произошло, Лильке и услышать, что она думает по этому поводу. Но Лильки не предвиделось ещё

как минимум час. Стоя перед зеркалом и глядя на себя, Ляля задумчиво возила щёткой по зубам,

пока паста не стала капать на грудь продолговатыми мутными дорожками. «Как сперма», –

подумала она. Ей захотелось немедленно смыть эту пасту-сперму: она совсем некстати вводила в

водоворот мыслей Романа и мешала думать о нём, этом белокуром чудаке из совсем незнакомой

Изотовки.

– Надо будет узнать, где именно эта Изотовка, этот пуп земли, – негромко сказала она

вслух. Аккуратно щёлкнув выключателем так, чтобы ненароком не дотронуться до оголённой

клеммы (выключатель, как и зеркало, был с отбитым углом), она вышла из нагретой ванной

комнаты и с размаху бросилась на кровать, торопливо забираясь в складки одеяла и стараясь

согреться среди остывших за день простыней. «Треугольник, – вдруг подумала она. – Отбитая

часть зеркала – это треугольник!» Она расхохоталась, прыгая попой по кровати и чуть не свалив на

пол подушку.

«Да он мне всю голову забил своей математикой! Впервые в жизни думаю в категориях

геометрии. А завтра котлета за обедом – круг. И буду высчитывать её поверхность. Какое-то там, помнится, число Пи. Отношение чего-то к чему-то. Диаметра к длине окружности, что ли? А если

бы меня стукнул током этот оголённый выключатель в ванной и убил наповал – чем именно он бы

меня убил? Напряжением или силой тока? Надо будет завтра спросить. Если и дальше такие

мысли в голову будут лезть, мне самой прямой путь в Изотовку. Там, кажется, делать больше

нечего – очень подходящее место для таких возвышенных степеней абстракции». – Она ещё

повеселилась, вертясь под одеялом, и, согреваясь, стала успокаиваться.

Да, можно было бы просто притвориться, что подвернула лодыжку. И он бы её понёс на

руках. «Интересно, как бы он меня нёс? – думала она сквозь наступающую дрёму. – Если на руках, то наши лица были бы совсем рядом. И я смотрела бы ему прямо в глаза. Он, кажется,

стеснительный. Или, может, нёс бы меня на спине… Как это перевести на английский? “На свиной

спинке” – так, что ли? Где-то это в книге встречалось недавно. А по-русски куда грубее – “на

закорках”. Он бы держал меня за бёдра, а я обнимала бы его руками за шею и прислонялась к его

спине обеими выпуклостями. Хотя под курткой не почувствуешь…»

Ляля сквозь сон слышала, как пришла и шумно возилась Лилька, но просыпаться и решать

головоломки уже не хватило сил.

Сон раскололся на две части – как две серии в длинном, на умную публику рассчитанном

фильме. Вначале Ляле снилась метель, с кинематографическим гулом и завыванием ветра, как в

старом чёрно-белом фильме «Капитанская дочка», на который она ходила со всем классом в

культпоход лет в двенадцать. Ляля сквозь сон, не в силах разорвать его густой дурманящий плен, всё пыталась понять, почему эта гудящая метель то усиливается, то вдруг замолкает так внезапно, словно её кто-то выключает. В конце концов она сообразила, что это, наверное, закрывается и

открывается окно на улицу – вот почему оно хлопало несколько раз. Но такое объяснение не

принесло облегчения – её мозг упрямо стал твердить, что окна в номере законопачены на зиму, и

она увидела явственно, как это бывает лишь в снах, что они ещё и заклеены белой бумажной

лентой, чтобы в щели не дуло.

Вырваться из плена сна помогло особенно громкое в ночном мраке восклицание Лильки –

та с ходу ударилась об угол Лялиной кровати, и весьма неженское слово, сорвавшееся с её уст,

окончательно разбудило Лялю.

– Слушай, что за метель гудела? – заплетающимся языком, как пьяная, спросила Ляля,

тряся головой со сна, – а сейчас что, улеглась?

– Какая метель? – Лилькин голос был свеж и бодр, как у пионервожатой на утренней

линейке. – Ой, палец на ноге сбила, – воскликнула она без тени сожаления,– ну, что за… – И она

присовокупила ещё одно словцо тоже явно не для пионерских ушей.

