Дамы теснились в зале, разглядывая Бессребреника. Сыпались восклицания.

В объявлении было сказано верно: Бессребреник не имел одежды, но в то же время был в рамках приличий. Он был обернут в номера газеты «Нью-Йорк геральд», сшитые бечевками. Эти номера Бессребренику одолжил коридорный.

У джентльмена действительно не было ни гроша.

Несмотря на странное одеяние, он был красив и выглядел даже лучше, чем на портрете.

Он приветливо раскланивался, пожимал протягиваемые ему руки, остроумно парировал обращенные к нему замечания.

Говорил он по-английски очень хорошо, но с небольшим иностранным акцентом.

У собравшейся публики он имел огромный и вполне заслуженный успех.

Вечером в Нью-Йорке только и разговору было, что о Бессребренике. На другой день большая зала в «Космополитен-Отеле» была битком набита публикой. Преобладали дамы. Они стрекотали как сороки, истребляя сэндвичи и прохладительные напитки.

Наконец, загудел большой колокол. Таинственный джентльмен появился в своем газетном одеянии. Он спокойно раскланялся с публикой и знаком попросил внимания и тишины.

Перед ним на черном столике лежал револьвер.

– Милостивые дамы и господа! – сказал он звучным голосом, в котором не чувствовалось ни малейшего волнения. – Наступил для меня решительный час. Почтенный клерк гостиницы мистер Филипп напишет на двух одинаковых билетиках: «смерть» и «путешествие»…

Немедленно раздались громкие крики:

– Держу за смерть!

– А я за путешествие.

– Тысяча долларов!

– Десять тысяч!

– Сто тысяч!

Когда все пари состоялись, джентльмен продолжал:

– У меня очень мало шансов уцелеть, потому в предстоящем путешествии каждая минута грозит мне смертью. Оно будет кругосветное, длиной в сорок тысяч километров, и притом я совершу его, не имея в кармане ни гроша. Я останусь и тут Бессребреником. На путешествие я отвожу себе один год. Если через триста шестьдесят пять дней я не проеду сорока тысяч километров…

– Хотите пари?

– Разумеется.

– Сколько?

– Два миллиона долларов, – отвечал джентльмен.

– А если вы проиграете?

– То вы можете меня застрелить.

– Нет, уж потрудитесь проделать над собой эту операцию сами.

– Извольте. По рукам?

– Меня зовут Джим Сильвер, я – серебряный король. Если вы выиграете, моя фирма выплатит вам немедленно…

– Погодите. Сперва ведь еще нужно узнать, умереть мне или путешествовать.

Тем временем мистер Филипп написал по слову в двух одинаковых билетиках и попросил у кого-нибудь из публики шляпу. Джим Сильвер предложил свою, и клерк опустил в нее оба билетика.

– Так как я держу с вами пари, то не позволите ли вы мне самому вытянуть жребий? – спросил Джим Сильвер.

– Пожалуйста, – отвечал Бессребреник, скрестив на груди руки и гордо выпрямившись.

Вопрос шел о его жизни и смерти, а между тем он был спокоен до неправдоподобия.

У дам, присутствовавших при этой чисто американской сцене, захватило дух. Джим Сильвер опустил руку в шляпу, которую держал клерк. Бессребреник взял в руки револьвер и взвел курок… В этот момент в толпе раздался громкий женский крик:

– Остановитесь!.. Не надо! Не надо!.. Я готова выйти замуж за этого джентльмена!..

Поднялся целый ураган возгласов разочарования. Вот как! Свадьба!.. Никто не ожидал такой пошлой развязки.

Но и у дамы, сделавшей такое неожиданное предложение, тоже нашлись сторонники, закричавшие ей «браво» и на руках поднявшие ее на эстраду, где стоял Бессребреник.

Дама была прелестна. Вся розовенькая, с белоснежными жемчужными зубками и коралловыми губками, с белокурыми волосами оттенка пламени, она так мило смотрела на таинственного джентльмена своими добрыми голубыми глазами, ожидая ответа…

Но Бессребреник молчал. Тогда дама проговорила:

– Я – миссис Клавдия Остин, вдова Джофри Остина. Мне двадцать два года, я бездетна и имею состояние в полтора миллиона долларов. Хотите жениться на мне? Я готова хоть сию минуту. Среди публики, наверное, найдется пастор, и даже не один.

