– Так! Выгружайся! Давай заноси поклажу в дом…
Работа продолжалась всю ночь, без передыха. Когда, наконец, груз был перемещён, и автобус развернулся за второй партией странных тяжёлых, неподъёмных запечатанных мешков, Дима тоже хотел вместе с остальными «грузчиками» сесть в него, но Андрей остановил его, показав на него жестом протянутой руки:
– Ты останешься здесь!
Остальные устало полезли в салон автобуса, но Дима подчинился.
Когда автобус скрылся из виду, Андрей подошёл к нему и сказал:
– Будешь охранять дом, пока не вернёмся. Я гляжу: ты парень хороший, надёжный. С оружием обращаться умеешь?!..
Дима в ответ как-то странно пожал плечами, вспомнив последний случай, приведший к смерти его патрона. Но Андрей расценил ироничную ухмылку по-своему: мол, «спрашиваешь!» – и, вытащив откуда-то из-под полы своего длинного кожаного не то пальто, не то плаща «Макарова», протянул его в руки удивлённому Диме:
– На!.. Держи! Будешь охранять! – и, глядя на весьма озадаченного его поступком, Гладышева, добавил слова Остапа Бендера из известного фильма. – Я дам вам парабеллум! Мы будем отстреливаться! – а потом, вдоволь посмеявшись над своей шуткой, так, что едва смог прийти в себя и вернуться к серьёзному виду: настолько Гладышев выглядел обескуражено и потешно, – добавил. – Ладно! Слушай сюда!.. К дому никого не подпускай! Хотя, – он обернулся по сторонам, – тут и так никого нет! Но… на всякий случай! В армии служил?!.. На посту стоял?!.. Действуй как в армии: предупреждение, первый выстрел в воздух, продолжает идти – по ногам! Ну, а потом…
Андрей пристально посмотрел на Диму, словно читая по его лицу, понял ли он инструктаж, а затем почему-то спросил:
– Ты откуда?..
– С Украины, – ответил Дима.
– Далеко забрался, – подтвердил кивком головы Андрей свою догадку. – Вид у тебя какой-то потерянный, хотя интеллигентный и сиротливый. Ты, случайно, не детдомовский?
– Да нет! – пожал плечами Дима.
– А жаль!.. Похож! – покачал головой Андрей. – У меня вот группа из детдомовцев: «Ласковый Лай». Слышал, небось? Ну, эта… «Белые козы, белые козы, беззащитны, чисты…»
Андрей напел знакомый мотивчик самой популярной в это время группы, но Дима почему-то на этот раз даже не удивился.
– Я их продюсер! – пояснил Андрей. – Эх!.. Жалко, что ты не детдомовский! – Андрей вдруг бесцеремонно схватил Гладышева за подбородок и повертел его голову своей рукой вправо-влево, внимательно и пристально разглядывая в приглушенном свете фар «Чайки» профиль и анфас. – Очень жаль! Я бы тебя в группу взял. Очень ты похож на одного человека… Мне такие нужны!.. В дублирующие составы… Впрочем, наверное, с концертами всё, баста…
Андрей отошёл от Димы, оставив его у входа в дом, и направился к «Чайке», но потом остановился и повернулся к нему, спросив напоследок издалека:
– А ты так-то, чем занимаешься?
– Да так, пишу! – признался Гладышев, выбрав самое значительное, что он мог сказать о своей жизни.
– Что пишешь-то?!
– Романы.
– О! – удивился Андрей, даже на несколько шагов вернувшись. – И много написал?!..
Дима сконфузился вдруг и пожал плечами:
– Пока нет!
– Издают?! – поинтересовался Андрей.
Гладышев отрицательно покачал головой, грустно опустив её.
– Ну да, – догадался Андрей, – если бы издавали, тебя бы в ночлежке Разин не нашёл.
С этими словами он повернулся и вскоре скрылся в чреве чёрной «Чайки», выйдя в калитку покосившегося жердяного забора.
Через минуту Дима остался один в сгущающемся предутреннем тумане…
Ночь тянулась медленно. Часов у Димы не было. В промозглом воздухе стояла мёртвая, непривычная после столичного монотонного шума тишина.
Дима потерял счёт времени, ноги порядком закоченели, да и сам он весь до костей продрог, недоумевая, как же долго длится темнота, и когда снова приедет автобус.
