Кто же они, эти счастливцы, удостоенные высших кладбищенских почестей, перед которыми памятники Новодевичьего национального погоста выглядят только как попытка изобразить некую значимость умершего? Таких могил было здесь, наверное, не меньше двух десятков. У каждой стояли корзины живых цветов, сбрызнутые свежей водой.

Подошел какой-то человек в аккуратной униформе, с угрюмым ротвейлером на поводке. Оказалось, охранник, но для секьюрити довольно разговорчивый. Рассказал, что хоронят здесь наиболее заслуженных братков из числа солнцевского криминального «генералитета». Всех побили соперники автоматным и пистолетным огнем в самом цветущем возрасте. Старше тридцати лет никому не было. Лица покойных, выбитые на граните, сильно контрастировали с изысканным великолепием монументов. По поводу таких лиц обычно восклицают: «Ну и рожа!» Особенно меня поразил один. Даже рука вдохновенного художника не сумела убрать признаки самодовольной и жестокой тупости на толстощеком лице с торчащими под прямым углом здоровенными ушами и короткой шерстью над узким лбом.

Надпись внизу была соответствующая: «Колян, мы тебя никогда не забудем!» Колян в ответ ухмылялся щербатым, толстогубым ртом.

– И что ж это за мастера, соорудившие такое чудо? – спросил я у охранника. – Наши ведь, насколько мне известно, не могут полировать гранит, во всяком случае так?

– Итальянцы работали и по граниту, и по бронзе. У себя дома все делали, а сюда приезжали только собирать. Вот там, у забора, – охранник махнул рукой в сторону леса, – остановились автопоездом фургонов десять, наверное. Все нужное привезли с собой и работали круглые сутки…

– Деньги, должно быть, большие взяли? – произнес я, прикидывая в уме, каких сумм это все стоит. – Миллион долларов, наверное, не меньше?

Охранник засмеялся:

– Для тебя, наверное, миллион долларов – выше крыши. Верно? Здесь, дорогой мой, очень большие миллионы, тебе даже не осознать… Да и не нужно!

Ему вероятно хотелось поговорить и он спросил:

– Медунова хоронили?

– Да! – ответил я. – А вы что, его знаете?

– Кто ж Медунова не знает! Я, браток, многих знал и знаю. Скажи мне десяток лет назад, что с кладбища буду кормиться, в страшном сне бы не поверил. Я в Софрине служил, в бригаде ГРУ. Ушел подполковником, пенсия по нынешним ценам – гроши. Вот и нанялся с Урсулом охранять покой хлопцев этих несчастливых.

Собака, услышав кличку, посмотрела на хозяина всепонимающим взглядом.

– Платят хорошо, а самое главное – вовремя! – секьюрити посмотрел поверх моей головы.

– Ну, ладно, будь здоров! Вон ваши уже уходят…

После часовых поминок в ресторане Центрального Дома литераторов мы заспешили в аэропорт, но я никак не мог отделаться от раздумий все на ту же тему – о памяти и памятниках.

Незадолго перед этим я был в Москве на Новодевичьем кладбище. Там меня поразили два факта – первое, что наконец установили памятник Твардовскому. Могила поэта много лет удивляла посетителей полузаросшим холмиком. Сдвинутая к забору, в самую тень кладбища, она навевала тоску и вызывала горечь.

Могилку эту выкопали вначале Хрущеву, умершему 11 октября 1971 года, но сын его, говорят, устроил скандал с угрозой, что отца сюда не повезет ни под каким видом. И тогда власти, чтобы избежать и без того повышенного внимания к персоне нон-грата бывшего советского лидера, уступили и отвели ему место упокоения поближе к центральной аллее. А выкопанная могила пустовала больше трех месяцев, пока 18 декабря не скончался Александр Трифонович Твардовский.

Заступиться за него, видимо, было некому, тем более скандалить по поводу хорошего или плохого места. Вот и похоронили великого русского поэта у забора, в самом углу кладбища, и много-много лет не было здесь никакого памятника. Я всякий раз приходил сюда с букетиком цветов, купленных у входа. Радовало одно: возле могилы Твардовского была протоптана тропа. Народ поэта не забывал.

Ну, а потом памятник появился. Не чета, конечно, солнцевским ребятам. Что-то такое невыразительное и тусклое, что даже и не запоминается.

И второй факт, который больно тогда кольнул мое сердце там же, на Новодевичьем, – это памятник жене маршала Жукова Галине Александровне. Она была намного моложе мужа, но умерла раньше. Жуков пережил ее ненадолго.

Видимо, никто не ходит сегодня к этой могиле. Гранитные плиты разошлись и сдвинулись. Сквозь них пробивается какая-то кустарниковая поросль, усиливая ощущение забвения и тоски.

