«Поможете мне проехать этот участок? – спросила я. – Не слишком быстро, но и не слишком медленно».

Они кивнули, и их шлемы с Дашей-путешественницей закачались вверх-вниз. Хлоя положила свои ручки на колени и поставила свои лыжи в форме куска пиццы – четкий сигнал готовности к спуску.

Мы двинулись вниз на последний свой спуск, и когда уже приближались к изгибу, я увидела, что Ливи вырвалась вперед. Я почувствовала, что Хлоя приближается ко мне сзади вплотную, и я сильно согнулась книзу, приняв положение «плуга». Я не оглядывалась, но знала, что она сделала то же самое. Две маленькие птички летели в унисон. На скорости примерно в одну-две мили в час мы преодолели последнюю секцию склона.

И я была горда собой, так горда, как никогда прежде. Достижение первоначальной цели заставило меня задуматься о том, как далеко я забралась, о разнице между физическим путешествием и эмоциональным.

На лыжной базе мы выпили горячего шоколада, а потом вернулись обратно в домик родителей. Я решила ненадолго прилечь вздремнуть и в результате отключилась на 14 часов, а когда проснулась следующим утром, увидела, что близкие уже укладывают вещи по машинам. Было воскресенье, завтра девочкам предстояло идти в школу, а папа собирался съездить в офис. Жизнь продолжалась, и по мере ее течения я все ближе и ближе подступала к рекорду Гиннесса.

Следующие пару дней прошли хорошо, как и последовавший за ними. На календаре был май, температуры были плюсовыми, и казалось, что весна наконец пробудилась от спячки. В те последние дни слова из песни Патти Гриффин были мне близки как никогда:

«Я отправилась в гору, потому что ты попросил меня об этом, Наверх, за облака, где небеса были синего цвета».

В конце концов, я сама не очень понимала, кто позвал меня в горы – мое эго, синий жестяной знак или сама Вселенная? Как бы то ни было, этот кто-то нашептывал мне на ухо все те последние дни, когда я была измотана, когда не видела пути перед собой. Голос был приятным, он мягко говорил мне, что любит меня.

На четвертый день недели и 160-й день моего путешествия я побила рекорд. И это, в общем-то все. Я побила его, выпила кофе и покаталась еще немного.

Я знаю, о чем вы думаете. Прикидываете, где я остановилась, чтобы отпраздновать. Думаете, где я устроила шумную вечеринку с участием всех своих друзей, с выпивкой и тортом-мороженое от Dairy Queen, на верхушке которого красным гелем по глазури было бы выведено «Way to Vertigo!»[34] «Огненные муравьи, – кричите вы, – они исчезли! Господи, женщина, устрой себе вечеринку или отпразднуй хоть как-нибудь!»

Но вот какая штука. Даже несмотря на то что я сама (мы сами, если считать еще и Книгу Гиннесса) ставила себе цель и проводила финишную черту, и то, что всю свою жизнь гонялась за синими ленточками признания, в конце путешествия я осознала, что конец его не так уж и важен. Я знаю, что финишные линии нужны, потому что без них мы бы не довели до конца ни одно фундаментальное обновление, но это путешествие показало мне важность кое-чего еще – стартовых линий. «Что, если бы мы тратили столько же времени на восхваление и почитание линий старта, сколько тратим на финишные линии?» – размышляла я. Что, если бы мы так же громко приветствовали людей, решивших занять свою позицию на старте, как приветствуем их, когда они пересекают ленточку в конце забега? Это путешествие заставило меня осознать, что именно наша способность выйти на старт открывает настежь все двери, что наши доблесть и отвага обретаются не в словах «я закончил», а в словах «я начал». Я пришла к осознанию, что именно линии старта, моменты, когда мы отвечаем на зов Вселенной тихим испуганным голоском, кивком давая понять, что согласны – именно эти моменты нам следует праздновать.

