Глава 20

Неловкий танец и ремейк «Белоснежки»

Дым рассеялся, а облака уплыли дальше. Все, что осталось – Маттерхорн, блистающая своей скалистой красотой, подставляющая спину лучам жгучего итальянского солнца. Я каталась у ее подножия каждый день и очень старалась собрать воедино разбитые осколки самой себя. Целые дни я проводила в попытках сочетать такие вещи, как скорость и неподвижность, выносливость и желание сдаться, упругость и стремление освободиться. Прежде все перечисленные вещи я так усердно старалась не смешивать и максимально отделять друг от друга, но теперь настало время узнать, могут ли они сочетаться. Я хотела увидеть, смогу ли крепко держаться и одновременно с этим отпустить от себя все лишнее. Девять дней подряд я практиковалась в этом упражнении.

Поначалу это было болезненным процессом, потому что боль есть то, что ты получаешь, когда просишь двух врагов сойтись вместе, когда просишь недругов стать друзьями. Воин и богиня во мне стучали кулаками по столу, кричали и орали.

«Ты свела нас друг против друга, – вопили они, – а теперь хочешь, чтобы мы взялись за руки и запели «Кумбая»?»

«Да, – тихо отвечала я, – именно этого я и хочу».

Они сделали это нехотя, скрипя зубами, и гнев отравил каждую черточку на их лицах. Со временем, однако, боль ослабела, и они стали чуть ближе друг к другу. Они шаркали вокруг, как испытывающие неловкость подростки, держа друг друга на расстоянии руки, и исполняли что-то наподобие танца, странно вертясь. Они неповоротливо и неуклюже двигались, наступая друг другу на ноги. И исподволь проклинали один другую.

«Ты занимаешь слишком много места», – говорила богиня.

«Я сюда первым пришел», – кричал воин.

«Ну, на самом деле…» – отвечала богиня, но я обрубала ее прежде, чем она успевала продолжить.

«Просто продолжайте двигаться», – говорила я.

Этим я и занималась. Продолжала двигаться.

Я каталась и каталась, и каталась, в основном только на одной трассе, потому что лучший спуск в Червинии также самый длинный там. Трасса начинается на самой вершине Церматта, на швейцарской стороне, а потом змейкой петляет вокруг Маттерхорна в сторону Италии. Оттуда она входит в долину, перед тем как выйти наконец на финишную прямую и оказаться в конечной точке – маленьком итальянском городишке под названием Вальтурнанш. Весь спуск составляет примерно 14 миль от начала и до конца, а вертикальный перепад приближается к отметке в 8 тысяч футов. Большую часть дня я нарезала круги на этой трассе, мои глаза неотрывно смотрели на снег, прямо перед собой, а воин и богиня двигались парой в каком-то нелепом танце, больше напоминавшем спортивную ходьбу.

В физическом плане я была вымотана как никогда, но на этой трассе огромные ее участки проплывают под тобой, будто воды океана, а потому ты просто двигаешься по инерции. Уже не важно, что ты изможден.

В такой ситуации энергия тебе не нужна, нужно просто верить, всем сердцем верить, что вся Вселенная желает тебе успеха и всячески содействует.

Как только ты направляешь лыжи вниз с горы, в права вступает гравитация. Все, что требуется от тебя в такой момент – доверие. Доверие и вера в тот факт, что ты продолжишь спуск и каким-то образом, как-то Вселенная сделает так, что ты сохранишь равновесие.

Так я и пыталась кататься, пыталась проложить себе дорогу из пепла, будучи одновременно воином и богиней, напоминая себе, что ничто в этом единении не было взаимоисключающим, черным или белым, мужским и женским. Смысл этого союза был в том, чтобы каким-то образом объединить цвета, примерно как в палитре тигровой шкуры. Я могла быть как воином, так и богиней, а могла быть одновременно и тем, и другим.

Я задумала это путешествие как главнейшее, окончательное выражение собственной мощи и силы, огромную синюю ленточку, которая безоговорочно докажет, что я достаточно сильна, достаточно мужественна и достаточно способна. Я думала, что мне придется сломать саму себя и превратить в кого-то или нечто совершенно иное. Но это было ошибкой. Вся эта затея на самом деле была спасательной миссией. Мне пришлось искать женщину, которую я похоронила когда-то давно. А оказалось, что она была рядом все это время. В тот момент я почувствовала себя так, словно наблюдаю за тем, как сходятся две половины застежки-молнии: каждый зубчик идеально встает на свое место, помогая закрыть меня от ветра и холода. Я чувствовала себя единым целым, чувствовала тепло.

