*

По пути в Канаду я заехала на «пит-стоп». Может показаться, что этот шаг был контр-интуитивным, учитывая тот факт, что я только что раскрыла всем свои планы побить мировой рекорд, но мое тело требовало передышки. А за последние восемь-девять месяцев я многое узнала о том, как читать такие сигналы. Узнала, когда нужно уметь превозмогать боль, а когда нужно остановиться и передохнуть. Приняв во внимание тот факт, что мои колени были ой как близки к тому, чтобы выйти на полномасштабную демонстрацию с транспарантами, мегафонами и отрядом разгневанных людей, облаченных в неприметную одежду из флиса, я поняла, что сейчас настал подходящий момент остановиться и отдохнуть.

Я позвонила Крису и спросила у него (мысленно подмигивая ему и игриво толкая локтем), не знает ли он какое-нибудь хорошее место, куда можно было бы поехать на несколько дней восстановить силы. Двадцать четыре часа спустя он забрал меня в аэропорту Сан-Диего.

Руки Криса были широко раскинуты в объятии, а на лице его красовалась улыбка во все тридцать два. В правой руке он держал поводок.

«А это кто такой?» – спросила я, прекрасно зная, что огромная черная собака рядом с Крисом это его лучший друг Рэмси. Пару раз мы с ним виделись по Skype, но лично знакомы не были.

«Это Рэмси!» – сказал Крис.

Я опустилась на колени, чтобы прижаться к Рэмси, и в этот момент он завилял хвостом туда-сюда.

«Рэмс… это твоя новая мама», – сказал Крис.

Мы вышли из аэропорта, и в нос мне ударил запах солнечного света, пальм и свежего эвкалипта.

«Тут всегда так пахнет?» – спросила я.

«Как так?»

«Как в отпуске в тропиках».

После столь долгого пребывания в горах я уже отвыкла ото всех запахов, кроме запаха снега, сосен и грязного нижнего белья.

Крис спросил у меня, как именно я хочу отдохнуть, и я рассказала ему, что предпочла бы восстановительную программу из морепродуктов, крепкого сна, купания в океане и еще морепродуктов. Крис вместе с несколькими приятелями-серферами владел старой моторной лодкой, и вскоре после того, как я приехала и наполнила желудок парочкой рыбных тако, мы с ним прыгнули в эту лодку и пустились прочь от берега. Бросив якорь, мы прыгнули прямо в воды огромного, соленого Тихого океана. Это было великолепно. Остаток дня мы провели на носу лодки, то подремывая, то снова просыпаясь. Крис лежал по правую руку от меня, Рэмси по левую, пока солнце палило мою кожу.

Волны мерно ударялись о борт лодки, как вдруг меня поразило внезапно нахлынувшее воспоминание из Японии. Я ехала в автобусе, медленно следовавшем своим маршрутом по сельской местности наверх, в горы. У меня было место у окна, а слева от меня сидела деликатно выглядевшая японка. Дорога была великолепной. На земле, словно вытканный вручную гобелен, лежал слой мокрых листьев и тяжелого снега, а повсюду в воздухе расстилался густой туман. Горстка фермерских домиков веснушками покрывала пейзаж, и из трубы каждого из них клубился дым, мягкой серой лентой скручиваясь в сторону неба. Открывающийся вид предлагал, наверное – без шуток – пятьдесят оттенков серого. Мягкий серый, сине-серый, мокрый асфальт, темный бронзовый серый. Я видела размазанный древесный уголь и помятые тени, плотную сажу, полосами стекавшую вниз, от крыш домов к дорогам, с боков фермерских домов к тротуару цвета олова. Это была навязчивая картина, оживший прямо перед моими глазами образ.

Совсем крошечная японская леди, сидевшая рядом со мной, пропустила все самое интересное. Чтобы прояснить ситуацию, скажу, что причина этого была не в том, что мое сравнительно более массивное тело белой женщины загораживало ей вид. Впрочем, так оно наверняка и было, я уверена, но это не имело значения, потому что ее глаза были приклеены к карте, которая была развернута перед ней. Она изучала эту карту с большим вниманием, отрывая от нее взгляд только когда водитель объявлял названия мест, в которые мы заезжали или у которых останавливались. Какое-нибудь название вылетало из его уст и летело до середины салона, а она ловила его в полете, а потом пальцем проводила линию от места, которое мы недавно проехали к месту, в которое только что прибыли.

