Во время нашего первого подъема он повернулся ко мне и сказал: «Так, Пташка, ты ведь обычно ставишь себе цель в 25 тысяч за день, верно?»

«Угу, – подтвердила я. – Двадцать пять тысяч. В Уистлере я покрывала больше, но на таком «пухляке», думаю, мы будем делать примерно тысяч двадцать».

Я взглянула на ландшафт под подъемником. Все участки, что попадали в поле зрения, казались крутыми и покрытыми глубоким снегом. Этот день не будет похож на те, когда я с легкостью нарезала круги на ухоженных склонах.

«Нет, – сказал Крис, мотая головой. – Ты увидишь. Накатать двадцать тысяч на этой горе легче легкого. Мы сделаем где-то 30–40, вот увидишь».

«Ну как скажешь», – ответила я со смехом.

К 11 часам Крис уже выглядел немного утомленным. «Сколько мы сделали? – спросил он. – Семнадцать? Восемнадцать?»

Я потянула себя за рукав и взглянула на дисплей своего альтиметра. Мы катались все утро, но я знала, что мои ноги и я сама и близко не подобрались к 17–18 тысячам.

«Мы чуть-чуть не дотянули до десяти», – сказала я.

«Что?! – воскликнул Крис. – Не может быть!»

Я засмеялась и показала ему часы. «Выходит немного сложнее, чем ты думал, а?»

«Господи Иисусе, – сказал он. – Как ты столько наворачивала?»

«Мне помогло то, что в Европе я стала женщиной, – сказала я. —

Я практически Пегас. У меня тело лошади, кровь Медузы и крылья.

Я словно птица-кобылица, но ты, наверное, и не знал, что птицы-кобылицы способны творить практически что угодно. Кроме того, я каталась каждый день на протяжении семи месяцев, так что я бы сказала, что я в несколько лучшей форме, чем ты».

«Верно, – сказал со смехом Крис. – Ты в форме, и ты летучая Медуза».

В конце уик-энда мы отправились на машине обратно в Солт-Лейк-Сити. Крис сел на самолет до Сан-Диего, а я заселилась в самый миленький хостел с завтраком, какой только видела в жизни. Следующие две недели я баловала себя жизнью в окружении кружевных салфеток и пенных ванн и каждую ночь засыпала в настолько громадной и мягкой кровати, что мне приходилось забираться на нее с подножки, словно я была принцессой на горошине. Ах да, еще я каталась на лыжах.

В горах, окружающих Солт-Лейк, можно найти восемь горнолыжных курортов мирового класса. Восемь мест, где можно покататься, находились в пределах 30–40 минут езды от моей пенной ванны. Именно по этой причине я выбрала Солт-Лейк: масса вариантов, минимум разъездов.

Каждое утро я просыпалась, съедала поданный горячий завтрак и кликала курорты, словно они были оленями из упряжки Санты.

Ко мне, Брайтон и Альта, и Сноуберд, и Виксен;

Ко мне Каньонс, Парк-Сити, Дир Вэлли и Блитцен.

За следующие две недели я добавила к своему общему счету 540 тысяч футов вертикальных перепадов. Сцепление было отличным, и я чувствовала себя идеально сбалансированно: одновременно мягкой и сильной, ну почти как человеческое воплощение антиперспиранта Secret. Солт-Лейк я покинула с 2,9 млн футов за плечами, сев на самолет до Джексона, штат Вайоминг. Рейс был недолгим.

Джексон, как и Шамони, был обязательным к посещению местом с самого начала путешествия. Я была наслышана о его знаменитых питейных заведения, где можно было в буквальном смысле «оседлать» стул у барной стойки, потому что стулья там были сделаны в форме седла. Добавьте к этому скоростной фуникулер, быстро, меньше чем за 15 минут, доставлявший вас из подножия долины до Гранд-Титонс, и поймете, что Джексон – обязательное условие лыжной программы.

