Мы погребли еще немного и остановились, добравшись до середины озера. Стояла полнейшая тишина. В тот момент я чувствовала себя одновременно потерянной и обретенной. Я понятия не имела, где нахожусь, в физическом, географическом плане, но в то же время в точности знала, где я ментально и эмоционально. Я была вне себя от радости, до краев наполнена счастьем. Это путешествие до сих пор получалось именно таким, как я хотела, и даже больше. Я откинулась назад, посмотрела вверх, на чистое голубое небо и широко раскинула руки. Я хотела ухватиться за это мгновение. Я закрыла глаза, и когда это произошло, я почувствовала, что Крис положил свои руки на мои. Он аккуратно потянул их, расставив мои руки еще шире, выгнув мое тело так, чтобы грудь открылась небу. Я чувствовала себя так, словно поднималась прямо к небесам. Я не хотела, чтобы Крис отпускал меня.

А потом вдруг, в тот момент, пока мы плыли по озеру, широко раскинув мои руки, я ощутила толчок, разряд электричества – его ни с чем не спутаешь.

Однако, у электричества есть одна характерная черта – независимо от силы тока, разряд гарантированно отбрасывает тебя назад. Это инстинктивная реакция. В тот момент, когда мы видим вспышку, в ту секунду, когда ощущаем хотя бы малейший удар током, мы не можем не вздрогнуть и не отстраниться. Мы не можем себя заставить и дальше держать в руках то, что держали секундой ранее.

Толчок продлился мгновение. И спустя это мгновение мои руки уже опустились обратно на колени, а Крис взялся за весла. Он начал быстро грести по направлению к берегу.

Когда мы вернулись в главный домик, Фернандо выдал нам ключ от номера и сказал, что ужин будет готов через пару часов. Мы прокатили наши сумки по коридору и отперли дверь в комнату. Когда она распахнулась, представив нашему взору роскошную, королевских размеров кровать, стоявшую посреди комнаты, я не смогла удержаться от смеха. Мне не пришло в голову дать Фернандо инструкцию о том, как следует обустроить наши спальные места, ведь до сего момента я определенно не предполагала того, что мы с Крисом будем делить на двоих одну громадную кровать.

«Похоже, что сегодня ночью мы будем спать в обнимку», – сказал он с ухмылкой.

Я знаю, что вы думаете. Почему она не попросила предоставить ей другой номер? Или потребовать раздельные кровати? Или одну из тех раскладушек в конце-то концов? Полагаю, что я бы сделала это, но эти варианты показались мне одновременно проявлением жадности и убогости, а мне не по душе ни то ни другое. Когда кто-то изо всех сил старается проявить гостеприимство по отношению к тебе, когда тебе предлагают бесплатно переночевать в отеле, где стоимость номеров составляет $400 в сутки, да еще и угощают деликатесным ужином на двоих, ты попросту не имеешь права просить чего-то большего. Ты говоришь: «Да. Спасибо вам. Спасибо вам огромное». Плюс я чувствовала себя слишком расслабленно, чтобы проявлять напористость, не говоря уже о том факте, что напористость совершенно не канадское качество. Сожалею, но это так. Кроме того, я довольно хорошо знаю себя и свое отношение к таким ситуациям. На шкале, где одна крайность это «блюститель нравов», а другая – «шлюха», меня можно определить прямо посередине. Меня не волновала перспектива делить постель с Крисом; в моем представлении эта ночь была девичником в компании сексуального, очень сексуального мужчины, на которого я буду открыто и нежно поглядывать, пока он будет переодеваться, но трогать которого у меня не было никакого желания. Ну ладно, хорошо, может, и был некоторый интерес, но не романтический, лишь эстетический: как если бы кто-нибудь позволил вам провести рукой по скульптуре Венеры Милосской.

Даже после сеанса электрошоковой терапии на лодке я считала, что мы с Крисом достаточно взрослые люди, чтобы как-то справиться с необходимостью делить пуховое одеяло на двоих, и оказалась права. Крис кивнул, тем самым дав честное подтверждение, как и подобает зрелому человеку, что ночью мы будем делить одну кровать и ничего более.