Эта женщина была решительно настроена в точности отследить свое местоположение на карте. Я не уверена, что именно случилось бы, если бы мы по каким-то причинам забрали бы немного влево или, боже упаси, сошли бы с маршрута. Внешне она была сдержанной и спокойной, сохраняла, казалось, полный контроль, но вся ее энергетика указывала мне на то, что внутри она до крайности расстроена. Я не знаю точный перевод этой фразы на японский, но могу гарантировать вам, что именно расстройство не давало ей покоя.

В конце концов я перестала таращиться на нее. Главным образом, потому что осознала: если бы я была до крайности расстроена, я бы не захотела, чтобы крупная белая женщина неотрывно пялилась на меня, но также меня отвлекала восхитительная серая картина за окном. Я отвернула свою голову и вновь оказалась поглощена серым цветом окружающего мира.

Но эта женщина не выходила у меня из головы еще несколько последующих дней. В итоге я стала умолять Вселенную дать мне ответ.

«Почему? – вопрошала я. – Почему она так важна?»

А потом до меня дошло. Я была как она. Я была этой женщиной.

Прежде я всю свою жизнь жила как эта женщина с картой. Каждое событие было спланировано заранее. Вписано в сценарий, взвешено, взято под полный контроль. Я в точности знала, где и когда должна очутиться на том или ином этапе жизни, и когда этого не происходило, – бум! – огромная доза расстройства. Прежде я была полностью поглощена мыслями о конечном пункте и совершенно не уделяла внимания самому путешествию. И, как и большинство тех, кто прибегает к картам для навигации в пространстве жизни, в плане картографии я полагалась на других; мои карты были унаследованными, переданными мне предыдущими поколениями «чистокровных коз».

Раньше карты доставляли мне головокружительную радость. Измерение прогресса, порыв узнать, что я переместилась из точки А в точку B. Галочка! Крестик! Сделано! Но теперь, лежа на лодке в Сан-Диего и вспоминая свою прошлую жизнь, я осознала, что трепет возбуждения всегда проходил мимо меня. Приехать в пункт B лишь для того, чтобы отметить на карте пункт C, потом пункт D, а потом E – ну, это совсем не так захватывающе, как разглядывать серый цвет, пока Вселенная пишет картину прямо у тебя на глазах, картину, понемногу приоткрывающую завесу над тем, где ты окажешься следом.

Я почувствовала, как соленая вода высыхает на моей коже.

«Я смогу», – сказала я Крису.

«Конечно сможешь, Пташка», – ответил он. По его тону я поняла, что он имеет в виду рекорд.

«Нет, я про это», – сказала я.

Я села и посмотрела ему в глаза.

«Я про переезд сюда, в Сан-Диего, без плана, без карты, без понятия о том, что случится дальше или чем я буду заниматься или как буду кормиться, если не считать подъедания оставшихся в твоем буфете запасов и траты сотен долларов на рыбные тако с кредитки. Я смогу. Не зная никакого ответа на вопрос «как» или того, что случится в конце, но я смогу».

Крис потянулся, чтобы поцеловать меня.

«Мы будем заниматься этим вместе, Пташка», – ответил он.

*

Три дня спустя я вылетела из Сан-Диего в Калгари, Альберта. Я осталась на ночь в доме у своих тети и дяди, а потом села на автобус, следовавший в Голден, Британская Колумбия. Четыре с половиной часа спустя я стояла у лыжной базы горного курорта Kicking Horse.

Я запланировала провести в этой местности пять ночей, и скажу честно, если бы город Голден не был таким сонным, я бы, наверное, осталась здесь навсегда. На самом курорте было 58 трасс категории «двойной черный ромб»[32], восемьдесят пять желобов между скалами, прошивавшими территорию курорта, две или три массивные чаши и бесконечное количество очень-очень крутых и ухоженных спусков. Вкратце «Кикин Хорс» это самый настоящий, мать его, жеребец. За пять дней я накатала там 200 тысяч футов, и это было, смею сказать, легко.