Никогда теперь не забыть ему, как холодит висок стальное дуло бластера, как дрожат руки, как дыхание рвётся из груди рваным ритмом рыданий.

…И удивлённый взгляд ребёнка, спрятавшегося под столом, испуганно прижимающего к груди какую-то игрушку. Принц смотрел на бывшего телохранителя широко распахнутыми серыми глазами и Ваако дрогнул под этим невинным взглядом, опустил руку, до боли сжимавшую рукоять оружия. Он обещал Императору позаботиться о ребёнке.

- Почему все бегают и страшно плачут? – Шёпотом спросил мальчик. Ваако поманил его к себе и бережно обнял, словно единственную в мире драгоценность.

- Ты скоро поймёшь, мой новый Император… Не волнуйся и не бойся ничего. Я помогу тебе стать сильным.

…Во Дворце считали, что Ваако Фетт бесчувственный и жестокий человек. Так было принято. Об этом знали даже малолетние дети прислуги – на свете, оказывается, есть человек, который ничего не чувствует. Ни боли, ни счастья… НИЧЕГО. Немногие продолжали помнить, отчего он стал таким. Немногие разделяли боль онемевшей от страшной потери души. Но он чувствовал. Всё. Всегда. И ему было невыносимо горько…

+++

В пустом коридоре гулко отдавались неторопливые шаги. Ваако всегда носил высокие военные сапоги, чьи каблуки звонко отбивали размеренный ритм. В стрельчатых окнах, мимо которых проходил советник по безопасности дворцовых служб, отражался кроваво-красный закат. Время встречи с Императором. Как всегда при упоминании этого титула внутри что-то болезненно сжалось, но Ваако даже не замедлил шагов. Многие говорили, что он был столь же неумолим, как смерть. И к своим врагам, и к себе самому.

Вдруг впереди послышалось эхо торопливых шагов – всё, как всегда. Фетт остановился, ожидая. Это уже стало его ежедневным ритуалом. Человек, спешащий ему навстречу, вышел из тени колоннады, и стало видно, что он достаточно пожил на белом свете: бордовые лучи закатного солнца скользили по седым волосам и длинной, но ухоженной и аккуратной бороде. Чёрная униформа дворцового учителя выгодно подчёркивала благородную стать и выправку старика. Лицо его, искажённое временем и морщинами, выглядело обеспокоенным. Ваако тот час же понял, что это означает и ему так же взгрустнулось.

- Это снова случилось? – Вместо приветствия проронил советник.

- Клянусь, ваше сиятельство, что не давал повода!

- Я верю, - устало вздохнул Фетт. – Но что на этот раз послужило причиной?

- Сегодня мы занимались историей. Вы же понимаете… Его отец был столь знаменательной личностью, что о нём невозможно не встретить упоминаний, независимо от того, какой отрасли науки уделять внимание.

- Конечно… - Ваако вздохнул почти одновременно с учителем. Мужчины смотрели друг на друга с тоскливой обречённостью. Алый свет пронизывал воздух, расцвечивая мраморные плиты пола и стен в причудливые узоры. – Как он теперь?

- Час назад ушли целители. С тех пор он не сказал ни слова.

- Что ж… Идёмте.

Они медленно пошли вперёд, сохраняя молчание. Им обоим не хотелось возвращаться в аудиторию, созданную для одного единственного ученика. Остановившись перед тяжёлыми дверями с бронзовой отделкой, Ваако сжалился над стариком и тихо сказал:

- Можете быть свободны. Дальше я сам.

Учитель с плохо скрываемым облегчением, которое больно задело Фетта, поклонился и поспешил прочь.

Да, Ваако научился чувствовать боль. Наверное, это было одним из немногих доступных ему чувств и он дорого бы отдал, чтобы лишиться его навсегда. Осторожно постучав по изящной отделке, советник, не дождавшись ответа, вошёл в класс.

На фоне огромного окна, занимающего почти всю торцевую стену комнаты, фигурка Императора, сидевшего на подоконнике, казалась особенно маленькой и хрупкой. Ему было семь лет.

- Ваше Величество…

Ребёнок не повернул головы, продолжая апатично созерцать закатные облака, зависшие над шпилями дворцов знати. Тёмные локоны, завиваясь, падали на узкие плечи, согнутые под тяжестью совсем не детского горя и ответственности.

- Ваше Величество… - Сделал ещё одну попытку Ваако. Он старался говорить тихо и осторожно. Обычно, после приступов истерик Император ещё долго оставался вялым, но всё могло в момент измениться.