За этим откровением последовал голос. Он прошептал мне, мягко и нежно.

Представь, что возможно теперь.

*

Если бы вы спросили меня, в какой стране самое большое количество ослепительно изумительных дней для туризма на душу населения, я бы ответила, что в Италии. А потом стала бы махать руками для пущего драматизма и перечислять причины: Верона. Паста. Вино. Эспрессо. Флоренция. Томаты. Рим. Паста, паста, паста. Туфли. Мороженое. Вино. Золотое солнце, сахарными лучами ложащееся на твои плечи и щеки. Пицца. Лимончелло. Нереальное, мать его, Амальфитанское побережье. И АЛЬПЫ. А теперь представьте волшебное сочетание всего этого плюс запах Джорджа Клуни, витающий в воздухе. Италия, конечно же. С большим отрывом.

Я была в Италии четыре раза, и могу вспомнить десяток ослепительно изумительных дней. Но ни один из них не выделяется так, как день, когда я получила главную роль в итальянском ремейке «Белоснежки и семи гномов».

Планы составились сами собой за обедом. Лихорадка меня покинула, за последние девять дней я откатала 230 тысяч футов, и хотя воин и богиня внутри меня по-прежнему не танцевали идеально в такт, то, чем они занимались, отдаленно напоминало полусинхронное общение тайными знаками.

«Principe delle Nevi» – отель категории полупансион, где в стоимость проживания включены завтрак и обед. Важно отметить, что завтрак и обед в Италии весьма отличаются от завтрака и обеда в Северной Америке, особенно в отелях. Там не подавали никакого разбавленного кофе, промасленного маффина, заветренную колбасу и порцию хлопьев «Frosted Flakes» на одного. Нет, нет, итальянский завтрак совсем не такой. Он другой, он роскошный. Вам подают отменный итальянский эспрессо, свежевыжатый апельсиновый сок, круассаны из великолепного слоеного теста и омлет с аккуратной щепоткой зеленого лука, опрысканный трюфелевым маслом – помимо прочего. Я почти уверена, что видела, как два немецких постояльца отеля, словно голодные собаки, истекали слюной над миской крема маскарпоне и баночками с консервированными деликатесами, которые закрывала кондитер отеля Марселла. А об обеде я скажу так – в отеле подавали как минимум пять блюд с самой вкуснейшей едой, какую я когда-либо ела в своей жизни. Даже в те дни, когда я чувствовала себя дерьмово, обед становился поводом подняться с кровати.

Каждый вечер я сидела за одним столом с Джозефом и другими владельцами отеля, приятным шотландцем по имени Джеймс, прожившим в этой местности больше пятидесяти лет, и его спутницей Кристин, шведской копией Мишель Пфайффер. Периодически к нам присоединялся сын Джеймса Макс. Это были семейные ужины в духе тех, которые Найджела Лоусон с радостью расшевелила бы россыпью винтажных итальянских вин.

Во время этих ужинов я, закатывая глаза от наслаждения деликатным ореховым привкусом жаренных в масле белых грибов и сыра пекорино, слушала голос Джеймса.

«Завтра я встречаюсь с группой друзей, чтобы покататься вместе на лыжах», – сказал он.

«Мм-хмм», – отвечала я.

«Вам с Джозефом стоит присоединиться к нам».

«Да. Конечно», – сказала я.

Он мог бы спросить у меня, не хочу ли я быть зарезанной в темном переулке, и я почти уверена, что дала бы ему ровно такой же ответ. Еда сделала меня несколько недееспособной, и не говорите мне, что не понимаете, о чем это я, ведь каждый из нас наблюдал трехмесячных младенцев после кормления.

«Здорово, – сказал Джеймс. – Вас ждет угощение».

«Звучит неплохо, – сказала я. – А что это здесь за привкус…»

«Дикий фенхель, – сказал Джозеф. – Привкус дикого фенхеля».