Казалось бы, сам приезд человека такой масштабности в маленький невзрачный Степанакерт (главный город Нагорного Карабаха) с населением чуть больше пятидесяти тысяч должен вызвать у жителей почтительный интерес. Ан нет! Собеседник Боровика не только не проявил к нему уважения, да и разговаривать не пожелал. Так и бродил следом за той угрюмостью, почти в растерянности выдающийся журналист, впервые встретившись с полным пренебрежением к своей персоне. Увы, но ему, человеку вознесенному в розовые облака, трудно было осознать, что реальное выглядит уже совсем иначе, чем в кругу эрудированных до изумления коллег по телепередаче «Международная панорама», где они что-то такое в нашей жизни прогнозировали, гладя Горбачева исключительно «по шерсти». Как впрочем, всех его предшественников, которые неразумностью своей подводили «шею» страны «под топор».
Там в Степанакерте Боровику уже нетрудно было понять, что сбросив советское прошлое, прежде всего партийное бремя, нынешний предмет внимания, этот незаметный со всех сторон человек, являлся продуктом антикоммунистического подполья, что зрело многие годы за цветастым фасадом «братской дружбы». Кстати, не только в Нагорном Карабахе, но и в Украине, Прибалтике, Молдавии. Махровая и со всех сторон ущербная ненависть ко всему советскому становилась дубиной, которой вчерашние «братья» кроили ненавистные им черепа.
В полной мере миллионный Краснодар почувствовал это в январе девяностого года, а если уж быть совсем точным, в ночь на 15 января. Сегодня мало кто помнит, что в новейшую историю Кавказа тот январь вошел под радикально темным цветом. Его так и назвали – «Черный январь». Процессы, спровоцированные горбачевской перестройкой, как и прогнозировалось теми, кто все это задумывал (судя по всему, за океаном), привели к острым межнациональным конфликтам во многих местах, но сильнее всего в Баку.
13 января в столице Азербайджана начался массовый погром армянского населения, причем в невиданно жестоком виде. Людей выбрасывали с балконов, забивали прямо на улицах. Местные власти полностью утеряли контроль над ситуацией, и, чтобы предотвратить массовое уничтожение мирных жителей, в Баку была введена воздушно-десантная группировка под командованием молодого, решительного, но еще мало кому известного генерала Лебедя. Того самого Александра Ивановича, про которого вскоре заговорит весь мир, и который через несколько лет сгорит в том пламени, что сам и разжигал. Многие, кто в дни той смуты рванул навстречу амбициям, даже в страшном сне не предполагали, что это только начало их личной трагической судьбы. Хотя и не у всех…
Надо вспомнить, что тогда очень активничал кинорежиссер Станислав Говорухин, известный до того славным фильмом «Место встречи изменить нельзя». Но этого ему показалось мало, поэтому упругим броском революционного ниспровергателя он пытается прорваться на политическую авансцену документальным фильмом «Так жить нельзя!», где до кучи свалил и живописал очевидные безобразия того времени. В концентрированном виде это выглядело очень впечатляюще, хотя через время другим своим кино предшествующие установки столь же горячо опровергал.
Он тогда много чего такого же писал и в газете «Московские новости», где ему явно благоволили, выдавая чуть ли не за «Данко» судьбоносного времени. Неплохой актер, Говорухин успешно играл любые роли (что на экране, что в жизни). Но при этом одна деталь – умело меняя позиции для каждой последующей атаки, всякий раз ставя сие действие в зависимость от величины дистанции к самой власти, пока, наконец, не приблизился к ней на расстояние дружеского дыхания.
Но в начале девяностого года, по следам бакинских событий, на всю страну вещает показательно громко и очень резко, словно старается опередить всех остальных в гражданском гневе и стать святее Папы Римского. Я думаю, что лучшего исполнителя роли понтифика (в кино, конечно) сыскать будет трудно.
