Я посмотрела на него и увидела, что его глаза полностью закрыты. Словно закатываться им уже было недостаточно, и они решили попросить прощения и удалиться, дабы не наблюдать столь неприкрытое наслаждение, выносить которое они в буквальном смысле были не в состоянии.

На следующее утро я встретилась с Джозефом и пятью другими мужчинами у подъемника на гору. Все мужчины за исключением Джозефа жили в этой местности уже многие десятилетия, и на пятерых у них было примерно двести лет опыта катания на горных лыжах и столько же познаний окрестной территории.

«О, – сказал один из них, – у нас гости!» А потом, помахав рукой и описав ею в воздухе большой круг, добавил: «Это будет полноценный тур! Готовьтесь, друзья мои».

И так начался ремейк «Белоснежки» (хотя для уточнения скажу, что в ролях «гномов» были мужчины обычного роста и комплекции). Мы погрузились на подъемники, и пока мы неспешно поднимались на вершину, я сидела и слушала. Их голоса звенели над холмами, пока они перекрикивались с нескольких подъемников и мягко подкалывали друг друга, как это делают старые друзья. Громкий смех вибрировал в воздухе. Это была джентльменская версия гномьей песенки «Хей-хо».

Добравшись до вершины, мы на лыжах направились к маленькому киоску, стоявшему в тени Маттерхорна.

«Эспрессо?» – спросил Джеймс.

«Si, – сказала я. – Конечно».

Один из мужчин протянул мне маленькую керамическую чашечку. Я находилась на высоте 12 тысяч футов, попивала эспрессо и смотрела прямо в глаза Маттерхорну, одной из самых знаменитых и культовых гор в мире. Небеса были абсолютно чистыми.

Остаток утра мы провели, совершая рейсы по трассам. На полной скорости мы слетали вниз по маслянисто-гладким, ухоженным склонам, парили над пологими холмами, покрытыми солнечными пятнами, и мчались сквозь редколесье. Запах теплых сосновых шишек и (клянусь богом) Джорджа Клуни витал в воздухе.

Примерно в час дня я последовала за группой, пустившейся вниз по широкой трассе в правой от меня части склона. Я увидела, как Джеймс останавливается у маленькой белой часовни. Он снял свои лыжи и прислонил их к стене церквушки.

«Настало время Фритца и Хайди», – сказал он.

Я сняла свои лыжи и последовала за мужчинами по узкой пешеходной дорожке. Мы прошли между нескольких зданий, словно сошедших с открыток, и каких-то старых деревянных шале, построенных, как мне сказали, «примерно в то же время, когда рушилась Хиросима».

В конце дорожки я увидела большое шале, украшенное разнообразными флагами стран, развевавшихся на ветру, и массивный колокольчик, мерно покачивавшийся в воздухе. В правой стороне шале было построено большое деревянное патио, а слева в небо возвышалась огромная, цвета серого шифера роза – Маттерхорн крупным планом. Место буквально кричало о том, что сошло со страниц сказки о Гензеле и Гретеле, но в итальянском ее прочтении, с нотками «Белоснежки».

«Готовься к пиру», – сказал Джозеф.

«Ты уже бывал здесь?» – спросила я.

«Да. Ты превратишься здесь в маленькую свинку. Будешь как большая… как у вас называются большие свинки?»

«Кабаны?» – предположила я.

«Да. Кабаны, – сказал Джозеф. – Превратишься в большого кабана, и я призываю тебя сыграть эту роль с большим энтузиазмом. Будь такой же дикой, каким только может быть кабан в твоем представлении».

Всю свою жизнь я мечтала услышать эти слова.

Я огляделась вокруг и увидела четыре или пять больших деревянных столов для пикника, каждый из которых был накрыт сытным обедом. Я последовала за группой в угол патио и заняла место на скамейке, покрытой овечьей шкурой. Был прекрасный день в горах, когда в идеальную комбинацию слились теплые солнечные лучи и свежий, вкусный, как карамельное яблоко, воздух.

Там я и дала волю своему внутреннему кабану, и остальные поступили так же.

Мы ели, мы пили, потом снова ели и снова пили. Тарелки с закусками были полны свежих колбас, сыров, вяленных на солнце томатов и поджаренных красных перцев. Мы пили белые, розовые, а потом и красные вина. Тушеная баранья голень и котлеты из телятины, гарниры из пасты, облитой оливковым маслом и поданной просто с молотым перцем и сыром пармезан, пушистое тирамису с густым кремом, капавшим по сторонам, а в конце пиршества медовые соты с кофе и коньяком.

