выглядело. Но его тянуло дать ей развёрнутый ответ, как на экзамене, и он пожалел, что в

карманах нет ручки или карандаша.

– Слушай, я бы мог тебе написать это, как конспект. Люблю всё наносить на бумагу – так

яснее.

– Милый егерь! – Ляля снова взяла шутливый тон. – Вы действительно перезанимались в

своём МАИ. Мало того, что морочите девушкам голову перпендикулярами, так ещё и собираетесь

писать, не отходя от кассы, диссертацию о ритуалах.

– Но прошу вас, – воскликнула она с кинематографической патетикой в голосе –

продолжайте. Слушай, – тут же перешла она на знакомый, человеческий тон, – а ты что, сам из

Алма-Аты?

– Нет, из Изотовки. Не отвлекай меня от магистральной темы семинара. Так вот, молитва

как ритуал мне не подходит по моей профессии. Где ты видела авиаконструктора, который вместо

законов физики уповает на молитву? И ещё: чай можно пить в одиночку, вдвоём и целой

компанией. Это гигантский плюс, если вдуматься. Например, можно пить его вдвоём с тобой. А

представь себе молитву вдвоём!

– Ну, хорошо. А кроме молитвы? Что ты, кстати, к ней пристал? Чем она тебе не угодила?

– Не знаю, отвращение какое-то. Я в детстве пару раз бывал в церкви, в Харькове,

например. Просто заходил внутрь. Там, в Харькове, такой красивый собор – если прямо идти от

железнодорожного вокзала. Так вот противно почему-то. Всё – начиная от запаха и до внешнего

вида людей. Старухи эти полубезумные. И ещё очень противно называть себя рабом божьим. Что-

то есть в этом низкое. Как в туалет ходить на виду у всех.

– Интересный вы тип, егерь. У вас там все в вашей – как это? Изотовке? – такие умные? С

глубоким подходом к жизни?

– Встречаются. Но долго не задерживаются. Все, кто поумнее, после десятого класса

уезжают в большие города.

– А что если в церковь зайти просто полюбоваться алтарём, иконами? И не загружаться

смыслом всего этого? А что до злых старух (меня они, кстати, тоже напрягают), ты, когда за

молоком приходишь, тебя очень заботит, какая продавщица тебе пакет подаёт – симпатичная или

не очень? Тебя, я думаю, больше интересует вкус и качество того самого молока, которое в

пакете…Ладно, вернёмся к ритуалам. Что ещё?

– Ещё есть курение. Замечала, что делают посредственные киноактёры, когда им играть

нечего в фильме? Слабый текст, неубедительный образ? Они с умным видом затягиваются

сигаретой, пускают дым кольцами, смотрят куда-то в небытие и изображают титаническую работу

мысли.

– Да с тобой интереснее с каждой минутой. Так, глядишь, ты меня перпендикулярами и

заинтригуешь. А ты сам-то куришь?

– Нет, как-то не сложилось. Я пробовал пару раз – по-моему, лишняя обуза. Так же

занимательно, как марку на конверт наклеивать. Не получил никакого удовольствия.

– Слушай, я тоже что-то замёрзла. Нужно душ горячий принять, чтобы согреться. А потом и

твой чай кстати будет. Я с собой печенье овсяное захватила из дому. Давай встретимся тут через

полчаса.

Он помчался к себе в номер, боясь опоздать на встречу с ней. Схватил полотенце, мыло,

мочалку и побежал в общий душ, расположенный в конце длинного обшарпанного коридора.

Ручные часы положил на пол возле кабинки и, ожесточённо натирая себя мочалкой, несколько

раз стирал с циферблата густую испарину, проверяя, не опаздывает ли.

Она ждала его с пачкой печенья под мышкой, и они отправились в столовую, как будто

делали это миллион раз. Вадим сам не мог понять, почему ему было так легко с ней. Не приятно, а

именно легко и радостно, как будто в его жизни случилось что-то хорошее. Так было в детстве,

когда он приходил из школы в субботу, и впереди был долгий, приятный зимний вечер, когда не

надо никуда торопиться, беспокоиться о домашней работе и знать, что завтра воскресенье, и

можно спать сколько угодно, а потом не торопясь, со вкусом завтракать.