– Нет, ну была же метель, я сама сквозь сон слышала, – упрямилась Ляля, постепенно

отходя ото сна и произнося слова более внятно, – то гудела, то вдруг пропадала… Ты что, окно

открывала?

– Да уймись ты, соня! – воскликнула Лилька, с размаху падая на кровать, – какая ещё

метель?! Окна здесь не открываются, и слава богу. И так холодина несусветная, а тем более в

одинокой девичьей постели.

Она хихикнула, оценив юмор своей фразы, и, как маленькой, повторила Ляле нарочитым

тоном пионервожатой:

– Никакой метели не было. Это я феном волосы сушила в ванной.

– Ааа… А я-то думала – метель… Слушай, а зачем голову мыть на ночь? – спросила Ляля с

тем бессмысленным и неотступным упрямством, которое бывает только у пьяных или со сна.

– Да волосы он мне испачкал, этот братец Март из сказки «Времена года». Пришлось

голову мыть.

– Чем испачкал? – по-прежнему никак не могла взять в толк Ляля.

– Тьфу, что за непонятки! – Лилька возбуждённо заворочалась на своей кровати. – Тем же,

чем мальчик может и хочет испачкать и другие волоски – в моём случае, например, те, которые я

еще ни разу не стригла. Пришлось принимать душ, а потом сушиться феном. Сообразила, соня?!

– То есть ты уже в гостях у братца Марта? – протянула Ляля вслух с какой-то

непередаваемой интонацией, просто чтобы сказать что-нибудь, одновременно рисуя перед

мысленным взором сцену, в которой можно было бы перепачкать причёску спермой.

– Ну, братец Январь оказался на поверку боооольшим любителем огненной воды, а не

моих женских прелестей. Ты знаешь, я не могу делить своё юное тело, жаждущее крепких

мужских рук и не менее крепкого… с поклонником вульгарной бутылки «Столичной». Неужели ты

думаешь, что формы бутылки по степени притягательности превосходят мои собственные? – с

весёлым вызовом окликнула её Лилька со своей кровати.

– Отнюдь нет, – в тон ей, с таким же деланым шутливым пафосом отозвалась Ляля, – не

говоря уже о том, что бутылка «Столичной» достаётся её обладателю за деньги. В то время как

твоё юное тело жаждет любви вполне бескорыстно. А братец Февраль куда исчез?

– Вынужден был отбыть в Воронеж для пересдачи экзамена по начертательной геометрии,

который он вполне успешно провалил в декабре на сессии. Кстати, он был весьма неплох, но меня

озадачивает любой мужчина, который проваливает сессию. Что-то в этом не так, есть здесь

подвох. Как можно мужчине провалить сессию? Я искренне поражаюсь.

– Ты хочешь сказать, что женщина может завалить экзамен, а мужчина нет? – Ляля уже

отошла ото сна и поддерживала светскую болтовню, глядя перед собой в непроницаемую темноту

комнаты широко открытыми глазами.

– Да вот представь себе, на том стою и не могу иначе, – с тем же шутливым пафосом

парировала Лилька. – Кстати, до боли знакомая фраза. Цитата, кажется, только не помню чья?

– Лютер, по-моему, – откликнулась из темноты Ляля, всё так же вглядываясь в мрак

комнаты. – Дойдёшь до братца Июля, вполне себе квалифицированного гуманитария, и он в

промежутках между вспышками телесной любви насытит и твой интеллект. Только вряд ли из

Воронежа. Ищи в пределах Московской кольцевой. А всё-таки почему завалить экзамен

простительно женщине, но не мужчине?

– Ответ, как и вся моя жизненная философия, нетривиален. – Лилька, судя по шорохам,

зарывалась поглубже в одеяло. – Женщина сложнее реагирует на вызовы повседневности – будь

то в голове, если ей предстоит экзамен, или в той женской обители, что между ног, если ей

предстоит встреча с мужским членом. Женщина непонятна даже самой себе – говорю по

собственному опыту. За это нас и любят мужчины. Она может сдать экзамен, а может и нет. Или

может, например, испытать оргазм, а может просто аккумулировать, скажем так, ощущения и