Посвящается…

моему отцу, научившему меня кататься на лыжах и моему мужу, научившему меня летать.

«СЕМЕНА всех наших бездумно совершаемых поступков по-тихому накапливались в темных, потаенных сокровищницах – в недрах, так сказать, нашей сознательной жизни. И как будто нить нашей судьбы, которую мы пряли так долго, медленно и неспешно запутывала нас без нашего ведома, и теперь, вследствие какого-то происшествия, вдруг резко натянулась. Мы узнаём, что попались в ловушку, оказались в сетях, из которых невозможно выпутаться и в которые мы сами бездумно себя привели. Мы втянулись в приключение неизвестных масштабов. И даже если мы встретим его с уверенностью в себе и с искренней верой в лучшее, оно неизбежно окажется чем-то совершенно другим, куда более сложным, опасным и трудным, чем мы ожидаем. Поскольку мы разрешили ему целиком и полностью выйти за грань нашего понимания, оно не может не поражать нас теперь своими деталями».

Генрих Циммер, «Король и труп»

Введение

Первая трещина

Я стояла на четвереньках на покрытой гравием автостоянке и ежилась, как раненая собака. Мои колени глубоко утопали в земле, зад был опущен книзу, а крошечные камешки и острый щебень впивались в ладони моих рук. Вокруг была разбросана вся моя экипировка, она лежала на земле там, где я ее разметала. Мои лыжи и палки валялись грудой, как контуженные солдаты, а мой рюкзак лежал недвижно, совершенно безжизненный. Шлем был справа от меня. Он аккуратно так раскачивался с боку на бок, будто насмехаясь надо мной с галерки. Всего этого не было в плане.

Мое дыхание утратило свою размеренность. Два или три резких вдоха, после чего все внутри меня начало сливаться в один порывистый, слезный вой. Вырвавшийся наружу звук с силой порвал воздух прямо передо мной.

Шел третий месяц моего годичного приключения, лыжного варианта Blizzard of Oz[1], который я придумала себе в стремлении доказать всем раз и навсегда, что я кое-чего стою и даже больше. Так представьте мое удивление, когда я оказалась там – не на вершине горы, а у самого ее подножия, на стоянке для машин, плачущая и проклинающая мир в порыве гнева и разочарования.

Слезы катились по моим щекам, а тонкие нити слюны текли по губам и подбородку. Я видела, как целая река соплей стекает и капает с моего лица на маленький участок гравия передо мной, видела, как земля делает работу, которую и должна делать, – впитывает в себя жидкость. К лучшему или к худшему, но земля впитала все до капли. Несколько прядей моих волос развевались на ветру, на короткий миг прилипая к щекам и губам, прежде чем снова оторваться от них. Я задавалась вопросом, произойдет ли то же самое с нитями моего дискомфорта, уйдет ли в землю унижение от неспособности собраться с духом в этот конкретный день и развеется ли оно по ветру. Я надеялась, что это случится.

Вокруг меня как будто валялись осколки шрапнели, словно кто-то прожевал и выплюнул мои вещи, а с ними и меня. Толстые обломки пород и разбитые на куски камни срывались здесь с гор и рассыпались, превращаясь в известняковый порошок, который затем утрамбовывала поступь обернутых в цепи противоскольжения колес полноприводных автомобилей. Это было место для крепких людей. Место это – Артурс-Пасс, расположенный в Южных Альпах Новой Зеландии, именно там я стояла, опершись на руки и колени, в позе, которая – если ты только не боец ММА в партере – отнюдь не указывает на то, что ты крепок.

И если я чего-то и хотела в этой жизни, то именно этого: быть непоколебимой, способной выдерживать любые испытания крепости. Я хотела, чтобы меня видели человеком, уверенно выходящим на арену, хотела, чтобы меня знали, как человека, крепко стоявшего на ногах или, в моем случае, на лыжах. Я хотела получить доказательство того, что способна справиться со всем в одиночку, доказательство того, что я достаточно решительна, достаточно сильна и, наконец, достаточно хороша. Отсюда и цель, которую я себе придумала, – пять континентов, 4 миллиона футов перепада высот на лыжах, погоня за зимой по всему миру в компании того, что большинство людей называли «огромными стальными яйцами». Но увы, три месяца спустя после начала я была на той парковке и таращилась на грязь прямо под собой. Такого в изначальном плане не было.