Вам знакомо чувство, когда вы едите что-то восхитительно вкусное, и, делая первые несколько укусов, едва можете дышать – настолько вам вкусно в этот момент? Знаете это чувство, когда рот истекает слюной, вы откусываете еще несколько кусочков, немного стонете от удовольствия, и весь процесс напоминает оргазм? Все настолько вкусно, что вы продолжаете есть и не можете остановиться. Сейчас я откушу еще немного, пару раз оближу губы, потом кусну еще немного, а потом – о, боже мой – остановиться просто невозможно. Откушу еще кусочек. Может два. Вы понимаете, что живот уже переполнен, но все равно продолжаете, и едите, едите, а потом, отправив в рот последнюю ложку, поворачиваетесь к сидящему рядом с вами человеку, с выпученными глазами наблюдавшему, как только что вы поглотили целую тарелку брауни, или что вы там ели, и говорите: «О, господи. Мне плохо».

Финишные черты ощущаются примерно так же.

Первые несколько кусочков вначале, когда момент наслаждения начинает понемногу усиливаться, растягиваться, и мысль, что сейчас вот-вот что-нибудь произойдет или что-то будет создано или что вы вскоре испытаете ощущение, как будто попали в рай, – вот это божественно. Это и стоит праздновать. Но конец? Эти последние кусочки, от которых становится плохо, но которые вы все равно силой пихаете в себя? Ну, я не уверена, что такие моменты стоит прославлять. Я не уверена, что так выглядит вершина человеческой природы. Я всю свою жизнь прославляла концовки – черт, да у меня даже есть целая коробка с ленточками в доказательство этого. Но все изменилось. Я изменилась. И к концу путешествия мне, тигру, женщине, все это было уже неинтересно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь говорил тост в мою честь, когда я уже откинулась назад на спинку дивана, расстегнула джинсы и сижу, отрыгивая крошечные кусочки шоколада, – я хочу, чтобы меня поздравляли, когда я только ставлю ногу на линию старта. Думаю, что гораздо больше смелости требуется, чтобы предоставить самому себе возможность, дать себе шанс и согласиться следовать капризу Вселенной, чем для того чтобы вернуться домой с самолюбием в одной руке и силой воли в другой.

Вдобавок та финишная черта не стала для меня финишной, не совсем. Это было новое начало. То, что из моей тигриной глотки вырвался какой-то рык, – правда, но я не уверена, что это был рык триумфатора. Мне предстояло научиться еще многим премудростям жизни дикой кошки джунглей, понять, кто я есть, как женщина, в этом мире. Я не знала, как будет теперь выглядеть моя жизнь, но знала, что уже стою на стартовой решетке.

*

«Белизна» в жизни бывает двух видов. Зачастую так называют корректирующую белую жидкость, «замазку», и, пожалуйста, не заставляйте меня начинать бесконечные неуместные рассуждения, в которые я могу пуститься на тему этого и подобных терминов. Большинство из нас использовали «белизну» такого рода в школе, и под большинство, я подразумеваю, очень-очень старых людей, ходивших в школу еще до появления компьютеров, ну знаете, представителей того поколения, что училось до пришествия компьютеров, но сразу после выхода из моды глиняных табличек. Ну да ладно, мы размазывали капли этой «белизны» по своим орфографическим ошибкам и, хотя предполагалось, что они должны были прятать наши ошибки, обычно они больше походили на маячки из папье-маше для наших учителей 11-х классов, которые таким образом раз и навсегда узнавали, что мы не умеем правильно написать слово «горантировать, гаррантировать, гарантировать». Это первый вид.

Второй вид «белизны» – погодный. Бури в природе бывают снежными или песчаными, но песчаные я здесь трогать не буду, потому что, говоря технически, их корректнее называть «бежина» от слова «бежевый». Настоящая природная «белизна» случается, когда снег начинает двигаться облаком, либо потому что его слишком много, либо потому что ветер или туман, или и то и другое, начинают кружиться в особом танце со снегом, двигая его по воздуху. По сути такая белизна значит, что ты ни хрена не видишь. Для тех из нас, кто сидит у себя в домике, попивая одну за одной кружки горяченного шоколада со взбитыми сливками, такая «белизна» прекрасна, она служит прообразом зимы, вихрями кружащейся прямо у нас за окном. «Вот так буря сегодня», – приговариваем мы.