«Ты в порядке? – спросила Три. – Что случилось, де…»
(В этот момент она заметила, что одна половина картины не соответствовала другой.)
«Где твоя сраная лыжа?» – спросил Квентин.
«Ну, я не знаю точно. – Я указала на гору. – Она закопана где-то там».
Я наблюдала, как их рты становятся вялыми с идеальной синхронностью. Пока их челюсти болтались в воздухе, я посвящала их в подробности своего падения, своей игры в «прятки» с лыжей и последующих минут, которые я потратила на закапывание себя в потенциально лавинный/неожиданно смертельный сценарий.
«Я решила, что будет лучше оставить ее там. Мне не понравилась мысль о том, что вам придется до конца своих дней нести на себе тяжкий груз ответственности за мою смерть».
«Отличная мысль», – сказал Квентин.
Я посмотрела на Три, а потом вновь на Квентина. Мы нервно хихикнули, испытав некоторое облечение, а после умолкли. Мы все теперь размышляли, как я буду совершать спуск по оставшимся двум с половиной тысячам футов пудры на одной лыже. Эта дистанция была вертикальным эквивалентом 225-этажного здания, с верхнего этажа которого вам приходится спускаться по лестнице вместо того, чтобы воспользоваться лифтом, да еще и прыгать по лестнице надо на одной ноге.
«Не волнуйтесь, – сказала я, – я буду как Смиренный червь на лыжах».
Спускаясь по склону, я нашептывала ободряющие слова своей правой ноге, которые по большей части напоминали примерно следующее: «Ты-чертовски-потрясающая-ты-чертовски-потрясающая-ты-такая-чертовски-потрясающая».
В какой-то момент на меня снизошло озарение самого малыша Иисуса, и я осознала, что, несмотря на потерю левой лыжи, я не потеряла левый ботинок. Оставшуюся часть спуска я переставляла свою лыжу с одного ботинка на другой примерно каждые четыре-пять поворотов. К тому времени, как я добралась до конца спуска, я чувствовала себя так, словно из обеих моих ног торчат ножи, к тому же я начисто сбила дыхание. Я повернулась к Три и сказала: «Я глубоко уважаю [вдох] лыжников-паралимпийцев [вдох], у которых одна нога. [Глубокий вдох] Также [вдох] я понимаю, почему к концам [вдох] их палок приделаны миниатюрные лыжи».
К несчастью, нам по-прежнему предстояло преодолеть длинный спуск, а потому я решила взять небольшую паузу, чтобы восстановить дыхание перед тем, как продолжить. К тому времени, как мы добрались до главной дороги, мои ноги были словно зажаренными на вертеле. Они представляли собой два дрожащих желейных бревна, исполняющих абсолютно несексуальный тверк с участием моих ягодиц, подколенных сухожилий, бедер, коленей и икр. Я тяжко опиралась на свои палки и едва могла держать тело вертикально. Машина, которая должна была нас забрать, давным-давно уже уехала (мы опоздали на несколько часов, не успев к оговоренному сроку), но благодаря какой-то невероятной удаче милая японская парочка выехала из-за угла трассы и согласилась подвезти нас в город. Тридцать минут спустя мы уже были в своем доме и собирались в бар.
Я не могла смириться с мыслью о том, что одну лыжу мне придется просто выбросить в мусорку, а потому я решила сделать с ней что-нибудь полезное. Я спросила у Квентина, нет ли у него отвертки, сильного строительного клея и пяти чашечек саке, которыми ему не жалко будет поделиться со мной.
«Конечно», – сказал он нерешительно.
«Не волнуйся, – сказала я, – ты по-прежнему сможешь ими пользоваться. Я сотворю нечто прекрасное».
Следующий час я провела в баре, где крутила и склеивала, после чего представила всем потрясающее произведение искусства: шот-лыжу. А что еще сделать с одной лыжей, клеем Weldbond и пятью крошечными керамическими чашечками?
Для тех из вас, кто не знает, что такое шот-лыжа, объясняю: это одна лыжа, с которой снято крепление для ботинка и заменено закрепленными рюмками (или, как в данном случае, чашечками саке). Такая лыжа проектируется для того, чтобы люди могли пить все вместе, одновременно. Пять человек выстраиваются в линию, плечом к плечу, поднимают лыжу ко ртам и опрокидывают в себя шот за шотом с идеальной синхронностью. Чудесное зрелище.