Я наблюдала, как мужчины смеются, передавая друг другу тарелки с едой за столом. Фритц, из той самой парочки Фритц и Хайди, вальсировал рядом, облаченный в пару бежевых кожаных штанов из шкуры и рубашку, выглядевшую так, как будто она могла принадлежать только одному человеку – прадеду Хайди. Мы пробыли там два часа. Солнце ласкало своими лучами наши щеки и носы, а вокруг раздавались звуки нежно трепетавших на ветру флагов, звеневших друг о друга винных бокалов, вилок, аккуратно царапавших тарелки и смеха, что исторгали наши животы.

После обеда мы продолжили исследовать Швейцарию, отправившись в деревню Церматт. Теплый ветер ударил мне в лицо, а ноги после всего выпитого вина ощущались немного ватными. Солнце уже начало опускаться за горы, а значит, сказал кто-то, настало подходящее время для дневного тоста. Мы заскочили в другой ресторан на заключительный бокал вина, и оттуда я наслаждалась видом заходящего за горы солнца, пока воздух понемногу становился прохладнее.

«Вы только посмотрите, – сказал один из «гномов», взглянув на свои часы. – Уже четыре часа дня».

Подъемники закрываются в 16.30, а значит, чтобы успеть вернуться на итальянскую сторону перевала, нам нужно было поторопиться. Я поставила бокал вина на стол и потянулась к своему шлему. В этот момент я заметила, что никто из остальных участников компании не пошевелился.

Я не была до конца уверена, что европейцы, особенно мужского пола, дни напролет мариновавшиеся в вине, солнце и гедонизме, пропитанном адреналином от катания на лыжах, вообще понимают, что значит «поторапливаться». Пока я стояла там, нетерпеливо ожидая выдвижения в сторону Италии, они разливали по бокалам еще вина. Они смеялись и шутили на тему дачи взятки операторам подъемников. «Ой, да ладно тебе, – пошутил один из них, – мы просто запрыгнем в какую-нибудь вертушку, делов-то».

Примерно час спустя мы прибыли к дверям офиса «Air Zermatt». Я не ошиблась. Фраза «запрыгнуть в вертушку» была сказана не в шутку.

Я никогда прежде не летала на вертолете, а потому у меня началось легкое головокружение. У того, на котором полетела я, был стеклянный пол, так что ощущения от полета были такие, будто ты паришь по небу в огромном хрустальном шаре. Мы взлетели над вершиной Маттерхорна, и оттуда я взглянула на пик и долину. Все пики и впадины попадали в кадр одновременно, танцуя вместе и позируя для фантастически красивого снимка.

Вертолеты приземлились на вершине горы, и мы выгрузились из них, как компания предельно высокомерных кинозвезд – простые смертные вокруг нас явно добирались на вершину на подъемниках. Во время нашего последнего спуска в тот день мы двигались в Червинию, а конечной нашей целью было прилегавшее к склону патио отеля Principe. Примерно на середине спуска группа остановилась на гребне горы. Пока мы стояли там, Джеймс подкатил ко мне. «Можно дать вам совет? – спросил он доброжелательно. – По поводу катания?»

«Разумеется», – сказала я. Мне было любопытно узнать, что он хочет сказать мне.

«Ну, вы катаетесь как… как женщина. Ваши бедра покачиваются при поворотах, – сказал он. – Посмотрите на Макса. Взгляните, как крепко он держит свои бедра. Они всегда направлены в сторону спуска с холма». Он продолжал: «Вы отменная лыжница, но думаю, что вы могли бы кататься еще сильнее, если бы вы – простите за такое выражение – удалили бы женщину из своего катания. Вы достаточно сильны, чтобы это сделать, это точно».

Я начала смеяться. Женщина, только начинавшая это путешествие, определенно пришла бы в ярость, услышав такое замечание Джеймса. Я уже проделала долгий путь.

«Вы правы, – сказала я, – я достаточно сильна, но знаете что? Меня не беспокоит, что я катаюсь, как женщина. В конце концов, я и есть женщина. Впрочем, я благодарна вам за совет».