Но вот, что я осознала, – нужен всего один человек. Одно теплокровное существо рядом с тобой, которое видит адекватность в твоем безумии. Один человек, который дает тебе разрешение, которое ты так отчаянно жаждешь получить. И к счастью для меня, такой человек появился в нужном месте в нужно время, прямо как моя персональная версия мастера Йоды.

*

В январе 2009-го я пришла на вечеринку по случаю дня рождения друга. Празднование проходило в маленьком итальянском ресторанчике, и, пока я попивала вино в раскрашенном в темных тонах и тускло освещенном холле рядом с уборными, я случайно наткнулась на Рана. Ран – бывший коллега и друг. Он – человек огромных размеров, возвышающийся над большинством людей вокруг, а еще он израильтянин, отчего его акцент придает его и так глубокому, раскатистому голосу оттенок властности и внушительности. На первый взгляд он не тот, на кого захочешь наткнуться, попивая вино в тускло освещенном коридоре, выкрашенном в темные тона, но практически в каждом моем воспоминании, связанном с Раном, он предстает в моем воображении с немного озорной, самодовольной ухмылкой на лице. Он – настоящий душка, большой, грозно выглядящий, внушительно басящий душка, и в тот момент я с удовольствием задержалась поболтать с ним за бокалом кьянти.

Ран спросил у меня, не собираюсь ли я отправиться в Уистлер в наступающий уик-энд, и, после того как я сказала ему, что да, разумеется, собираюсь, он сделал нечто странное. Он подступил ко мне на несколько небольших шажков. Мы и так уже стояли довольно близко друг к другу, так что его движение вперед вызвало у меня некоторую неловкость. Я и не знала, что Ран – любитель общаться на короткой дистанции. Потом он немного наклонил свою голову и шаркнул еще чуть вперед. Я начала немного смещаться вправо.

«В город приехал мой друг, – прошептал он. – Он из Израиля, и он наверху, в горах».

Я прервала свое боковое движение.

«Он катается на сноуборде, – продолжал Ран, – и ему бы очень понравилось кататься с кем-нибудь, кто знает эти горы так хорошо, как ты».

Я кивнула и обратила внимание на тон Рана. Его голос звучал чисто, серьезно и нехарактерно тихо. Тон указывал на то, что он делится со мной чем-то действительно важным. Казалось, он инструктирует меня, отдавая четкое распоряжение, звучавшее, как полная противоположность просьбе или предложению.

«Обычно я не знакомлю людей с ним, – сказал он, – но думаю, что ты готова. Вот его номер. Обязательно позвони ему».

«Что именно ты подразумеваешь под фразой «ты готова»?» – спросила я. И хотя я не была уверена, почему он говорит столь скрытно, я наклонилась к нему и прошептала свой вопрос: «Готова к чему, Ран?»

Ран отошел на шаг назад и громко засмеялся, его голос вернул свои обычные громкость и ритм, он воскликнул: «Вау! Стефани, где твое доверие?» Он улыбнулся фирменной улыбкой и протянул мне кусок бумаги с написанным на нем телефонным номером своего друга. Я убрала записку в карман и поспешно о ней позабыла.

Два дня спустя мне позвонил Ран.

«Почему ты не позвонила моему другу?» – спросил он.

«Ой, блин! – сказала я. – Ран, я напрочь забыла».

«Я скажу ему, что ты наберешь ему прямо сейчас», – отозвался Ран.

Его тон был четким и сосредоточенным. На безделье нет времени.

Я позвонила его другу, и мы условились, что встретимся в суши-баре через несколько часов. Перед тем как повесить трубку, я спросила у друга Рана, как я его узнаю. Я надеялась получить от него какое-то описание вроде цвета его рубашки или еще чего-нибудь в этом духе – чтобы можно было узнать его в толпе. Вместо этого он сказал: «Просто попроси позвать Короля Суши. Они поймут, о ком идет речь».

Король Суши? Кто назовется Королем Суши?

По приезде в бар я сделала в точности, как было велено в инструкции: попросила позвать Короля Суши. Я ожидала встретить ничего не видящий взгляд или увидеть закатывающиеся в раздражении глаза, но вместо этого хозяйка заведения поклонилась мне, словно я только что превратилась из тыквы в принцессу прямо у нее на глазах.