Он, правда, немного огорчился, когда она мягко, но вполне определённо отшила его на

ступеньках корпуса, не позволив проводить на второй этаж, чистенький, недавно

отремонтированный, где располагался её номер люкс.

– У меня соседка по номеру – старая дева и терпеть не может мужчин, – неожиданно для

самой себя соврала Ляля, невольно расхохотавшись при одной мысли о том, насколько это не шло

образу Лильки. – Увидит меня с тобой, заест нравоучениями до конца срока. Давай лучше утром

встретимся в столовой. Ты в котором часу завтракать собираешься?

Савченко зачарованно смотрел на неё, и обращённые к нему фразы доходили с

опозданием и с каким-то резонансом, как при плохой телефонной связи.

– Да мне всё равно. Так что в любое время.

– Вот и хорошо! – воскликнула Ляля, что-то решив для себя. – Знаешь, давай встанем

пораньше и поднимемся на канатке на вершину, чтобы посмотреть оттуда на восход солнца. Я,

соня, так и не собралась за всё это время, а ещё с первого дня, как приехала, планировала.

Подышим морозным воздухом, посмотрим на солнышко, нагуляем аппетит, а на завтрак придём к

самому закрытию столовой. Согласен?

Он с радостью мотнул головой, как жеребёнок, которому не терпится выбежать из

полутёмной конюшни на зелёный солнечный луг.

– Тогда жду тебя здесь ровно в семь утра. Не проспи!

Вадим помчался к своему корпусу вприпрыжку и только на ступеньках сообразил, что тем

самым подсознательно торопил время.

«Теория относительности: пространство, преодолённое мной на бегу, приближает меня по

времени к свиданию с ней завтра утром, – мелькнуло у него в голове, – и если моя скорость

приблизится к скорости света, то утро настанет уже через минуту».

Прошедший день казался праздничным. Будто он выиграл олимпиаду по математике и его

ждала церемония вручения какой-то красивой и единственной награды, а какой – было

неизвестно до самой последней минуты. Что-то это напоминало? Да, награждение хоккеистов,

выигравших на днях турнир на приз «Известий» в Москве. Вадим вспомнил их лица – церемонию

награждения транслировали по телевизору – и улыбнулся сам себе такой же широкой, счастливой

улыбкой.

Ляля специально замешкалась на последней ступеньке, чтобы посмотреть ему вслед. Он

почему-то понёсся во весь дух, без оглядки, и это её насторожило. «Куда нестись, спрашивается? –

почему-то с неудовольствием подумала она. – Ладно бы на свидание! Или полетел ещё кого-то

спасать? Альпийский егерь! Ишь ты!»

Ей вдруг пришло в голову, что можно было и не вскакивать так проворно на лыжи там, на

пологой площадке выезда. «Вертикально – не всегда правильно», – вдруг пробормотала она себе

под нос, но вполне явственно, так что шедшие впереди неё по коридору студентки повернулись

на звук голоса. Она нелепо взмахнула руками, показывая всем своим видом, что её слова

относятся не к ним, и вошла к себе в комнату.

Лилька, слава богу, ещё не пришла: очередная сюита из «Времён года» явно не

предвещала её возвращения раньше одиннадцати. Это было кстати – хотелось наедине подумать,

что за событие подбросила ей сегодня судьба. «Вертикально, вер-ти-каль-но», – машинально

бормотала Ляля застрявшее в голове слово, входя в ванную, где было единственное в номере

зеркало, с отбитым углом и мелкими точками засохших брызг на поверхности от зубной пасты и

лака для волос. Она с интересом уставилась на отражение, изучая, что же именно видел перед

собой её новый знакомый. Кто знает, что у мужиков на уме?! То есть, конечно, понятно: у

большинства на уме только одно. Она машинально стянула свитер через голову и так же

машинально стала расстёгивать лифчик. А у этого вертикаль, видите ли! Оригинал! Или это у всех

технарей-математиков так? Как в газетной рубрике «Физики шутят»…

Ляле захотелось прямо сейчас, безотлагательно выложить всё, что с ней сегодня