«В ночь с 19 на 20 января в город все-таки вошли войска. Но Советская Армия вошла в советский город как армия оккупантов: под покровом ночи, на танках и бронемашинах, расчищая себе путь огнем и мечом. По данным военного коменданта, расход боеприпасов в эту ночь – 60 тысяч патронов. На сумгаитской дороге стояла на обочине, пропуская танковую колонну, легковая машина, в ней – трое ученых Академии наук, трое профессоров, одна из них – женщина. Вдруг танк выехал из колонны, скрежеща гусеницами по металлу, переехал машину, раздавив всех пассажиров. Колонна не остановилась – ушла громить «врага, засевшего в городе»… Не вступая с мэтром в полемику, могу только утверждать, что ни один танк на марше никогда самочинно не покинет места в строю, поскольку это категорически запрещено боевым Уставом.
Но это к слову, а для сути давайте вернемся на Кубань, где в ту пору все военкоматы работают круглые сутки, составляя списки резервистов, чтобы военно-транспортной авиацией перебросить призванный из запаса контингент в район Кировабада, предварительно и срочно обмундировав его в военно-учебном центре в районе станицы Ханской. Самое главное – там же вооружить боевым оружием. То есть, в бой можно было идти прямо от самолетного трапа…
Вспоминая об этом через четверть века, я хочу опереться не столько на свои личные впечатления, сколько на рассказы двух знаковых для Кубани людей: тогдашнего председателя Краснодарского крайисполкома Николая Игнатовича Кондратенко и секретаря крайкома партии Юрия Федоровича Азарова.
– В тот день я пришел на работу даже для партийного руководителя рано, где-то в половине восьмого утра. Накопилось много почты, а раннее утро – лучшее время (еще без звонков и визитеров), чтобы со всем этим внимательно разобраться, – рассказывает Юрий Федорович, нынче генерал таможенной службы в отставке и председатель Кубанского землячества в Москве.
Он личность для кубанцев известная, поскольку вырос в Краснодаре и первые успешные шаги делал здесь же. Я же его помню еще в галстуке старшего пионервожатого, что совсем не обещало бурной и такой успешной карьеры. Но Юра Азаров был столь располагающей личностью, к тому же всегда в больших профессорских очках, что на всякой новой карьерной ступени вызывало почему-то чувство симпатии, а главное, веры во все то, что он делал. Не случайно, когда краевому управлению МВД потребовался новый замполит, многие сразу указали на Азарова, который в горкоме партии к тому же курировал правоохранительные органы. И делал это неплохо…
– Так вот, сижу в тишине, – продолжает рассказывать Юрий Федорович, – погруженный в бумаги, как подает голос телефон приемной первого секретаря крайкома партии Ивана Кузьмича Полозкова, который на тот момент находится в Москве.
– Юрий Федорович! – слышу встревоженный голос дежурной. – Снизу звонит охрана. Там у входа группа каких-то женщин пытается прорваться в здание. Чем-то очень возбуждены…
Азаров на тот момент, как говорили в те времена, оставался на «хозяйстве», то есть был главноначальствующим лицом помимо того, что продолжал и в крайкоме курировать правоохранительные органы. Подойдя к окну, он увидел у крыльца уже совсем не группу, а довольно приличную толпу. Когда спустился и представился, то сразу попал в звуковой вулкан, где среди женских криков можно было разобрать только одну тревогу – их мужей массово забирают военкоматы и везут в казармы, куда-то под Майкоп.
Азаров еще не знал, что по указанию Генштаба срочно, до полного состава, разворачивается Майкопская мотострелковая дивизия, и в станицу Ханскую действительно со всех концов края везут резервистов так называемой первой очереди. То есть мужиков зрелых возрастов, способных практически сразу вступить в бой. Пункт конечного назначения – Кировабад, второй по величине город Азербайджана, где накаты на армянское население принимают все более угрожающий характер.
От женщин, что первыми пришли к крайкому, Азаров и узнал, что транспортные самолеты якобы уже поднимаются с авиабазы. Там, недалеко от Белореченска, формируются, вооружаются и грузятся резервисты.
