Я без промедления завязывала разговоры с людьми, независимо от того, казались ли они заинтересованными в общении или нет. Я не могла удержаться и просто начала трепаться без умолку. Говорила на подъемниках (там общение складывалось лучше всего, поскольку моя аудитория была в плену и не могла сбежать), в очередях к ним, у окошек билетных касс и в барах, тех, что с седлами. Говорила, говорила и говорила. В большинстве из этих мест удавались лишь краткие разговоры, от десяти до пятнадцати минут максимум, но мне было все равно, я просто ввязывалась в невероятное количество поверхностных разговоров ни о чем.

«Так откуда вы, ребят?»

«Надолго сюда приехали?»

«Классный денек, не правда ли?»

«Довольно зябко, а?»

Я была профессионалом по части таких реплик и впечатляющим образом развила у себя умение отвечать без подготовки на аналогичные вопросы от других таких же излишне болтливых, почти навязчивых одиночек вроде меня самой.

В частности, если меня спрашивали, сколько времени я провожу в этой местности или когда собираюсь домой, я отвечала людям рассказом о своем путешествии. Я говорила что-нибудь о том, что следую за зимой по всему миру и пытаюсь накатать 4 миллиона футов. Если и когда это происходило, я практически гарантированно получала ответ, звучавший примерно так:

«Вы собираетесь преодолеть 4 миллиона футов! Это много футов… постойте, а сколько это футов?»

И хотя меня так и подмывало сказать: «Четыре миллиона», я знала, что они жаждут услышать что-то еще, а потому произносила свою реплику про Эверест: «Это как спуститься с пика Эвереста к морю примерно 135 раз. Примерно за день я спускаюсь с Эвереста один полноценный раз и покрываю за день примерно ту же дистанцию на подъемнике».

«Да это, наверное, какой-нибудь рекорд», – отвечали мне.

Первые пару раз я говорила следующее: «Не знаю. Я никогда даже не задумывалась об этом». Но со временем мой ответ эволюционировал: «Да, – говорила я. – Люди говорят мне об этом все время, но я никогда не искала информацию об этом».

Так продолжалось до тех пор, пока я не решила и в самом деле ее поискать.

Как-то раз после катания я вернулась в отель и загуглила «рекорд Гиннесса по преодоленным футам вертикальных перепадов». За несколько секунд я узнала, что все и каждый, кто говорил о рекорде, были правы. Рекорд действительно был поставлен. Согласно данным вебсайта Гиннесса британец по имени Арни Уилсон в 1994 году установил рекорд, преодолев «Наибольшее количество футов вертикальных перепадов за один календарный год». Общий счет его составил 4 146 890 футов.

Крепче держи сраный телефон.

Я перечитала написанное. 4 146 890 футов.

Это всего на пять-шесть дней больше. Если я доберусь до четырех, я смогу добраться и до 4,1–4,2.

Я быстро провела подсчеты в голове. За последние семь недель я накатала 1 250 000 футов, доведя свой общий счет до 3 250 000. Чтобы побить рекорд, мне нужно будет покрыть еще 900 тысяч футов за пять недель.

Для достижения этой цели мне понадобится благосклонность звезд: чтобы все складывалось в мою пользу – и погода, и состояние тела, и состояние сердца, и состояние ума.

Я не думала о том, хорошая ли это идея, плохая или абсолютно, мать ее, безумная. Мне и не нужно было, просто потому что меня охватило какое-то неведомое чувство; какая-то странная энергия стала растекаться по моим рукам и кистям. Прошло несколько секунд, и я вернулась на сайт Гиннесса. За несколько минут я скачала бланк заявки, заполнила его и отправила на сайт.

Следующим делом я разослала электронные письма членам семьи и друзьям, а также маленькой группе людей, интересовавшихся моим путешествием. Я объявила о своем намерении побить мировой рекорд по количеству преодоленных за год футов вертикальных перепадов и нажала «отправить».

Все это, каждая секунда этого процесса, происходила на автопилоте. Словно у меня не было вообще никакого права голоса, как будто я попросту выполняла инструкции, посланные мне Вселенной, вместо того чтобы ставить и задавать цели самой. Во всем этом процессе не было ни капли того, что было бы характерно для прежней Стеф, решившейся погнаться за очередной синей ленточкой. Я ощущала, что это нечто большее, в каком-то смысле больше меня самой.

