Мы пили вино и рассказывали байки, более длинные и подробные, нежели те, которыми делились друг с другом в десятиминутные перерывы, что давал нам подъемник на горе. Крис рассказал нам о своем недавнем путешествии, альпинистской экспедиции в Иорданию. Посреди рассказа он встал и вышел из комнаты, но быстро вернулся, уже с компьютером в руках. Хотел показать нам кое-какие фотографии. Он подолгу комментировал каждое фото, и пока рассказывал нам о том, как провел ночь с семьей бедуинов в Вади-Рам, я осознала, что его невидимые стены понемногу рушатся. На «въезде» по-прежнему стояли до зубов вооруженный КПП и хорошо укрепленное дорожное заграждение, но пока он говорил, я чувствовала, как кирпичи с его стены падают наземь то тут, то там.

После ужина мы все собрались посидеть у камина. Пит разлегся на длинной софе, а мы с Крисом уселись вместе на маленький диван напротив окна. Мы пустились в очередной долгий разговор о путешествиях, и пока Пит рассказывал нам о нескольких годах своей жизни, проведенных на Аляске, Крис вытянул руку и взял мои ступни.

«Вот, давай я сделаю тебе массаж, – сказал он шепотом, чтобы не прервать Пита. – Правая нога болит, ведь так?»

Он видимо запомнил некоторые мои реплики, которые я обронила в тот день, о том что уже некоторое время в своде правой стопы у меня нарастают болевые ощущения.

«Массаж поможет», – добавил он.

И хотя я была несколько удивлена его предложением, я дала свое согласие кивком головы.

Массаж стопы получился славным. Каждое мгновение его было великолепно. Руки Криса были сильными, но ласковыми, крепкими, но милосердными. Я сидела и смотрела как он работает с моей ступней.

«Кто этот парень?» – думала я, вытирая слюну, начавшую течь у меня из уголка рта.

Этот вопрос не отпускал меня всю ночь и весь следующий день.

Кто этот парень?

Крис отвез нас обратно в город на следующее утро, и я решила устроить себе выходной и отправилась на шопинг в шоколадные магазины. Образ Криса, обернутого одним лишь маленьким полотенцем, не выходил у меня из головы.

Позже в тот день я приняла горячий душ. Когда вернулась в спальню и открыла комод с выдвижными ящиками, меня поразило еще кое-что – и на сей раз дело было не в нехватке нижнего белья у Криса, а в отсутствии его у меня. Я официально извела все до единой пары чистого нижнего белья, которые упаковала с собой в дорогу.

Пересчитав основополагающие элементы своего гардероба как дни в календаре, я пришла к выводу, что мне осталось провести в Барилоче всего несколько суток до конца месяца, который я себе отмерила. Через два-три дня мне предстояло двигаться дальше на юг. Меня также сразил тот факт, что прошло уже больше двух недель с тех пор, как я последний раз стирала свой спортивный лифчик и лыжные носки, не считая прочих вещей. Я не была до конца уверена, стоит ли мне гордиться этим фактом, испытывать отвращение или обе эмоции сразу. Я выбрала второй вариант и принялась собирать вещи.

В мой последний вечер в Барилоче мы с Питом уселись на наших любимых «мясных» местах и сказали друг другу последнее adiόs. Мы заключили друг друга в долгие объятия и пообещали, что обязательно воссоединимся, когда я совершу полный круг и вернусь в Северную Америку. Я не до конца понимала, как буду обходиться без него дальше. С Питом я чувствовала себя отважнее, чем была на самом деле и чуточку круче, чем склонна быть по природе. Он дал мне преимущество, и я была обеспокоена тем, что может произойти, если я вдруг потеряю его. Но вместо того чтобы выразить ему все эти чувства, я не потеряла самообладания и вернулась домой, готовиться к вылету, предстоявшему мне на следующий день. Я собиралась направиться в Ушуайю, самый южный город на земле и свою последнюю остановку на южноамериканском этапе турне. Крис подвозил меня в аэропорт.