- Как я просил ко мне обращаться? – Голос мальчика звенел сталью и советник подавил очередной вздох.

- Вы же понимаете, что называть Императора по имени недопустимо нормами этикета. Вы ведь изучали этот предмет, мой Повелитель.

- Я изучал. – Император Галактики, Центральных и Средних Миров, Владетель Внешних Колец, Повелитель Девяти Башен и прочая, медленно повернулся к Ваако и советник невольно напрягся, встретив твёрдый взгляд пронзительно серых глаз. – Но моего отца… Моего отца… - Мальчик часто задышал, что было явным признаком надвигающейся бури. Давясь воздухом, он с трудом закончил фразу: - ЕГО ты называл по имени?!

Ваако опустил взгляд, не выдержав той горечи, что стояла непролитыми слезами в глазах ребёнка, и тихо ответил:

- Вы ошибаетесь, господин. Я звал его иначе. Его имя было величайшей драгоценностью и не мне, жалкому потомку оружейников, произносить его.

- Я приказываю тебе, - Император с трудом взял себя в руки, не позволив своему гневу вылиться в очередную истерику. – Приказываю, слышишь?! Называть меня по имени, хотя бы тогда, когда мы наедине. Или я боюсь… Боюсь, что забуду его насовсем.

- Господин Ванахи, - сдался Фетт, мысленно застонав от ужаса. – Уже пора возвращаться в ваши комнаты.

- Мне трудно двигаться.

- Что с вами? Вы не ранены? Вызвать целителя?

- Не надо, советник Ваако, целители уже были здесь. У меня просто нет сил.

- Вы неразумно тратите их на гнев, Повелитель, - качнул головой Ваако. Потом шагнул вперёд и взял ребёнка на руки. – Вот так.

Он был совсем лёгкий, словно в этих худеньких ручках и ножках, в этом хрупком тельце оставалось совсем мало жизни. Насколько помнил Ваако, наследник престола родился маленьким и болезненным. Жизнь во Дворце, где его боялись и ненавидели, не прибавила здоровья Ванахи.

- Слабость – это грех, - вдруг сказал мальчик, когда Ваако проносил его мимо цветных витражей и опустевших залов. Советник обеспокоено заглянул в узкое красивое лицо в обрамлении тёмных локонов и спросил:

- Что вы имеете в виду?

- Я слабый и никчёмный… Как долго Империя будет прощать мне это?

- Вы вовсе не слабы, господин Ванахи, - чтобы подтвердить свои слова, Ваако приподнял уголки губ, обозначая улыбку. – Чтобы каждый день нагонять страх на своих учителей, нужны огромные силы! Только подумайте, как вас бояться взрослые мужчины!

- Они бояться не меня, а моего титула, - вздохнул мальчик. Фетт не нашёлся, что ответить на это и поэтому они в молчании дошли до личных апартаментов Императора.

Ваако зажёг маленький ночник и помог ребёнку снять жёсткий камзол и высокие тесные сапоги. Когда-то всё это он делал для отца Ванахи. До сих пор помнил усталую благодарность в сапфирово-синих глазах Императора Тимо, его виноватую улыбку и тихий голос: «прости, что тебе приходится этим заниматься»… Он совершенно не жалел себя, тратил все силы для того, чтобы восстановить свою Империю из того хаоса, в который она рухнула по вине предыдущих повелителей. Никто, кроме Ваако, не знал, как в темноте спальни Властитель Галактики тихо умирал от боли и невозможности хоть на секунду забыться спасительным сном…

- Ты расскажешь мне что-нибудь сегодня? – Ворвался в мысли советника голос мальчика. Малолетний Император ничего не знал о том, каким был его великий отец на самом деле. Всё, что он помнил – это то, что Тимо Лайтонен ненавидел своего ребёнка, стыдился его и презирал за слабость. Ванахи всю свою коротенькую жизнь думал над тем, чем же он обидел своего отца. Каждый вечер из учебного класса его забирал человек, который мог ответить на все эти вопросы.

- Конечно, мой господин. – Горько улыбнувшись, Ваако поправил слишком широкие для ребёнка рукава ночной рубашки и, сев рядом на кровать, стал расчёсывать длинные волнистые волосы мальчика. Такими вечерами он позволял своим мыслям вернуться в далёкое прошлое, где он мог быть рядом со своим другом и хозяином. Человеком, являвшимся центром его Вселенной. – Что бы вы хотели узнать на этот раз?