Час спустя я отправилась спать, думая, что я, черт подери, только что натворила.

Я уже была очень уставшей. Преодолеть четыре миллиона футов и так было вполне серьезным вызовом для меня. Во что я, черт возьми, ввязалась?

На следующее утро я проснулась и увидела несколько новых писем, смысл каждого из которых можно было бы резюмировать фразой: Какого…? Казалось, что члены семьи и друзья были так же шокированы моим решением, как и я сама. Я просканировала глазами каждое письмо, и прочитав последнее из них, увидела, что в папке «входящие» появилось еще одно. Оно было от Арни Уилсона. Выяснилось, что один из 17 человек, бывших в списке моих адресатов, был знаком с обладателем рекорда и переслал ему мое письмо.

Он рассказывал мне, что был тем английским джентльменом, побившим рекорд и говорил о своем восхищении моим путешествием, и в частности, тем фактом, что я шла к своей цели в одиночку. Прежде чем попрощаться, он дал мне совет касательно рекорда – он подбадривал меня, но также рекомендовал не переживать слишком сильно, ведь, по его словам, главным во всей этой затее был сам факт путешествия и стремления к цели.

Я тут же отписала ему ответ и сказала, что его письмо – большая честь для меня. «Как вы можете догадаться, я испытываю глубочайшее восхищение вашим путешествием, – написала я. – Особенно с учетом того, что вы, судя по всему, катались каждый день. Я даже не совсем понимаю, как это вообще возможно физически!»

Также я воспользовалась случаем, чтобы задать ему вопрос. Рекорд Арни был указан в мужской категории рекордов, но в описании его подвига упоминалась его спутница, женщина по имени Люси Дикер. Никаких упоминаний об аналогичных женских рекордах не было, из-за чего у меня появился вопрос: преодолела ли Люси вместе с ним каждый фут в процессе этого подвига, или же она была только компаньоном и «группой поддержки»?

«Если я не смогу побить установленный вами рекорд, я бы хотела побороться за титул рекордсменки в женском разряде. Вы знаете, сколько футов она откатала?» – спросила я, прежде чем отключиться.

Весь день я каталась, думая о загадочной женщине по имени Люси, и каким-то странным образом я ощущала, что она где-то рядом со мной, добавляет щепотку грации в каждый мой вираж. Когда я в тот день вернулась в отель, меня уже ждало новое электронное письмо от Арни. Он сказал мне, что да, в действительности Люси откатала с ним каждый фут, и он не очень понимает, почему ее заслуги не получили признания. Также он сказал мне, что если бы Люси была жива, она бы наверняка пожелала мне успехов в моем нелегком деле.

Прочитав письмо Арни, я загуглила имя «Люси Дикер». Мне не терпелось узнать подробности ее смерти. Я заключила, что она умерла недавно.

Может, она умерла от рака, подумала я.

Нет. Не рак стал причиной ее смерти. Я была шокирована, узнав истинную причину. Выяснилось, что Люси погибла в результате несчастного случая во время катания на лыжах спустя всего три месяца после того, как установила рекорд вместе с Арни. Я принялась читать несколько заметок о ее смерти, и пока читала, не могла отделаться от мысли, что она и правда была со мной весь день и, вероятно, думала я, с самого начала моего путешествия. Быть может, она чувствовала, что мне нужен гид, кто-то, обладающий опытом по части замысловатого танго мужественности и женственности, назовем это так.

День или два спустя я покинула Джексон. Я бы осталась там подольше, но тамошние курорты закрываются раньше большинства других, это как-то связано с сезонной миграцией лосей. И хотя поначалу мне это показалось странным, я быстро поняла, что это вполне в духе Джексона – эдакая идеальная помесь «хиппарской» гранолы и колхоза. Словно это место говорило: «Животные здесь, включая и лосей, символизируют взаимоотношения с матушкой-землей, и мы уважаем их роль настолько, что не трогаем их традиционные миграционные маршруты. Кроме того, Джимми любит охотиться, поэтому мы закрываемся пораньше, чтобы у него было достаточно времени пострелять и завалить парочку крупных туш».