Памятник изначально был красив. Скульптор, судя по всему, хотел вложить в него идею необыкновенной любви великого полководца к молодой женщине, которая разделила с ним самые трудные годы забвения.

Ничто не выглядит так печально, как забытая могила, тем более такая… А нанимать для обслуживания погостов отставных офицеров ГРУ честным людям не по карману.

К слову сказать, когда Хрущев снимал Жукова с должности министра обороны и отправлял его на пенсию, то одним из обвинений, предъявленных опальному маршалу, было то, что он якобы тайно, без ведома ЦК, создал некое специальное секретное подразделение, в задачу которого входили захват и физическая нейтрализация лидеров, противостоящих Советскому Союзу стран. Набирали туда, сами понимаете, людей высших кондиций, готовили их действовать бесстрашно и хладнокровно в любой обстановке. Это и была та самая бригада ГРУ, укрытая впоследствии в Софрино.

Жукова тогда обвинили, что люди, находящиеся вне пристальной видимости партийных органов, могут однажды захватить и Кремль, что и сделал в июне 1953 года сам Хрущев, опершись на помощь того же Жукова, ликвидируя Берию.

В общем в истории, а уж тем более нашей, отечественной, иной раз сходятся вплотную и пересекаются такие сюжетные мистификации, что никакому фантасту не под силу их осознать, а тем паче придумать.

Мыслимо ли дело, бывший офицер самого элитного подразделения Главного разведывательного управления Министерства обороны охраняет могилы бандитов, поражающие своей вызывающей роскошью. Бандиты, в отличие от государства, которому разведчик много лет отслужил верой и правдой, и, возможно, не щадя живота своего, шел в атаку на дворец Амина, платят ему много больше, а самое главное – вовремя. Государство же отделалось от ветерана несколькими кусочками нарядного наградного железа, которое сегодня ничего не стоит.

Так вот, следуя по «тропе» этой логики, я пришел к еще одному факту, сейчас почти забытому, но от этого не потерявшему своей дикости. В августе 1991 года, не выдержав потрясений, обрушившихся на страну, в своем кремлевском кабинете покончил жизнь (повесился на отопительной батарее) Сергей Федорович Ахромеев, Маршал Советского Союза, бывший начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, Герой Советского Союза, военачальник, усыпанный огромным количеством орденов, в том числе и боевых, полученных на фронте, куда лейтенант-танкист Сережа Ахромеев попал в начале 1942 года девятнадцатилетним юношей. Кто такой командир танкового взвода в условиях жестоких боевых действий, объяснять, я думаю, не надо. Закончил войну Ахромеев майором, командиром танкового батальона, а это значит, что он всегда находился под прицелом противотанковых орудий, потому как любой фронтовик знает, что человек, прошедший войну в танковом чреве, имел шанс пасть смертью храбрых много раз, в любом бою.

Сам танк, как боевое оружие, рассчитывался на три месяца фронтовой жизни. Вот и считайте, сколько подбитых и сгоревших машин сменил за войну Ахромеев. Но судьба благоволила к нему. Он не только остался жив, но и сделал после войны блестящую карьеру, став в конечном итоге первым заместителем министра обороны, начальником генерального штаба, в компетенцию которого входило и главное разведывательное управление, вместе с той Самой сверхсекретной бригадой в Софрино.

Сергей Федорович Ахромеев был сухощав, спортивен, и военная форма сидела на нем как влитая. Рассказывают, что он был строг, скрупулезен, требователен и, как настоящий штабист, не терпел никакой расхлябанности, но всегда оставался справедлив, а самое главное – бескомпромиссен, когда дело касалось его главных жизненных принципов. Его невозможно было перетянуть на сторону Ельцина, что впоследствии, как я думаю, и стоило маршалу жизни. Ахромеева, зная его служебную и гражданскую неприступность, стали обходить с другой стороны. Продажные журналисты обвинили маршала в том, что он пользуется на даче казенными вещами. Дело дошло до того, что какая-то журналистка заявилась в загородный дом маршала, осматривала комнаты и даже заглядывала в холодильник. Маршал скрипел зубами, жена капала себе корвалол, дочь плакала, но действию блудливой журналистки не мешали – смотри, у нас секретов нет! Заметьте, даже звание Героя Советского Союза, в сущности статус национального героя, отмеченного за подвиги во имя Отчизны высшим признанием, не оградил Ахромеева от произвола. Хотел бы я видеть эту журналистку при попытке осмотреть холодильник, ну, скажем, участкового милиционера. Она быстро бы умылась там остатками борща, да еще и кастрюлей получила бы по голове.