Сам город несколько сбивает с толку, главным образом потому, что балансирует на тонкой грани между исключительно «колхозным» курортом и стопроцентно «хиппарским» местом. Для примера: Джексон это такое место, где вы можете записаться на сеанс гонг-терапии в спа (на случай, если вы не в курсе, что это такое, поясню, что это такой терапевтический сеанс, на котором прелестная женщина по имени Нэнси с помощью комбинации хрусталя, камертонов и огромных медных гонгов регулирует ваши энергетические вибрации, настраивая их правильным образом), а после него, в полнейшей гармонии с природой, словно «дитя луны», прогуляться вниз по улице и присоединиться к вечеринке «на багажниках», собирающейся по случаю заездов «Hill Climb» (на случай, если вы не в курсе, поясню, что это заезды местных любителей снегоходов, посмотреть на которые собирается народ, не нуждающийся в объяснении, что такое «табачная слюна» – здесь у каждого своя пустая бутылка из-под «Mountain Dew», чтобы сплевывать ее туда).

Как бы то ни было, последующая неделя в Джексоне прошла как в тумане. Седла, ковбойские шляпы, вегетарианские рестораны с темпе семнадцати разных вкусов, покатушки на фуникулере, галереи предметов искусства, совмещенные с магазинами меха, где вы можете обменять все свои денежные сбережения на акварельную открытку или, например, одну-единственную кожаную перчатку ручной работы, а также, ну конечно же, куда без него, холодный и легкий как пыль снег. Не буду вам врать, я наслаждалась каждой сраной секундой пребывания там; я канадка, а мы любим странные сочетания.

В день моего приезда в Джексон небо стошнило снегом. Местные рассказывали мне, что никогда прежде не видели гору такой наряженной. Пухляк был всюду. Я чувствовала себя женщиной из рекламы сыра «Филадельфия», перепрыгивающей с одного облака на другое в волшебном царстве мягкого, пышного сыра.

За 9 дней я налетала 350 тысяч футов, поскольку Джексон буквально создана для набивания статистики вертикальных футов. Она также создана и для других вещей, таких, как прыжки с утесов, побеги в бэккантри и вдохновение производителей лыж со всего света, но в этой поездке туда я концентрировала свое внимание на вертикальных перепадах.

Я совсем не планировала покрывать монструозные расстояния каждый день, но в Джексоне было просто невозможно устоять перед искушением это сделать. Легкие утренние заезды превращались в 40–50-тысячные дни. В другие дни, когда я чувствовала в себе силы еще на несколько сверхусилий, я накатывала по 60 тысяч и выше. Мой персональный рекорд самую малость не дотянул до 64 тысяч, и, говоря откровенно, я не припоминаю, чтоб он дался мне с большим трудом.

Быть может, все казалось таким легким, потому что условия были идеальными. Может, потому что моя аура была сбалансирована благодаря гонг-терапии. А может, потому что со времени своего приезда я съела дюжину бургеров с бизоньим мясом. Или потому что за последние два месяца путешествий по Японии и всей Европе я смогла смахнуть все свои страхи, как крошки со стола. Я вынашивала столько мыслей об успехе и том, что значит быть женщиной, что смогла наконец вырвать их все из цепких лапок своего драгоценного маленького эго, как вырывают из раковины особо упрямую устрицу, раскалывая, вылущивая и выскабливая ее оттуда, чтобы потом можно было заменить ее чем-то истинным, настоящим. Моя энергия теперь текла свободно, ее ничто не блокировало, не сковывало и не сдерживало, и она текла к чему-то чистому, открытому, настоящему. Катаясь, я чувствовала, что по моему телу проходят электрические разряды, из самого нутра сбегая к ногам и стопам, ботинкам и лыжам и, наконец, уходя в снег. Я была подключена к самой себе и к земле одновременно, позволяя катанию стать чем-то совершенно не требующим усилий, безмятежным и непрерывным воздушным потоком, в который я могла с легкостью вливаться и который так же легко могла покидать.

Глава 22

Отличный день для рекорда Гиннесса

Где-то посреди моего туманного североамериканского трипа меня вдруг поразил звук моего собственного голоса. После долгих месяцев спотыканий об испанский, португальский, бормочущий диалект английского, также известный как киви, а потом французский, швейцарский французский, итальянский, швейцарский итальянский, швейцарский швейцарский и японский, я наконец могла говорить на родном английском и упивалась этим фактом. И поэтому говорила. Говорила много. Словно каждая косточка в моем теле экстраверта теперь стремилась наверстать упущенное время.