За предшествовавшие несколько недель я узнала, что Крис приехал в Аргентину с несколькими целями. Первая – было узнать, сможет ли некоммерческая организация, которой он управлял в Штатах, выжить и справиться со своими задачами без него. Вторая – разрядка, в которой он так нуждался после 15 лет во главе этой самой организации. А третьей было заняться альпинизмом, попробовать покорить несколько знаменитых горных пиков Патагонии. Одно из самых сложных мест для катания и альпинизма на земле называется Фиц Рой. Наибольшую известность это место получило как бренд Патагонии: изображения зубчатой черной горы украшают рубашки, пиджаки и шапки. Посещение ее оставалось единственным невыполненным пунктом в программе Криса. Он выбрался из пределов своего графства в духе «Властелина колец», чтобы отправиться на юг, но, поскольку в те дни через Фиц Рой проходил мощный штормовой циклон, он решил составить мне компанию в Ушуайе на несколько дней.

«Я пережду ненастную погоду там, – сказал он, – и, быть может, мы сможем покататься вместе несколько дней».

«Звучит неплохо», – сказала я, подмечая про себя нехарактерное для него социальное поведение.

За несколько недель до этих событий я задала Питу вопрос о Крисе. «Что с ним не так? – спросила я. – Почему он такой затворник?» Пит намекнул на тот факт, что у Криса было «прошлое», и на этом замолчал.

«Что ты подразумеваешь под «прошлым»?» – допытывалась я.

«Я очень многого не знаю о нем, Стеф, – сказал Пит. – Он был основным докладчиком на конференции, которую я посетил, и его выступление произвело большой эффект. Речь была великолепной. Но грубой.

Он прожил не самую легкую жизнь. Думаю, что здесь он занят поиском себя.

Дай ему немного пространства. Если он ведет себя тихо, то наверняка не без причины».

И хотя его слова не ответили ни на один из моих вопросов, они помогли мне мельком заглянуть Крису в душу в попытке понять, почему он был таким, каким был, а кроме того, они заставили меня нервничать в присутствии Криса. Я не была напугана; с точки зрения моей безопасности, эта ситуация тянула на ноль красных флажков, а за годы путешествий в одиночестве я научилась доверять своей системе красных флажков. Просто то время, которое мы запланировали провести друг с другом вместе – в машине, аэропорту, на борту самолета и на следующем горнолыжном курорте, – казалось пугающе длительным для экстраверта, сидевшего во мне. Я спрашивала себя, о чем мы будем говорить. Когда кто-то сидит тише воды, я не понимаю, как нужно вести себя спокойно, находясь рядом. У меня сразу начинают потеть ладони, я становлюсь тревожной, а потом просто начинаю без умолку болтать о первой пришедшей в голову ерунде. Иначе говоря, я порождаю неловкость.

Единственным, на что я могла положиться, была моя способность не терять хладнокровия. Посему я бросила свое снаряжение в багажник машины Криса, и, когда мы двинулись по пыльной аргентинской автостраде, я попыталась как можно меньше выдавать себя, а свои бессвязные мысли держать в своей и только в своей голове. Спустя какое-то время, впрочем, я уже не могла сдержаться. Глубоко вдохнула и начала говорить. Поначалу с некоторой опаской, но много времени на раскачку мне не понадобилось, и вскоре Крис попал под бурлящий водопад моих слов. И, к моему большому удивлению, среагировал на это. Следующие два часа мы разговаривали. Говорили о моем путешествии и обо всех людях, утверждавших, что я сошла с ума. Говорили об отношениях и о том, почему не состоим в них. Говорили о книгах, которые читали в данный момент и которые уже прочли когда-то. Говорили о том, куда уже съездили, а он рассказал мне о своей не самой удачной операции на колене, об операции на спине и о том случае, когда сломал себе локоть. Мы говорили, говорили и говорили.

Я чувствовала себя так, словно срывала с себя слой за слоем. Перед этим во мне постепенно накапливались эмоции, словно я месяцами старательно покрывала себя слоями краски, не понимая этого, а теперь они будто сходили с меня один за другим.

Все эти месяцы беспокойной подготовки. Все путешествия, перетаскивание сумок через многочисленные аэропорты и часовые пояса. Вся та скорость, с какой пролетели последние два месяца, все эти леденяще-холодные дни на горе. Все это отваливалось, сходило с меня, и я чувствовала себя открытой всему новому, расслабленной.