Я презентовала шот-лыжу в качестве подарка, и встречен он был восторженно. Бармен в заведении поднял его над головой, словно только что выиграл чемпионский титул в тяжелом весе. Все присутствовавшие в баре как с ума посходили, прямо у нас на глазах превратившись в диких зверей. Мне следует отметить, что большинство из этих людей были 19-летними осси мужского пола, приехавших в Японию на неделю покататься на лыжах, а значит, они и так были достаточно дикими, но это так, к слову.
Я откинулась на спинку и наблюдала за ликованием, но сначала не принимала в нем активного участия. Пока окружавшие меня осси взялись за утопление в алкоголе оставшихся у них клеток мозга, я предалась размышлениям о минувшем дне. Если горы могли сказать мне, кто я такая, что же они говорили? Что я увидела, какой образ отразился бы в зеркале, если бы я взглянула туда, на многие лица, высеченные в камне?
Я видела не ограненные алмазы, почти принявшие товарный вид, но еще не отполированные как следует, и сияние их только начинало сверкать. Я увидела женщину, решившую отпустить от себя все, уйти от того, что она несла так долго, сдать то, что она во многих смыслах и так уже утратила. Я видела, как она берет паузу, сладкую, сладкую паузу. Под всей этой коркой я увидела урок, понимание того, что новое начало, перерождение в новую личность потребует смерти и захоронения старой глубоко под снегом. Наконец, я поняла, что от меня потребуется отпустить все то, за что я держалась раньше.
*
Я никогда не попадала в лавины, но проходила множество курсов подготовки к ним и знала, как выжить.
В значительной степени твои шансы выбраться из нее живыми зависят от того, какое снаряжение ты взял с собой, и знаний о том, как им пользоваться. Вам потребуются лопаты, щупы и лавинные маячки. Шлемы также будут кстати, как и снежные пилы, специальный прибор, измеряющий угловое смещение откоса, и карты для изучения снега. «Но все остальное выбросьте», – помню так говорил один мой инструктор. «Эта GoPro, закрепленная у вас на груди, вас задушит. Темляки, в которые просовываете руки? Когда палки полетят в разные стороны, они прихватят с собой и ваши руки или проткнут вас. Не самый лучший вариант. И, – продолжал он, – вы ни хрена не услышите, если будете кататься в наушниках. От всего этого избавляйтесь, – предупреждал он. – Берите то, что нужно, а остальное выбрасывайте, потому что со всем этим дерьмом вы живыми не выберетесь».
Как выясняется, к жизни это применимо точно так же. Чертовски трудно добраться до вершины, если вы тащите на себе слишком много всего, и сестренка, ты полетишь со склона очень быстро, если попытаешься кататься с грузом, весящим больше тебя самой. Нельзя таскать все это дерьмо. Эти убеждения, что ты придумала, которыми обвязала свою шею в попытке обезопасить себя, сделать крепче свой сон по ночам – берегись, потому как однажды они могут просто придушить тебя. Отпусти их, скажи им «пока-пока» и шуруй дальше.
В моем случае это прошло не без беспокойства. Не без вопроса о том, как я буду жить на земле без всего этого. «Но как я узнаю, что я достаточно хороша, – вопрошала я, – или что я заслуживаю любви? Как я узнаю ответ на любой из этих вопросов, если выброшу все мерные шесты? И как буду мотивировать себя? – я требовала ответов. – Откуда явится вдохновение, если я пущу по ветру свой страх неудачи, свой перфекционизм и, упаси господи, все свои правила жизни?» А потом я провыла один последний вопрос: «Как я узнаю, кто я есть без всего этого?»
«О, дорогуша, – отвечал голос, – в этом и смысл. Как ты узнаешь, кто ты есть, если не отпустишь от себя все лишнее?»
Голос вернулся и звучал он непоколебимо. Она забрала из моих рук все страхи и один за другим вышвырнула их прямо в снег. Эта женщина была мне очень по душе.
Часть IV
Долина смертной тени
«Его миф, его волшебная сказка есть аллегория агонии самозаполнения через овладение в совершенстве конфликтующими противоположностями и ассимиляцию их».