал это очень крутым, — Матео сморщил нос, недвусмысленно выразив своё мнение по этому поводу. — Поверить не могу, что мои лучшие друзья — идиоты.

Аделаида, не мигая, смотрела прямо на Гарри взглядом удава, уставившегося на мышку. Волей-неволей он отправил в рот кусочек спаржи, вызвав тем самым одобрительную улыбку. В тот же момент навалилось понимание, почему Геллерт к еде даже не притронулся: Аделаида нисколько не преувеличивала, говоря, что готовит просто отвратительно, — скорее, она даже преуменьшала.

— Так, — он откашлялся и постарался незаметно отодвинуть тарелку в сторону, чтобы не задеть Аделаиду, но от её взгляда это не ускользнуло. К счастью, кажется, и не обидело. — Вы двое лучшие друзья Геллерта?

— О, милый, — Аделаида усмехнулась и подмигнула ему, будто это был большой секрет. — Мы его единственные друзья.

Матео пожал плечами, подтверждая её слова. Выглядели они оба чертовски самодовольно, и не зря. Геллерт скривился и раздражённо проворчал:

— Сейчас ни одного не останется, — а когда Матео и Аделаида рассмеялись, будто это была очень весёлая шутка (возможно, так оно и было, но от этого не казалось Гарри менее странным), продолжил, обратившись к Матео: — Что с порт-ключом?

— Удалось достать только на вечер, — Матео порылся в карманах брюк и, выудив нечто, похожее на жетон, толкнул его через стол к Геллерту.

— А раньше никак? — покрутив в пальцах порт-ключ, недовольно проворчал тот.

— У меня тут не контора вообще-то, — возмутился Матео. — Не так-то просто достать порт-ключ в другую страну, чтобы ещё и удобное время выбирать, так что заткнись и бери, что дают.

Сказать, что Гарри был удивлён, значит не сказать ничего. Мерлин всемогущий, да ему нравился этот парень! Да, нравился просто потому, что мог свободно и будто бы вполне естественно — безнаказанно, потому что Геллерт, хоть всё ещё и недовольный, сделал так, как было велено, — хамить Гриндевальду.

— Неужели еда настолько плоха? — возмущённый оклик Аделаиды развеял напряжение, повисшее после минутного молчания.

Матео фыркнул, но ничего не ответил, возможно, опасаясь за собственную жизнь, потому что взгляд Аделаиды был не менее убийственным, чем взгляд василиска. Геллерт выгнул бровь, и это было многозначительнее любых слов.

— Ладно, тогда нужно чем-то заняться — порт-ключ всё равно сработает только через четырнадцать часов. Как ответственная за активное времяпрепровождение в этом доме, предлагаю доспать те несколько часов, которых нам всем так не хватило для нормальной жизнедеятельности.

Эта идея показалась Гарри здравой и слишком привлекательной, чтобы от неё отказываться. Геллерт и Матео явно не разделяли его воодушевления. В итоге они вдвоём ушли в кабинет, что-то горячо, но тихо обсуждая, а Гарри и его новоприобретённый единомышленник в лице Аделаиды разошлись по спальням, пожелав друг другу приятных сновидений.

Когда он проснулся пару часов спустя, день был уже в самом разгаре. В доме царили шум и суматоха, причиной которым был, к удивлению Гарри, один-единственный человек — Аделаида. Матео возник как раз вовремя, чтобы отвоевать у неё инициативу приготовления обеда, Гарри, чувствовавший неловкость от собственного безделья, вызвался ему помочь. Геллерта он так и не видел, и даже к обеду (который, вопреки ожиданиям, оказался совсем не дурён) тот не спустился. После ушёл и Матео, и Гарри с Аделаидой остались наедине. Он не знал, чего ожидать от неё, потому что, казалось, мысли Аделаиды метались из одной крайности в другую так быстро, что даже она сама не всегда могла проследить эту цепочку от начала до конца. Как оказалось, беспокоился Гарри не зря, потому что Аделаида — Ада, как она просила называть её, — была абсолютно неутомимой. Слишком активная, слишком впечатлительная и впечатляющая, слишком громкая и разговорчивая, она хотела знать всё о Гарри и его жизни, чем он занимается, как ему живётся с Геллертом (ведь, по её мнению, это должен быть абсолютный ад) и Альбусом, где он жил и учился раньше, почему решил бросить Академию Авроров и даже какой его любимый цвет (красный, конечно), день недели (ну, э-э-э…) и как он относится к португальской кухне. Порой её вопросы просто-напросто вводили Гарри в ступор, но он быстро влился в этот поток и даже почти сразу подхватил тот же темп.