Спустя несколько дней после отъезда Пауло, я получила первое электронное письмо от Криса. А на следующий день еще одно. А потом еще одно. Поначалу письма были просто краткими заметками, он просто рассказывал о том, как проводил время на Фитц Рое, а заодно немного флиртовал со мной. Но очень скоро наши послания друг другу стали длиннее и немного более, как бы это сказать, взрослыми по своей природе. Я не стану лгать: в «отделе», отвечающем за возбуждение, у меня был просто пожар.
Каждое утро я просыпалась с мыслями о том, какие же непристойные, пикантные пассажи я прочту на этот раз и что напишу в ответ. Всякий раз, нажимая «отправить», я ощущала, как по телу проходит электрический разряд волнения, и хотя содержание переписки подстрекало к откровенности, в ней было что-то такое, отчего она ощущалась очень невинным занятием. Дело в том, что мы с Крисом не могли воплотить в жизнь ничего из того, о чем переписывались, так что в моем сознании наше общение было безобидной забавой для взрослых, а заодно и отвлечением от утомительной однообразной программы передач новозеландского канала о погоде.
Я провела в Новой Зеландии двенадцать дней из запланированных шести недель, но за все это время горнолыжные курорты работали лишь четыре дня. ЧЕТЫРЕ. Как правило, в таких ситуациях я бы просто собрала вещи и отправилась исследовать другие сокровища Новой Зеландии, которые она предлагает туристам, но из-за предсказуемой непредсказуемости погоды я никогда точно не знала, когда откроются горы. Для меня было бы чудовищным разочарованием бродить по Средиземью, любуясь фантастическими водопадами и поражающими воображение фьордами, чтобы потом узнать, что я пропустила день открытия горы Требл-Кон.
Отношения с Пауло занимали меня какое-то время, а дерзкий роман с Крисом, набиравший обороты, был для меня поводом с нетерпением ожидать каждого следующего дня, но в ментальном плане я начала ощущать, что кое-где швы моей решимости начинают ослабевать и расползаться. Я чувствовала, что меня начинает одолевать неприятное ощущение разочарования. Погода и катание на лыжах (а точнее, его нехватка) утомляли меня, но кто я такая, чтобы жаловаться? Я жила жизнью мечты и находилась там по собственной воле. Никто не принуждал меня заниматься всем этим. У меня не было права хоть что-то из этого называть сложным.
А посему я решила придерживаться своего привычного графика. Любое беспокойство, возникавшее по ходу дела, тут же оказывалось под ковром. А как только я заканчивала с подметанием «полов», я приступала к натиранию их до блеска своими пахнувшими лимоном рациональными объяснениями.
Я и прежде путешествовала в трудные места. Оказывалась в племенном лазарете в африканском буше с рассеченной головой и участвовала в конфликтах на границе в Западной Африке, где люди выясняли отношения оружием и скорострельными диалогами на непонятных мне языках. А однажды мне плюнули прямо в лицо. Это было жестко. Вот это было коллекционированием ленточек. Десять промозглых дней в Новой Зеландии, увеселение в виде общения с учтивым Леви МакКонахи да десяток непристойных имейлов? Не жестко. Подметаем. Натираем. Подметаем. Натираем.
Впрочем, я быстро узнала, что в этом мире есть два вида жести. Мгновенно и незамедлительно распознаваемая в духе «о, боже мой, эта ситуация явно не к добру» и вторая, медленно, но верно утомляющая тебя до предела. Новая Зеландия была из второй категории. Она не сильно отличалась от долгой и неимоверно растянутой эмоциональной эрозии, которую способно вызвать музыкальное воздействие игровых центров ExerSaucer, которые родители покупают своим маленьким детям. «Ну разве не мило?» – восклицают со слезами на глазах родители, когда видят, как их чадо прыгает вокруг и лупит по кнопке, запускающей песенку «Mary Had a Little Lamb». Но берегитесь. Неделю спустя, после пятьдесят седьмого прослушивания этой песни, тот же самый родитель начнет всерьез раздумывать о том, чтобы проткнуть себе вилкой глаз, но лишь после того как отправит сообщение, преисполненное лютой ненависти, на адрес производителя игрового центра. Абсолютно адекватный взрослый человек, доведенный до слез скачущим в пластиковом креслице шестимесячным грудничком, – это была я в Новой Зеландии.
