Джеймс подмигнул мне, и мы продолжили спускаться с холма.

Часть V

Настоящий север, сильный и свободный

«Дать себе волю, доверчиво уступить земному закону, являющему собой тайный смысл весомости, и тем не менее, звучащий всюду песней… значит решать абсолютно все одним взмахом. Это значит войти в ритм Вселенной и двигаться вместе с ней. Это значит следовать самому слепому, скучному, самому безмолвному из импульсов – чистой гравитации – и таким образом проникать в самый эпицентр всех вещей; до точки, где все циркулирует просто потому, что сохраняет покой и умиротворение».

Генрих Циммер,

«Король и труп»

Глава 21

Рискованное погружение в воздушный поток

Я прибыла в Ванкувер 16 февраля. Я не должна была там оказаться. Я должна была кататься в Австрии, на Сант-Антон, в Кицбюэле, а потом посетить горстку других европейских горнолыжных курортов, но вместо этого я вылетела обратно в Ванкувер.

Как только мы подвели итог ремейка «Белоснежки» и самого захватывающего дня в Италии за все время, я отправилась в свой номер и изучила прогнозы погоды в соседних регионах. Огромные желтые сферы висели, словно рождественские украшения, над каждым из следующих десяти дней в таблице прогнозов. Никакого снега не ожидалось. Я напечатала в строке поиска слова «уистлер/блэккомб погода» и стала ждать, пока загрузится страница. Я быстро провела математические подсчеты. За следующие семь дней должно было выпасть 43 дюйма снежного покрова. В конце недели мне предстоял обратный рейс.

Одна из причин, по которой я люблю полеты, это вид, тот факт, что ты можешь увидеть мир под совершенно другим углом, когда паришь в воздухе. Когда мой самолет приближался к Ванкуверу, случилось именно это – я увидела город, в котором выросла, с совершенно иной точки зрения. Я не сказала об этом никому, кроме Криса, но для себя уже решила, что покину Ванкувер. Во многих смыслах я и так его уже покинула и интуитивно ощущала, что не могу вернуться назад, во всяком случае пока. Будет слишком легко просто вернуться к старой жизни и привычным шаблонам, расстегнуть молнию, которую я только-только застегнула. Я боялась, что если опять погружусь в прошлое, я быстро упущу из виду будущее, очертания которого только начали проглядывать.

Когда я была маленькой, мне часто снился один и тот же сон. Он не был кошмарным – никто меня не похищал и не забивал палкой до смерти – но все равно приводил меня в ужас. Действие происходило в длинном коридоре. Если не считать единственного источника света, видневшегося на противоположном конце, то коридор был полностью темным. В конце него появлялся человек и начинал медленно идти по направлению ко мне. Свет был таким, что я никогда не могла разглядеть его лица или детали его одежды, но мне казалось, что он одет в длинный пиджак или плащ, потому что я видела, как за его силуэтом развевается в воздухе какая-то ткань. Я слышала стук его каблуков по полу, он медленно двигался ко мне – цок, цок, цок, – приближаясь с каждым шагом. Когда человек проходил примерно три четверти пути по коридору, я неизменно просыпалась – исключений не было. Он никогда не подходил ко мне ближе. Мне никогда не удавалось разглядеть, кто он такой.

Я не помню, как часто мне снился этот сон, но знаю, что он регулярно посещал меня шесть-семь лет, потому что могу вспомнить книги, которые читала в тот период. Я всегда читала перед сном, и самым странным во всем сне было то, что он приходил до того, как я засыпала. Я лежала в кровати, полностью погруженная в перипетии «Спасибо и пожалуйста» Ричарда Скарри или – в более старшем возрасте – в приключения Кристи Томас и остальных членов компашки из «Клуба нянек», и внезапно начинала видеть галлюцинации.

