Она смотрела на Капитолий сверху вниз, пытаясь найти ответ на вопрос.
- Кто такая Эффи Тринкет?
Ей нравился Капитолий, его жители, его мода, она хотела бы жить в своей уютной утопии. Но она знает – это прошлое. Ужасное прошлое, где процветало убийство невинных людей. И она стыдилась своих чувств. Ей надоело сравнивать все с тем, что было раньше. Но настоящим жить не получалось. Слишком сложно. Она ничуть не слабачек, но тут её нервы сдали. Мейсон права – она не имела права забывать.
Теперь ей стало понятно, почему никто не говорит о ней, как о сопровождающей. Ей ведь нельзя нервничать. Многие от этого сходили с ума и умирали. Но она всё равно чувствует ответственность за все, что произошло и может произойти. И сейчас, позабыв о каллиграфии, она быстро что-то пишет на листке розовой бумаги, её любимого цвета. Она искренне считает, что её смерть – смерть капитолийки - должна искупить грех убийства всех невинных жителей Дистрикта. А ещё, ей кажется, что покончив с собой, все больные чудом придут в себя и их страдания закончатся.
Самоубийство. Раньше она боялась этого слова, панически, выгоняла его из головы… но она забыла о тех случаях, когда её же капитолийцы не могли справиться с эмоциями, бросаясь с крыш, мостов, из-за глупостей; забыла, как и сама думала покончить с Голодными Играми подобным методом, чтобы не видеть, как умирают её дети-трибуты.
Девушка надевает красное платье, которое так ей нравилось. То самое, с которого всё началось когда-то. Она накидывает сверху кожаную куртку и, наконец, выходит из комнаты.
- Эй, милая – кричит Эбернети, - ты собралась погулять? Там ужасный дождь.
- Я пойду в бар, - нервно отвечает Эффи, стараясь сделать так, чтобы её голос прозвучал как можно спокойнее.
- Захватишь и мне что-нибудь? - ей показалось, что Эбернети засмеялся.
Её не волнует проливной дождь, под который она попадает сразу же, как только выходит из его квартиры. Эффи натягивает куртку со спины на голову, чтобы хоть как-то укрыться от дождя и быстрым шагом направляется главному мосту.
На щеках застыли липкие соленые следы от слез. Глаза щиплет. Эффи трет их пальцами, пытаясь смахнуть мелкие частички соли, прилипшие к ресницам. Каблуки утопают в грязи. От дождя одежда промокла насквозь. Идти быстрее не получается.
Эффи резко остановилась, словно впала в экстаз. Затем подняла голову вверх. Тучи медленно расходились в стороны, открывая вид на уходящее солнце. Она не знала, что происходит, в её голове будто бы взорвали атомную бомбу.
На секунду краски города вспыхнули от света пламенного шара. Она зажмурилась – они стали ярче и контрастнее всего на пару секунд, перед тем, как она перестанет различать цвета. Она вспоминала. На приоткрытых губах персикового оттенка уловила сладкий привкус экзотических фруктов и дымный вкус, смешанный с едва ощутимой багряной кислинкой. Почувствовала запах мокрого асфальта, воды и отцветших фруктовых деревьев. Все её чувства обострились в тысячи раз. Тринкет вспоминала отрывками, нервными толчками. В голове заиграли картинки из прошлого. Нескольких убитых трибутов, имена которых остались забытыми для неё. Вспомнила как уговаривала спонсоров. Ей не стало лучше от этих воспоминаний, наоборот, противно от собственного притворства. А ещё, неожиданно для себя, она вспомнила Эбернети.
Чувство вины, жесточайшее чувство вины поселилось в душе Эффи в самом неподходящем для этого месте - капитолийском мосту. И это была вина перед ним. Он бы не позволил ей сделать подобное с собой, теперь она уверенна.
- Он всё, за что я могу ещё держаться, - думает Тринкет. – Поэтому, я хочу забыть Хеймитча Эбернети.
Но она не могла себе позволить убить в себе то, что было связанно с ним.
- Он безумный лицемер и сволочь. И хам, – шепчет она, крепко вцепившись в железные перила. - Он никогда не прислушивался к моему мнению, называл меня глупой идиоткой. Иногда он пропадал на целый день, а когда возвращался, от него дико несло портвейном. Не слушал меня. Совершенно. Был вечно в себе и отказывался выходить со мной куда-либо. У нас были совершенно разные вкусы, желания, мечты, понимание мира.
Она осторожно перелазит перила, и ступает на небольшой выступ.
- Ему не нравилось, когда я начинала говорить о своих недостатках - называл это нытьём. Он крепко прижимал меня к себе, даже когда я этого не хотела. Он позорил меня на публике, которой я хотела понравится. Он ненавидел меня, но шептал на ухо, что какой бы дурочкой я не была, он всё равно будет любить меня. Будет со мной…
Прекрасный вечер медленно подходил к концу, на город опускались сумерки, последние лучики заходящего огненного солнца прощально вспыхнули напоследок и исчезли за горизонтом. Краски теряли насыщенность, она больше не чувствовала запахов и вкусов. Теперь все стало безжизненно серым, даже её огненное платье. В её голове больше не было вопросов, а мысли не путались в спешке сменить друг друга.
Зрение – одно из важнейших наших чувств. На него приходится 90% всей информации, получаемой человеком. Без него можно прожить, но очень тяжело.
На секунду она подумала, что потеря цветоощущения не так страшна, как окончательная потеря зрения. Тяжелые веки блаженно скрыли блики опьяненных глаз, а тонкая шея плавными изгибами склонилась к обнаженному плечу, обласканному дыханием нежного ветра. Плавные движения рук, тягучие, как сладкая нуга. Она представляла, что летит. Потухает закат, а с ним и все чувства.
- Как странно, - подумала она, - я снова ничего не чувствую.
Подол красного платья взлетал вверх и ей казалось, что, спрыгнув, она не упадёт, а поднимется выше облаков, как и шлейф на ветру.
Комментарий к
* - музыку выбирайте на свой вкус, конечно же.
p.s. Большая получилась, буду постепенно уменьшать количество страниц. Пишите, если что ;|
========== Часть 17 ==========
Девушка стояла под холодным осенним дождём на мосту. Казалось, что она неживая. Её голова была опущена, и лица не было видно, будто она спрятала его от всего мира. Её тонкие руки, посиневшие от холода, тяжело свисали как плети. Не длинные светлые волосы, словно морские водоросли, липли к обнаженным ключицам и кожаной куртке. Прохожие не обращали на неё внимания, может быть думая: ничего особенного, это совсем нестранно. Просто очередная капитолийка плачет из-за общего несовершенства мира под дождём на мосту. Очередная больная прыгает в бездну, из которой никто не возвращается.
Она подняла голову и осмотрела небо, сопротивляясь каплям дождя, и подумала:
- Сколько раз мне приходилось думать об этом и вот, я делаю.
Она смахнула слезы, убрала с лица мешавшие пряди волос. Девушка тихо шептала куда-то перед собой каждую мысль, что могла выхватить из этого водоворота:
- Дождь, холодно. Странно… Осень ведь только началась. Хорошая куртка, только карман рваный… Который час? Солнце уже садится. По крайней мере, теперь я знаю, где запад. Получил ли он моё письмо? Не хотелось бы, чтоб он его уже прочитал. Собственно, Капитолий меня уже не держит. Забавно, всем этим людям плевать, может мы капитолийцы действительно черствые эгоисты?
