— Нет, — услышал я позади себя.

Догнав меня, жена схватилась за ручки кресла-каталки и развернула меня лицом к себе. Злость вновь вернулась ко мне. Я же говорил ей никогда этого не делать! Я еще… Черт побери! Я ненавижу чувствовать себя беззащитным! Я бы заорал на нее, но у меня перехватило дыхание. В груди у меня все сдавило. Я так неистово пытался сохранить видимость невозмутимости, что ни о чем другом думать не мог. Я не должен на нее смотреть. Если я увижу горечь в ее глазах, это погасит мой гнев. Я не хочу видеть ее сострадания.

Жена присела передо мной. Взяв мои руки, она прижала их пальцами к своим щекам, которые уже увлажнили слезы, взявшиеся, казалось, из ниоткуда. Я отстранился от нее, опершись о спинку кресла. Я не смотрел ей в глаза… просто не мог…

— Я не буду тебе мешать, — спокойно произнесла Молли. — Я никогда тебя не останавливала, но, прежде чем ты уйдешь, я должна кое-что тебе сказать.

Она ждала, когда я на нее взгляну, а я не был уверен, что смогу сделать это, не выдав, насколько сильно она меня задела и как сильно я на нее злюсь. Но секунды бежали, и я понял, что если хочу отсюда когда-то выбраться, то должен позволить жене высказаться. Я заставил себя взглянуть на Молли. Если прежде мне было очень больно, то теперь эта боль перешла в агонию, когда я прочел такую же боль в ее глазах.

— Лео Стефенс, — тихо произнесла она, и на ее губах задрожала почти умоляющая улыбка, — чтобы быть моим героем, тебе не нужно было играть в героя.

Я отвернулся. Щека подергивалась от глупого тика. Эти слова, произнесенные с необыкновенной мягкостью, вонзились в меня подобно острым кинжалам. Но Молли продолжала…

Я услышал, как она, тяжело переведя дух, низким голосом прибавила:

— Ты обещал мне, что это еще не конец. Ты пообещал мне, что найдешь решение… компромисс. Ну…

Она порывисто поднялась на ноги и отступила от кресла-каталки. Я выжидающе глядел на нее. Молли приподняла брови, словно бросая мне вызов.

— Ступай и подумай над тем, что способно сделать нас настоящей семьей.

***

Я попросил водителя автофургона отвезти меня ко мне домой. Некоторое время я играл с Люсьеном на кусочке травы за домом — все, что осталось от моего дворика. Потом миссис Уилкинс принесла мне чашечку чая и свои пресловутые ячменные лепешки. Мы ели их за обеденным столом. Все теперь напоминало тихие дни моей прежней жизни еще до того, как я связался с Молли. Только мой дом теперь напоминал иллюстрацию из журнала «Домашняя красота».

После ухода миссис Уилкинс я некоторое время сидел и смотрел на кресельный подъемник. Потом я приподнял свое тело и переместил его на сиденье подъемника. Какое-то время я разбирался, но потом все же сумел пристегнуть кресло-каталку сбоку и включил механизм.

Молли не шутила, когда говорила, что подъемник движется очень медленно. У меня на подъем до спальни ушла почти целая минута. Столько же времени ушло на преодоление второго пролета до моего кабинета. Впрочем, это того стоило. При виде письменного стола я облегченно рассмеялся.

Я некоторое время разглядывал корешки книг, как вдруг, подкатив к столу, увидел закрытый лэптоп. Я потянул его на себя и уже хотел было его открыть, когда мое внимание привлекло письмо, лежащее под лэптопом. Взяв его в руки, я почувствовал грандиозный прорыв в памяти. Раньше воспоминания возвращались ко мне постепенно, словно изображение, загружающееся пиксель за пикселем при плохом подключении к интернету. На этот раз воспоминание настолько сильно ударило по мне, как будто мне на голову бесцеремонно вылили ведро ледяной воды. Глядя на конверт, я прочел адрес… Последние фрагменты головоломки встали на свои места.

