Но такое переполнение святых стен было сестрам на руку. Как можно уследить за каждой в таком муравейнике, как можно было сразу запомнить каждую новенькую в лицо? Проще простого было уединиться для разговора, или обменяться местами, что проделывали наши сестрицы особенно охотно. Кандида имела сильное пристрастие к духовным беседам и, низко склонив голову, так, что лицо ее почти не было видно между складок монашеского клобука, слушала наставления священника или настоятельницы, мало смотревших в лица послушниц, и более всего любивших тихое и покорное слушание отрывков из Священного Писания, которое они с любовью зачитывали в воспитательных целях.

Соледад, охоты к таким занятиям не имевшая, часто посылала сестрицу вместо себя, а сама лишь только посещала службы. Иногда, правда, она вспоминала о Божьем гневе и о том, что воспоследует на том свете за обман, который она учинила в святых стенах. Но мысль о Чистилище вполне успокаивала ее тогда совесть.

Так, по прошествии нескольких месяцев, настоятельница и фра⁹ Луис совершенно перепутали сестер и уже были совершенно уверены, что Кандида – это Соледад, а Соледад – это Кандида. Тому способствовало также и то, что сестры назывались одинаковыми именами. И, хотя Соледад и прибыла в монастырь первой и мать настоятельница увидела ее раньше сестры, но с тех пор прошло много месяцев, а мать настоятельница была стара, слаба зрением и слишком занята многочисленными заботами, чтобы помнить кто из сестер кто. К исходу установленного срока настоятельница была убеждена, что именно младшая сестра должна стать монахиней, благо та проявляла похвальное рвение и усердие к будущему поприщу, а старшая – выйти замуж, к чему так же страстно стремилась, как младшая – к постригу.

Желанный для обеих девиц день неотвратимо приближался. Обе ждали его с нетерпением и трепетом, ибо каждая должна была вступить в этот день в новую жизнь и ни одна не была уверена в успехе. Кандиду терзал страх перед грехом, но исповедь после пострига должна была утишить ее совесть, а Соледад смущала мысль о мачехе, которая вдруг да явится на бракосочетание Кандиды.

Но на их счастье, как выяснилось в самый день свадьбы, донья Лусия де Салинас сочла совершенно ненужным свое присутствие в монастыре при венчании младшей падчерицы. Свое материнское благословение донья Лусия пожелал придержать при себе. Да и вообще она ни разу не посетила монастырь с тех пор, как отправила туда сестер.

Итак, в один из дней, сразу после заутрени, мать-настоятельница призвала к себе сестер для беседы.

–Соледад Кармела Кандида, – начала она, обращаясь к старшей из сестер. – Осталось лишь несколько дней, отделяющих тебя от будущей жизни, от супружества. Готова ли ты, дочь моя, к такой перемене в своей судьбе? Все ли мы сделали для того, чтобы подготовить тебя к будущей твоей жизни?

–Все, матушка, – смиренно ответила Соледад, опустив глаза.

–Нет ли у тебя иных желаний, дитя мое?

–Нет, матушка.

–Это хорошо. Смирение со своей судьбой – есть высшая добродетель для женщины. Я знаю, ты не желала вступать в этот брак, но теперь, вижу, изменила свое решение. Льщу себя надеждой, что немало тому поспособствовали те беседы, которые вели с тобой я и фра Луис.

–Да, добрая матушка, именно так.

–Помни, дочь моя, что смирение, смирение и вера должны руководить тобою на жизненном пути. Смирение перед Богом и перед мужем, вот истинная добродетель любой женщины, – настоятельница вздохнула.

Сама она была весьма смиренна и это несколько мешало ей на ее важном поприще.

–Твоя мачеха опасалась, что ты будешь много плакать на свадьбе и к твоему платью приложена густая вуаль, чтоб скрыть слезы. Полагаю, что теперь, когда ты вполне спокойна, столь густой покров тебе не понадобится?

–О, нет! – воскликнула Соледад.

Она подумала о том, что жених по доверенности, пожалуй, не должен видеть ее лицо перед венчанием, ведь он сможет догадаться, что ей не пятнадцать лет, а несколько больше. И, хотя мужчины так ненаблюдательны, но все может случиться. К тому же, как знать, не явится ли мачеха или сеньор Алонзо… надо обезопасить себя от подобных случайностей. Фигурой они с сестрой схожи и тут опасности никакой нет, но вот лицо…

–Нет, я желаю одеть вуаль, – твердо добавила она.

–Но почему? – удивилась настоятельница.

–О, добрая матушка… – Соледад сделала вид, что смутилась и без всякого усилия покраснела, ибо совесть ее была не совсем чиста. – Вы должны пощадить мою стыдливость, матушка. Мне неловко будет предстать перед женихом без вуали…

–Ну, что ж, – произнесла настоятельница. – Я вполне могу это понять. Девицы бывают иногда изрядно стыдливы. Но это, впрочем, хорошо. Смирение и стыдливость – вот истинно девические добродетели.

–К тому же я опасаюсь, что не сдержу слез, – добавила Соледад.

–Аминь, – сказала настоятельница. – Не будем отдавать себя в руки случая и сделаем все так, как было решено ранее. Вы наденете вуаль, Соледад Кармела Кандида. Так будет лучше всего.

Соледад склонила голову в знак покорности решению матушки-настоятельницы.

–Ну, а ты, Соледад Кармела Кандида, – обратилась настоятельница к младшей сестре. – Готова ли ты к постригу, дитя мое?

–О, вполне, матушка! – весело ответила ей Кандида. – Я желаю этого всем сердцем!

–Я рада такому рвению, милое дитя, – ласково сказала ей настоятельница. – Утром ты будешь на свадьбе своей сестры, но наблюдать сие радостное событие тебе придется из-за монастырской решетки. В церкви на венчании будем лишь фра Луис, который обвенчает твою сестру, я и сестра Мария Урсула, ваш близкий друг. Прочим монахиням и послушницам вход в церковь будет воспрещен. Со стороны жениха, полагаю, будут присутствовать некоторые кабальеро и, быть может, дамы. Лишь только твоя сестра уедет, ты будешь отведена в уединение для размышления, а вечером состоится постриг. Все ли тебе ясно, дитя мое? Твердо ли твое решение?

–Да, матушка, твердо. Я не изменю ему никогда.

–Твои слова и, главное, твой взгляд, убедили меня, дитя мое. А теперь ступайте. Только еще одно…

Сестры, уже было собравшиеся уходить, остановились.

–Увы, ваша мачеха, донья Лусия, не сможет присутствовать при бракосочетании. Ее сын, Родриго де Гуэрра, болен и обязанности матери удерживают ее дома, близ дитя. Дон Алонзо также быть не сможет. Поэтому вашу семью здесь будем представлять я и сестра Мария Урсула. Надеюсь, вам это не неприятно?

–Нисколько, матушка. Вы и сестра Мария Урсула равно дороги мне, – ответила Соледад.

–Это хорошо… Дон Хосе Диего де Вилламарга де Ульоа прибудет ровно через два дня, ведь, как ты знаешь, поместье графа де Кеведо находится недалеко отсюда. Всего в четырех часах езды.

–А кто этот сеньор де Вилламарга? – спросила Соледад.

–Это тот кабальеро, что будет твоим женихом по доверенности, – сказала ей настоятельница.

–Но почему приедет не сам жених, а его представитель, матушка?

–Потому что граф Диего хочет пышную свадьбу у себя в поместье, а ваша мачеха настаивает на предварительном венчании тут же, в стенах монастыря. А так как два раза венчаться дон Сезар и Соледад никак не смогут, то и было решено, что здесь, в монастыре, ты обвенчаешься с сеньором де Вилламарга по доверенности, а в поместье – уже с женихом, с сеньором графом. Вы хотите еще что-нибудь спросить?

–Нет, матушка, – ответила ей Соледад.

–Хорошо… А теперь ступайте и помните: все свершится через два дня.

Сестры молча поклонились матушке и вышли.

Глава 4.

Через два дня в монастырь прибыла кавалькада из двух разряженных кабальеро, двух дам, ехавших в щегольском экипаже, и нескольких слуг. Сестра Мария Урсула по приказанию настоятельницы пошла к сестрам, чтобы сообщить о прибытии дона Хосе де Вилламарга с сопровождающими и подарками невесте.

–Ну вот, – сказала сестра Мария Урсула, – приехал тот, кто женится на тебе по доверенности, Соледад. Его сопровождает еще один знатный идальго и две дамы, наряженные, как картинка! Они привезли с собой подарки тебе. Полагаю, их сейчас внесут сюда. Ты волнуешься?