После этого вечер дал ход дальнейшим событиям, первым из которых стала дегустация шампанского и аперитивов в компании других гостей Пеума-Уэ. Ужин нам подали за уединенный столик с видом на озеро – нам принесли свежую форель, как и было обещано – а десерт я поглощала, сидя у бушующего камина с книгой в руке. И хотя я не жила в совсем уж спартанских условиях по ходу своего путешествия, я определенно не баловала себя такой роскошью прежде, а потому смаковала каждое мгновение того вечера. Я выпила чуть больше вина, чем обычно, и просто сидела, оставшись наедине со своими мыслями, которые, если вам интересно знать, звучали примерно так: моя жизнь великолепна. Моя жизнь сейчас просто охренительно крута.

Около десяти часов вечера мы с Крисом вернулись в номер, откололи пару неловких шуточек, а потом забрались каждый на свою половину кровати, следя за тем, чтобы между нами осталось внушительное свободное пространство.

«О᾿кей. Спокойной ночи», – сказала я.

«Спокойной. Только не отжимай одеяло», – сказал он со смешком.

Я лежала на своей половине, отвернувшись от Криса, и пыталась сохранять максимальную неподвижность. Я часто дышала, а потом вновь ощутила это. Легкую реверберацию, слабый удар током, но природу его я определила безошибочно. Между нами прошел еще один электрический разряд.

Все, что последовало дальше, отпечаталось в моей памяти неясными очертаниями, я была в полудреме, не до конца в сознании, но и не совсем в забытьи. В какой-то момент рука Криса согнулась и пересекла воображаемую линию, шедшую вдоль наших тел по центру кровати. Я почувствовала его руку, когда она легла у моей подушки. Спустя минуты, а может и часы, я повернулась на другой бок и краешком лица коснулась его пальцев, указательного и большого. Я на мгновение проснулась, ощутив, как его рука нежно гладит мой лоб. Медленно наши тела раскрывались, вполне невинно двигаясь навстречу друг другу. Два маленьких магнита в ночи. Когда мы проснулись на следующее утро, его тело качало мое, как в колыбели. Он держал меня так крепко, что я не могла разобрать, где заканчиваюсь я и где начинается он.

Это напомнило мне поведение растений на солнце. У них нет мозга, который направлял бы их, подсказывал бы им, что нужно раскрываться солнечному свету. Растение поступает так потому, что для этого его создала природа. Инструкции вшиты в каждую его клетку.

«Так приятно быть близко к тебе», – проговорил он, дыша мне в шею. Еще одна энергетическая вспышка мелькнула между нами, и в потоке электричества его слова вцепились в меня, на мгновение приколовшись к моей шее.

«Что только что случилось?» – подумала я про себя, проскользнув в ванную, чтобы умыть лицо. А случилось ли что-то вообще?

Я не знала, как ответить на эти вопросы, но чувствовала, что Крис наконец снял с себя маску. Или, кто знает, может, это я сорвала ее с него. Как бы то ни было, его истинное лицо теперь открылось, и я была немного ошарашена своим открытием. Не так сильно ошарашена, как героиня «Призрака оперы» в тот момент, когда Призрак снимает свою маску, но все же удивлена. Я думала, что Крис – человек сдержанный и отстраненный, а теперь он предстал передо мной теплым, открытым и, посмею сказать, чувствительным. Открыла ли я эту его уязвимую сторону, потому что его подъемный мост наконец опустился? Одно было ясно наверняка: я заблуждалась насчет него.

*

По пути в Ушуайю наш самолет сделал остановку в городке под названием Эль-Калафате. Остановка дала нам достаточно времени на то, чтобы арендовать машину, пронестись по скоростной трассе и часок посидеть у ледника Перито-Морено – обязательного к посещению места для любого путешественника, приехавшего в регион.

Перито-Морено – один из немногих ледников на планете, который до сих пор увеличивается в размерах. Он массивен настолько, что ты не в состоянии разглядеть ни конца, ни края, настолько, что если бы ад замерз и стал прекрасным, то, думаю, именно так он и выглядел бы – вот насколько массивен этот ледник. Во внешнем виде ледника ничто не напоминает лед; вблизи он больше похож на громадный шлейф свадебного платья из кольчуги, которое столетия назад носила какая-нибудь мифическая невеста древности. Угольно-серые струйки сбегают по «ткани», словно невесте пришлось бежать через поля пепла и острых черных камней. Края ледника выглядят рваными и поношенными, как будто бесталанный портной изуродовал их своей работой. Я смотрела на ледник и думала, не наложили ли свой отпечаток годы жизни на мою собственную поношенную ткань; я спрашивала себя, что я пронесла – если вообще пронесла – через свою жизнь до сей поры?