«Да, конечно, – сказала она. – Вам сюда». Она повернулась и повела меня к большой кабинке в задней части ресторана. Там и сидел Джозеф, на большом троне из татами.

Он был одет в джинсы, слегка помятую футболку и худи на молнии. Его темные вьющиеся волосы были одновременно и причесаны и не причесаны, как будто он занимался укладкой, а потом ему вдруг наскучило, и он бросил это дело на полпути. У него была гладкая кожа и глубоко сидевшие ямочки, он казался молодым, может, даже был моим ровесником.

Я вытащила палочки из бумажной упаковки и оторвала их друг от друга. Джозеф спросил у меня, откуда я знаю Рана. В его глазах блеснул огонек любопытства, и по мере того как он говорил, я стала понимать, что моя первоначальная догадка о его возрасте была неверна.

Он старше, подумала я. Тридцать пять – тридцать шесть лет, наверное.

Заказывал по большей части Джозеф, по всей видимости, именно так и надо поступать, если ты Король. Когда принесли саке, он поднял свой стакан и движением указал мне сделать то же самое. Наши маленькие керамические чашечки со звоном стукнулись друг о друга.

«Приятно с вами познакомиться?» – сказала я. Фраза прозвучала не совсем так, как я задумывала, а, скорее, как вопрос.

«Взаимно, полагаю», – сказал он, и откуда-то из его ямочек вырвался застенчивый смешок.

На протяжении всего вечера еда прибывала за наш стол с неуклонной регулярностью, японские деликатесы, тарелка за тарелкой. Я наблюдала за тем, как ест Джозеф, и увиденное могу описать только словами «искреннее обжорство». Он поглощал еду, стоявшую перед нами, но не бешено, а, скорее, в замедленном ритме гедониста, неспешно смакующего каждый кусочек. Его глаза медленно закрывались, пока он клал свежего тунца, угря и маленькие кусочки мяса палтуса себе на язык, после чего заливал все это глотками саке. В какой-то момент вечера я заметила, что он напевает с закрытым ртом.

Он что, пел рыбе колыбельную?

Когда с ужином было покончено, мы договорились встретиться следующим утром, чтобы я могла показать ему гору.

«Я – Король Суши, и я выполнил свои королевские обязанности, – сказал он.

– Ран сказал мне, что ты – Снежная принцесса, так что завтра тебе следует показать мне окрестности».

«Звучит как уговор», – сказала я со смешком.

Следующим утром я наблюдала за тем, как свинячий восторг и аппетит к жизни вновь берут над ним верх. Пока я показывала Джозефу разные трассы и секретные целины, он, не мешкая, включился в процесс. Он вел себя как ребенок, «бомбочкой» прыгающий в воды озера жарким летом. В каждом его движении сквозило какое-то лихорадочное возбуждение. В том, как он катался, не было ни капли умеренности и контроля. Он катался совершенно не так, как учили кататься меня, и это очень мне понравилось. Я никогда не встречала людей, похожих на него. Я не до конца понимала, кто он, но одно было ясно наверняка – он не был «козликом».

Наблюдение за играми Джозефа в горах научило меня искусству катания на лыжах больше, чем все, с чем я когда-либо сталкивалась раньше. Его техника не была идеальной, так что дело было не в техническом исполнении. Более того, во многих ситуациях я бы охарактеризовала его как человека неуклюжего и раскоординированного, но каким-то образом ему всегда удавалось оставаться в вертикальном положении. Он олицетворял собой идеальный баланс между полным и безоговорочным подчинением стихии и физическим контролем. Это напомнило мне об одной перфоманс-художнице, которую я однажды увидела: эта женщина в буквальном смысле бросала свое измазанное краской тело на пустой холст в порыве полнейшей разнузданности. Пока она чинила свой великолепный хаос, аудитория завороженно за ней наблюдала. Ей было наплевать на то, что краска, капавшая с ее кожи, попадала на холст или парусину, которую она разложила под ним. Ей было все равно, что маленькие капельки брызг попадали на одежду и лица людей, наблюдавших за ней. Если бы Джозеф был там со мной и увидел бы эту женщину, я почти уверена, что он зааплодировал бы, а потом повернулся бы ко мне, и я бы увидела на его лице несколько капелек красной краски. «Сибуми! – сказал бы он. – Это было сибуми! Браво!»