«Вставай, – сказала я себе. – Поднимайся». Презрение, вот что думала я о себе.

Быть может, я повела себя наивно, решившись на эту затею, но не была настолько наивной, чтобы полагать, что за десять месяцев путешествий по миру в одиночестве на мою долю не выпадет нескольких паршивых дней. Я не в первый раз пришла на родео. Я путешествовала в отдаленные края, бывала прежде в других странах. Я вполне отчетливо осознавала, дерьмо каких разновидностей и вкусовых свойств будет прилетать в мою сторону на этом пути. Помимо этого, я потратила немало времени на раздумья о том, какие требования мне предъявит конкретно это путешествие. Я знала, что непременно буду пропускать свои рейсы и расстраивать таксистов. Знала, что буду останавливаться в номерах отелей, покрывала в которых могли бы дать богатую пищу для ума сценаристам «CSI: Miami». Понимала, что потребуется от моего тела, – я наверняка потеряю в путешествии все ногти на ногах и раздамся в бедрах. Я знала, что кожа на моих щеках и носу будет трескаться, высыхать и шелушиться. Знала, что одежда будет вонять. Что я буду вонять.

Знала также, что буду терять вещи. Маленькие элементы моей экипировки непременно окажутся разбросанными и раскиданными по всему миру. Солнечные очки пропадут первыми, как и всегда, но с ними исчезнут и путеводители, переходники для розеток и нижнее белье, которое я буду стирать вручную в раковинах номеров отелей и оставлять сохнуть в маленьких сырых уборных.

Я была к этому готова. Каким-то странным образом я даже с нетерпением ожидала этого.

Любое грандиозное приключение станет только лучше от нескольких баек о войне, пары-тройки орденов Славы для победителя.

Но, наверное, именно на счет этого я заблуждалась сильнее всего. Все перечисленное выше было лишь проявлениями невезения, совершенно банальными трудностями, во всех этих ситуациях я легко могла продемонстрировать свою показную смелость и не утратить чувство контроля. Последнего со мной не случалось: не было возможности потерять именно его – контроль – особенно так, как я теряла его теперь. Это была головоломка, которую не разрешила бы даже самая крепкая изолента, а уж изоленты, скажу я с вашего позволения, я упаковала с собой изрядное количество – как раз на случай головоломок.

На стоянке были еще две машины, но людей в них не было, – если только они не попрятались, до смерти испугавшись перспективы прервать муки бившейся в истерике женщины. Никто из людей не слышал и не видел меня, слава богу. Этот инцидент не был примером того, как я умею «сохранять хладнокровие», что, к слову говоря, моя лучшая подруга Аликс считает моим самым сильным качеством. Я страшилась оказаться застигнутой в таком состоянии, в месте, где мои эмоции свалили и припечатали меня к земле; если бы я и захотела погрузиться в пучины самоуничижения, то предпочла бы сделать это в одиночестве.

ВСТАВАЙ

Я вытерла нос тыльной стороной ладони и дотянулась до помятого сцепного устройства для прицепа своей арендованной машины. Я подтянула себя и встала, а потом выудила ключи от машины из кармана. Я подняла крышку багажника и плюхнулась на бампер. Мои икры дрожали, пока я расстегивала застежки лыжных ботинок и поочередно снимала их. Я посмотрела вниз на изношенные стяжки: небольшие кусочки краски и эмали отсутствовали по краям. Я смотрела, как ботинки выскальзывают из моей руки, слышала, как они ударяются о землю, с хрустом падая на гравий, и видела, как маленькие камешки царапают их кожу.

Я вдохнула и потрясла головой.

«Соберись уже, Яггер», – сказала я.

Эмоционального переворота сегодня не будет. Я не позволю ему случиться. Вместо этого я сделала то, что делала всегда. Сделала то, что делают сильные люди. На скорую руку я придумала речь – по сути нагоняй, замаскированный под мотивационный монолог. Нечто такое, что поставило бы меня на место и вернуло бы на верный путь.