Он уже отчаялся ждать и рассвета, и возвращения хозяина мешков, и даже, если бы ему не вручили пистолет, решил бы уже, что его здесь просто бросили, как вдруг в предутренней сумеречной мгле раздался нарастающий рокот знакомого звука венгерского дизеля.
«Икарус», не останавливаясь, полоснув по нему светом фар в предрассветном тумане, въехал в ограду дома, сломав серый от времени, покосившийся, почти упавший жердяной забор, и замер рядом с Гладышевым.
Он снова был полон поклажи.
Следом за «Икарусом» к разломанному автобусом жердяному забору подкатила чёрная «Чайка». Из неё вылез Андрей и подошёл не спеша к Диме.
– Никого не застрелил?! – с усмешкой поинтересовался он у Гладышева, протягивая руку за пистолетом.
– Да нет! – как всегда пожал плечами Дима, отдавая оружие.
– Ну, и молодец!
– А кто автобус разгружать будет?! – удивился Гладышев.
Грузчиков, уехавших в Москву, в автобусе теперь не было, да и места для них в «Икарусе» не нашлось бы: салон был под завязку забит всё теми же самыми мешками.
Андрей внимательно, изучающе посмотрел на автобус, а потом, сделав паузу, сказал, по-товарищески положив Диме на плечо свою мощную руку:
– Да никто!.. Мы его так оставим!
Только теперь Дима обратил внимание на то, что водитель «Икаруса» с канистрой ходит вокруг машины и поливает автобус бензином.
Тот парень, что приходил в ночлежку, уже делал то же самое с домом. Он открывал багажные ящики огромного автобуса и доставал оттуда одну за другой канистры, а потом направлялся с ними в дом, заполненный мешками.
– Ну, чего прохлаждаешься?! – вдруг поинтересовался у него Андрей. – Помогай давай!
Дима тоже принялся таскать канистры с бензином из багажного отделения огромного междугороднего лайнера, где ими было заполнено всё пространство, в дом. Одну за другой носили они двадцатилитровые ёмкости в избу и поливали из них бензином мешки с документами.
Пустые канистры бросали здесь же.
В доме стоял резкий, со сладковатым привкусом, запах бензина, и вскоре Дима, неся внутрь очередную ёмкость с огнеопасной жидкостью, стад входить в него с опаской, боясь, что пары горючего вот-вот полыхнут, и в одно мгновенье постройка превратится в огромную топку.
Когда всё было щедро полито бензином, и в багажном чреве «Икаруса» не осталось ни единой канистры, Андрей поинтересовался у Димы:
– Знаешь, что это за документы?!..
– Нет! – покачал головой Дима.
– Это деньги! – с какой-то непонятной иронией, растянув слова, ответил Андрей. Это миллионы советских рублей, заработанных группой «Ласковый Лай»!
– И что вы с ними хотите сделать? – поинтересовался Дима.
– Сжечь! – как-то просто, буднично ответил Андрей. – Карьера группы закончена, надо разбегаться. На меня круто наехали на самом верху! – он ткнул пальцем куда-то в небо над собой, а потом снова взял Диму за плечо, фамильярно опершись на его щуплое тело. – Сам Горбатый наехал. Потому-то, что мог, я пристроил, а что не могу – уничтожаю. Мною сам мистер Толстунин занимается. Он по части всяких там нарушений и чуждых в советском искусстве и культуре проявлений и элементов работает! О-о-о, если ты попал в лапы к Толстунину – дело серьёзное! Тут вплоть до высшей меры наказания может дойти. У меня жопа, извиняюсь, – барометр. А я ещё жить хочу. В депутаты, вот, собираюсь теперь податься. Это сейчас тема актуальная, не то, что шоу-бизнес! Скоро, глядишь, все шоумены в депутатах сидеть будут! Ну, а я, так сказать, на передовой линии: нос по ветру держу и чую, куда флюгер политического ветра поворачивает! Да-а-а… Впрочем, откуда тебе знать, кто такой Толстунин?!
– Я знаю, – ответил Дима смущённо.
Андрей изрядно удивился, брови на его пухлом, упитанном, холёном лице человека, давно не знающего не то что нужды, но и просто элементарных ограничений в чём-либо из материального, взметнулись через весь лоб:
– Да брось!
– В самом деле! – подтвердил Дима.
– Откуда?! – ещё больше удивился Андрей.
– Ну, скажем, у меня была с ним душещипательная беседа по поводу моего романа.