Но я изо всех сил старалась притвориться, что совершенно, блаженно счастлива (полагаю, что большинство родителей занимаются тем же) в стиле «притворяйся, пока это не станет правдой» или «сделай все, что угодно, лишь бы чем-то занять себя». Я отправляла почтовые открытки своей бабуле, обильно заливалась кофе и периодически – когда дождь не лил, как из ведра – отправлялась в долгие прогулки. Я приобрела новую пару лыж, прочитала всю трилогию Стига Ларссона и написала открытое письмо тасманской «ветряной турбине», в котором вежливо просила ее успокоиться. Я выполнила нелепое количество отжиманий (с коленок, поскольку верхняя половина тела у меня никогда не была такой же крепкой, как нижняя) и изучила разницу между киви, киви и киви, открыв для себя, что киви это – в следующем порядке 1) фрукт, 2) странно выглядящая, волосатенькая нелетающая птица и 3) граждане Новой Зеландии, названные так в честь этой самой птицы. Я даже искренне пыталась приложить все усилия к разгадыванию причин, породивших модный тренд, который – несмотря на буйство штормов – стремительно покорял Южный остров Новой Зеландии (и назывался он «короткие шорты», причем носили их мужчины, не женщины).
Я выпила немыслимое количество пива и подолгу стояла совершенно голая перед зеркалом, поскольку стала немного одержимой увеличением объемов собственных бедер. Они меня просто завораживали. Если бы у меня были волосы, я могла бы поклясться, что смотрю в зеркало на своего брата – если не считать причиндалы, разумеется. Во взятой напрокат машине я откопала CD-диск Джей Джей Кейла и начала ежедневные джем-сейшены с прослушиванием «Cajun Moon» и «High on Cocaine», а также часами размышляла о том, почему сантехники Новой Зеландии, невзирая ни на какие прогрессивные достижения других стран первого мира, до сих пор устанавливают в раковинах два крана (один с горячей водой, а другой – с холодной) вместо того, чтобы поставить один смеситель и для горячей и для холодной сразу. Ну серьезно, кто станет выбирать между тем, чтобы ошпарить руки горячей и просто намочить – но не помыть, как предписывает гигиена, – их холодной водой? Для меня это было полнейшей загадкой.
Я практиковалась в самбе, танцуя в шерстяных носках, кальсонах с завышенной талией и спортивном лифчике, а когда уставала, проводила серьезные исследования, пытаясь узнать название музыкального инструмента, обычно звучащего фоном в самба-композициях, того самого, который звучит, как обезьяний визг и которым создатели фильмов об Остине Пауэрсе так щедро приправляли саундтреки картин. Кстати говоря, он называется cuíca. Не знаю точно, как именно произносится это слово, поэтому ради смеха решила называть его «ку-ча», а потом пыталась сымитировать его звук своими голосовыми связками. Кстати, не рекомендую так делать; я почти уверена, что это занятие может нанести связкам серьезный урон. И, наконец, почти что как тот родитель из приведенного выше примера про «ExerSaucer», я потратила немало времени, размышляя о том, чтобы ткнуть себя вилкой в глаз.
Мне было очевидно, что моя ментальная крепость рушится, но я силой заставляла себя не смотреть на нее. С парой очков-шор я обращаюсь мастерски. Я не сводила глаз с прогноза погоды и, скрестив пальцы, надеялась, что однажды погода все же пойдет мне навстречу.
И это случилось. Как-то утром, спустя примерно неделю после отъезда Пауло, проснувшись, я увидела, что тоненький луч солнца проглядывает из-за занавески на окне моего номера. Я выпрыгнула из кровати, включила на компьютере свежий отчет о погоде в горах и бинго! Один из четырех местных горных курортов был открытым. Я быстро проглотила завтрак, швырнула экипировку на заднее сиденье машины и поехала туда.
Добравшись до дороги, ведущей к объекту (леденящей душу гравийной тропке, поднимающейся по склону горы вверх узкой и крутой лентой, схематично напоминающей аттракцион с американскими горками), я увидела большую цепь, висевшую в начале пути, на которой покачивался до боли знакомый предупреждающий знак:
