– Какой?! Какой же, ради Бога!

– Отсюда ты уйдешь с ответом! – так громко Слепой еще не говорил. – Время наказало меня. Ты следующая. Внимай. – Он выпрямился.

– Я?!

– Оно безжалостно похитило мой путь. Мои победы. Я оступился… и потерял всё, – пальцы потрогали глазницы. – «Ты противился мне… – сказало время. – Попробуй противиться сестре ночи – беззвездной и безответной. Без шепота мерцания светил, которые доносят людям их ничтожность. Без «про́лива» Луны на гладь озер». И… – сидевший запрокинул голову, будто вглядываясь во тьму сознания, – время бросило меня в начало. Родило слепым. Как и тебя недавно… взрослой.

– За что ж меня?! Я ничего не просила! Не противилась ему! Не совершала! Я не говорила со «случайными» прохожими! Мне всё нравилось!

– А теперь? Нравится?

– А что? Что я натворила?! Чтоб испытать такое?

– Да разве согласие на грезы – результат? Ошибок. Сбежать, увидеть, насладиться. – он усмехнулся. – Всё впереди. Ответ и плата. Цени награду.

– Награда?! Что я пережила – награда?! Мне только бы найти Андрея! Всего лишь! И… проснуться! Я знаю, знаю, знаю… – сжимая зубы, пробормотала Лена, – это сон! Сон! – уже кричала она, бросая руки вниз в такт словам. – Помогите же мне! Помогите…

Зажатый в кулаке дагерротип, сочувствуя хозяйке, даже нагрелся от волнения, но забота о себе перебила: «Так вляпаться! – подумалось куску железа. – Тесно… дохнуть нечем… что за привычка у людей делить страдания друг с другом. Но со мной! Не выронила бы. А то опять в песок… бр-р-р. Уж доиграть бы роль. А то… мочи нет слушать».

В этот же момент Слепой повернулся на крик гостьи и отчеканил:

– Награда. То, что пережила – награда. И в той морали, тронутости, боли. Приниженной, но все же человечьей. И в каждой – воз тяжелый неудач.

Кандалы снова звякнули, недовольные уходу от ответа.

Елена только качала головой от переходов и признаний.

– И все-таки… – пробормотала она, скорее чтобы удержать сознание в руках, – вы заперты, в плену и добровольно… но зачем? Вы не ответили тогда.

– В плену? А ты? Свободна? Мы все в плену, в своем и добровольно. А степень плена каждого – вот здесь. – Он коснулся пальцами головы. – И плаха… и топор. Сюда… сама решилась.

– Но я-то была маленькой и просто размечталась! Мое желание понятно и простительно… но вы?! А другие? – Лена кивнула на двери с медными полосами крест-накрест.

– Всем движут грезы получить власть. Над чем-нибудь. Вот ты – над оправданиями. Пути, как варианты и предметы неисчислимы, но ведут сюда, во дворец, – он повернул голову к ней.

– Так что же делать?!

– Не оправдывать себя ни в чем. И никогда.

– Но ведь поступки все различны. И мотивы. А люди? Одни и те же в разных временах… – она не договорила.

– И только двое пожелали власти над временем других!

– Это герцог! – вспомнив слова хозяина дворца, воскликнула Лена. – А второй… вы?

– Нет. Твой отец.

– А вы?

И тут смысл сказанного дошел до нее. Яшмовые стены пошатнулись, пол качнулся. Женщина сделала шаг в сторону, чтобы устоять… и в тот же миг книга, выскользнув из-под локтя нашей героини, упала на пол, зашелестев. Лена рефлекторно присела.

Слепой насторожился.

Метелица подобрала книгу и медленно встала. Слезы заливали лицо:

– Он жив? Папа? Только скажите правду… я стерплю, я выдержу!

– Не знаю, – Слепой отвернулся. – Но его время истекает. Месяц, в котором не бывает листопада, не может длиться вечно. Он дается раз. Так говорил один замечательный человек. Замечавший всё. Только этот месяц у нас в руках. И в твоих тоже.

– То есть… папа может…

– Да.

– Но что за месяц?! Какой листопад?! – скорее в отчаянии, чем осознанно вскрикнула Лена.

– Человек опадает также. Уходят силы, разум, способность верить. И ничего уже не поменять.

– Но зачем?! В наших руках? В моих… – Лена, не понимая слов, растерянно подняла руки с календарем. – Ничего, кроме… – и тут же смолкла.