Эти галлюцинации не были результатом кислотного трипа, потому что я тогда была ребенком и не имела доступа к кислоте, но все же это были галлюцинации. Все начиналось с книги: слова на страницах начинали менять свои размеры, от очень-очень больших до очень-очень маленьких, картинки выпрыгивали вперед, как будто я смотрела на страницы сквозь 3D-очки. Когда галлюцинации доходили до этой стадии, мне становилось неприятно читать, меня подташнивало, поэтому я закрывала книгу и ложилась плашмя на кровать. В этот момент галлюцинации переходили в тело. Я чувствовала себя так, словно большая часть моего тела сжимается, уменьшаясь, но некоторые части при этом, руки и язык, например, раздуваются, становясь все больше и больше, тяжелея. Они становились настолько тяжелыми, что я не могла говорить или поднимать руки.

Эта фаза никогда меня не пугала. Более того, скажу, что ощущения были довольно прикольными. Я пару раз рассказывала об этом маме, но она никогда мне не верила, и я не виню ее за это. Если бы у меня была маленькая дочь, которая приходила бы ко мне в своей пижаме, чтобы рассказать, что воздушные шарики в ее книге парят, улетая со страниц, а иногда, но не всегда, она сама уменьшается до размеров муравья, но при этом тяжелеет до массы слона, я бы тоже, наверное, погладила ее по головке и сказала: «Это очень мило, дорогая». А посему я держала эти откровения при себе, так же, как и свои догадки о том, что моя бабушка Вера – наполовину ведьма.

Каждый раз, когда я у меня случались такие некислотные трипы, я знала, что следующим этапом будет тот сон. Я немного побаивалась засыпать, но в конце концов, главным образом благодаря своему мировому таланту по части умения засыпать, я отключалась и оказывалась в конце того коридора, съежившись до размеров маленького комочка страха. Я не очень понимаю почему, но этот сон резко и безвозвратно перестал меня посещать в 13-летнем возрасте. Больше у меня никогда не бывало галлюцинаций, если не считать единственного раза, когда я употребила грибы. Ну ладно-ладно, нескольких раз, когда я употребляла грибы.

Я позабыла об этом сне и не вспоминала о нем вплоть до той ночи в Европе. Я лежала в кровати, когда меня вдруг охватило это чувство уменьшения-разрастания и невозможность поднять руки. И сон был точно таким же, как в детстве. Пустой, неосвещенный коридор, пугающий силуэт медленно движущегося в мою сторону человека. Все ближе. Ближе. Ближе. Он прошел середину коридора, преодолел отметку в три четверти дистанции и продолжал идти.

Стойте, я не просыпаюсь. Он подбирается слишком близко.

Он был в нескольких футах от меня, и я увидела, что его плащ, или накидка, на самом деле длинная мантия с капюшоном. Я смотрела, как он откидывает назад капюшон и отклоняет голову. Я начала паниковать. Сердце билось в бешеном темпе, а он подходил все ближе. Он остановился передо мной, и я знала, что сейчас увижу его ужасное, кошмарное лицо похитителя. Я просканировала его фигуру снизу вверх, от ступней по ногам и торсу к груди, шее и, наконец, к лицу.

Человеком был Крис. Его прекрасные глаза цвета воды в бассейне смотрели прямо на меня.

Я резко проснулась. Неужели все это время мне снился он? Неужели все эти годы именно он так медленно шел в мою сторону?

Вся эта ситуация заставила меня подумать, что наша с ним история писалась годами, что нам всегда было предопределено найти друг друга и быть вместе. С той поры, как я, еще будучи маленькой девочкой, читала книги о Большом Добром Великане, эта история писалась где-то на звездах.

Следующим утром я рассказала Крису о своем сне. «Я не знаю, что произойдет, – сказала я, – но я приеду в Сан-Диего. Когда я закончу это путешествие, я приеду к тебе, чтобы быть с тобой». Я говорила что-то бессвязное. «Если ты не против. Может, сначала мне следует спросить твоего согласия. Хочешь, чтобы я приехала в Сан-Диего?»

«Конечно, Птичка. Конечно я хочу, чтобы ты приехала».

«Хорошо, любовь моя, мне осталось немного, я буду уже скоро. P. S. Больше никаких темных страшных коридоров».

*

Моя четвертая племянница родилась в тот день, когда я прилетела в Ванкувер. Я отправилась в роддом и поцеловала ее круглое личико.

«Я уже люблю тебя», – прошептала я перед тем, как отправиться в горы.