Никто из присутствовавших не сомневался, что Бессребреник примет предложение.

Но этот человек, не имевший ничего, даже одежды, дал совершенно неожиданный ответ, по-прежнему невозмутимо и бесстрастно:

– Сударыня, ваше предложение делает мне огромную честь. Ваша красота достойна трона… Но – простите меня, я не могу на вас жениться.

– Вы отказываетесь!.. – хрипло вскрикнула миссис Остин, побледнев как смерть.

– Увы!.. Во-первых, я не чувствую себя способным дать счастье женщине, а во-вторых, не желаю себя продавать. Золотая цепь все равно цепь, а я больше всего дорожу свободой.

Он грациозно поклонился, причем его газеты зашелестели. Это было очень смешно, но никто не засмеялся.

– Я почувствовала к вам сострадание, – надменно выговорила миссис Клавдия. – Вы не захотели… Будете потом жалеть.

– Разумеется… если только через четверть минуты не прострелю себе висок.

С этими словами Бессребреник сделал Джиму Сильверу быстрый знак.

Серебряный король опустил свою жирную руку на самое дно шляпы, достал оттуда билетик и начал его медленно, методично разворачивать, раздражая нетерпеливую публику.

Бессребреник приставил дуло револьвера к виску.

Некоторые дамы, почувствительнее, закрыли глаза руками, не забыв раздвинуть, однако, слегка пальцы…

– Путешествие! – глухим голосом, точно фонограф, произнес серебряный король. – Джентльмен, вы должны пройти в продолжение года сорок тысяч километров.

– Ладно, – абсолютно бесстрастно ответил Бессребреник.

– Когда вы отправляетесь?

– Сейчас.

– Ставлю миллион долларов против джентльмена, – вскричала миссис Клавдия Остин, жертвуя в порыве обиды двумя третями своего состояния.

– Идет! – отозвался Джим Сильвер. – Этот миллион будет моим!

– Я твердо уверена, что выиграю! – с досадой проговорила миссис Остин.

Джентльмен молча поклонился и пошел к дверям. Толпа расступилась перед ним. У дверей он еще раз поклонился и сказал:

– Леди и джентльмены! Мое путешествие начинается. – И, босой, обернутый газетами, простоволосый, он вышел на мостовую, не зная, где преклонит голову, чем пообедает.

Словом, затея была оригинальная, вполне в духе fin de siecle[3]

Пройти в один год сорок тысяч верст, совершенно отказываясь от денег!.. Господин Бессребреник должен зарабатывать себе на пропитание только своими руками и головой.

По улице он шел крупным шагом и вдруг остановился перед встретившимся ему негром, чистильщиком сапог, который смотрел на него и смеялся во всю свою крокодилову пасть.

Бессребреник подумал:

«Я прошел шесть метров. Когда я заработаю достаточно денег, чтобы купить записную книжку и карандаш, я зачту их. Кроме того, нужно будет запастись подометром, который я привяжу к ноге, чтобы не терять ни одного пройденного вершка…»

Придя к такому заключению, он очень вежливо поклонился негру, который надменно смерил его взглядом с головы до ног и не удостоил ответным поклоном. Негры, с тех пор как их освободили, при каждом удобном случае норовят сделать какую-нибудь пакость белому. Покойный дядя Том мстит за себя!

Черный джентльмен-чистильщик при виде нищего белого, готового войти с ним в контакт, вознамерился набить себе цену.

– Не нужен ли вам помощник? – спросил Бессребреник. Негр покатился со смеху.

– Хи! Хи! Хи!.. Белый хочет чистить сапоги постояльцам гостиницы и прохожим!

– Да, я очень беден и хочу заработать несколько пенсов на хлеб.

– Я не хочу делать из вас чистильщика… Это слишком хорошее ремесло для такого бродяги, как вы.

Из «Космополитен-Отеля» толпой валила публика, окружая негра и белого и с любопытством наблюдая за первыми шагами кругосветного путешественника.

Негр раздумывал, всей пятерней почесывая свою курчавую голову. Но вот снова раздался его идиотский смех.