– Отец хотел изменить твою молодость. В тот, первый раз, он увидел «всё и одновременно». Получив над временем власть. Увидел, что ждет тебя. И не только тебя. Он получил ключи-ответы, унес рукопись.

– Рукопись?!

– Так называют всё неизданное. Верно? Что можно еще править. Потом книги уже только судят. Бунин этого не понимал – делал новые редакции до конца жизни.

Лена покачала головой, не принимая фразы.

– Но после издания менять нужно саму жизнь. Лишь свою. Над другими властна уже книга. Зло в ней работает исправно, как и доброта. Отец начал исправлять и тут же понял: что свершилось, что власть над временем других получена. Ему удалось.

– Так что же?! Господи! Не тяните!

– Герцог открыл ему способ изменить твою судьбу, желая вернуть отца обратно. Он утаил последние слова предка: «Четвертая струна откроет тайну обратной дороги только в одном случае: если Колизей получит человека, который дерзнул к нему вернуться. И заплатит собою…» – Слепой снова помолчал, затем сокрушенно добавил: – То есть, оттуда хода для него нет. Хозяин грез дождался смельчака… теперь ход герцога.

– И ничего нельзя сделать?! Вы что-то знаете! Я же вижу!

Мужчина сглотнул, желваки сыграли, гася порыв. Он поднял голову, будто спрашивая разрешения, и тихо произнес:

– Но если кто-то повторит путь… и оставит взамен…

– Что взамен?! Себя?! Я готова!

– Не знаю. Я не знаю тайны. Я думал, она в календаре… в пометке. В трагедии императрицы. Когда светильник с добродетелями полнил всю Россию светом. Ее коронация… восемьсот пятьдесят шестой год … а через сто лет родился… впрочем, я тебе говорил – страницу открыли, нашли и увидели. Теперь же…канаты слабнут, надежда тает… концы оборваны, повисли имена…

– Боже! Какие концы?! – Лена вся дрожала, не чувствуя рук и ног. Она сделала попытку прикрыть рот, заглушить всхлипывания… и тут книга снова рухнула на пол.

Слепой понял всё:

– Была же утеряна! Я видел! Пометка?! – впадины глазниц буквально впились в гостью.

Несчастная женщина от нахлынувшего бессилия опустилась на колени и закрыла ладонями глаза. Ее шепот и тихое подвывание расползались по полу, устилали камень чем-то доселе неведомым. Водопад, казалось, утих, принимая ее страдания за любовь: ведь сколько пролил сам таких же вслед уходящим на поиски счастья и, удивляясь возвращению, делил печаль с родниками. Их журчанием и сочувствием.

Лена не услышала вопрос.

– Папа, папа, зачем… – тихо шептала женщина. – Мы нашли бы выход и так, я поняла всё, твою правоту, ты старался, как мог… я знаю… боже, как ты страдал…

Простые слова, которые ждал отец там, ради которых жил, тянул и мучился, зазвучали здесь, в этом странном месте, ответом на прежнюю глухоту. Но и в свидетельство Слова, что не устает приносить плоды – выбирая время и человека, определяя место тому под небом.

– Это мы толкнули тебя, выгнали непониманием… Как и каждый кого-то. Гонит и выталкивает. Обыденно, не замечая. Мы станем жить по-другому, милый наш папа. Где ты? Дождись меня, собери силы. Потерпи, мы снова будем вместе … найдем Андрея и вернемся, обязательно вернемся.

Так продолжалось несколько минут. Слепой молчал. Водопад вздыхал, а горы тяжелели. Окажись кто рядом – смог бы увидеть на лице пленника, кроме выражения боли другое … знакомое людям со времен первой трагедии, со времен Каина и Авеля. Где первый сын Адама убил брата. И маска смерти впервые накрыла лицо живущего на земле. Но для каждого – выражение стало бы откровением.

Наконец, Лена умолкла, и мужчина тихо сказал:

– Пора. Надо посмотреть… пометку.

Рука Метелицы замерла в сантиметре от книги. Она даже не пыталась раскрыть ее.

– Здесь ничего нет, – всхлипнув, женщина отвернулась. – Только адреса… – ей не хотелось говорить правду. Тем более, сейчас, когда многое узнала. Не могла признаться, что книга вовсе не та, за которой ее послали.

– Не может быть! – в голосе Слепого послышалась тревога. – Обман… и в ней?!