Письмо было из адвокатской фирмы «Соискатели Брокшоу», чей офис располагался рядом с тем баром, в котором, как я вспомнил, случилось нечто, имеющее отношение к Молли. Но дальше шапки на фирменном бланке я дочитать не смог. Это стало просто невыносимо. Я зажмурился, надеясь, что смогу остановить поток нахлынувших воспоминаний, поставив на предохранитель спусковой крючок, вызвавший его. Однако это не помогло.

Я вспомнил, что я добрался до адвокатского офиса как раз к тому времени, когда мне было назначено — к четырем часам вечера. От редакции «Ньюс-Мансли» я шел пешком, чтобы иметь время подумать. Мне казалось, что к тому моменту, когда я туда дойду, я успею все до конца обдумать, но, остановившись внизу лестничного пролета, вдруг ощутил, как мои ноги онемели. Я знаю, что могу находиться на поле боя, увертываясь от пуль, и чувствовать при этом воодушевление, но в тот день, стоя в лестничном колодце обычного дома, в безопасном во всех отношениях городе, я впервые в жизни запаниковал.

Я не мог… я просто не мог туда войти… Поэтому я вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер. Я солгал, сказав секретарше, что задерживаюсь на деловой встрече, поэтому опоздаю где-то на полчаса. Потом я развернулся и зашел в бар, который находился рядом с офисом. Усевшись за барную стойку, я заказал себе шотландский виски. Я уткнулся глазами в стакан. Кубики льда плавали сверху.

Молли. В тот день я думал только о ней. Я закрывал глаза — и видел ее. Перед моим мысленным взором мелькал калейдоскоп всех перипетий нашей совместной жизни: преисполненные злости крики, истерические всхлипывания, нежные улыбки и искрящаяся любовь.

Молли обманула мое доверие и очень сильно меня обидела. Я очень нуждался в ее поддержке, и то, что она предала меня, сжигало меня изнутри. Все, что мне было нужно, — быть ее достойным. Я всегда стремился заслужить ее любовь, но, чем больше я старался стать достойным любви Молли, тем больше я ее разочаровывал. Я оказался в ситуации, победить в которой я просто не мог: все, что я пытался предпринимать ради того, чтобы стать достойным своей жены, только разрушало наши отношения.

В баре я думал о том, как помириться с Молли. Сидя в одиночестве, я ощущал почти физическую боль оттого, что Молли нет сейчас рядом. Я скучал по ней… Вся моя жизнь зависела от наших с ней отношений… Я чувствовал себя бесконечно виноватым за то, что впустую растратил бесценный дар, который дается раз в жизни.

Как смог я позволить себе загубить самое лучшее в моей жизни?

Я встал и направился в соседнее здание. Войдя в кабинет, я обсудил мою проблему с адвокатом. Я особо не вдавался в подробности, но ему этого и не нужно было. Я лишь дал ход делу и сказал себе, что делаю то, что необходимо…

Я с трудом открыл глаза. Мои очки упали на стол, и рядом с ними я заметил капельки влаги. Я надел очки. Текст письма снова был отчетливо виден.

Уважаемый мистер Стефенс!

На основании нашей встречи мы зарегистрировали датой Вашего разрыва с Молли Торрингтон-Стефенс четверг 4-го июля 2015 года. Как Вам уже сообщалось, согласно австралийским законам, Вы должны двенадцать месяцев прожить раздельно, прежде чем подать на развод. По прошествии этого срока Вам придется связаться с нами 4-го июля 2016 года или после этой даты и продолжить подготовку к бракоразводному процессу.

Мы подтверждаем переданные Вам инструкции, касающиеся финансовой стороны дела, и то, что Вы желаете оставить за собой имущество, бывшее у Вас до вступления в брак. Мы хотим предложить Вам тщательно все обдумать в течение ближайших двенадцати месяцев, так как вследствие отсутствия брачного контракта Вы имеете право на значительную часть имущества миссис Торринтон-Стефенс.

Мы также подтверждаем Ваше желание сразу же после бракоразводного процесса заняться делом об опеке. Дальнейшие инструкции Вы дадите нам после рождения ребенка.

Я отложил письмо. Я думал о мужчине, сидевшем в баре в тот день.

Тот мужчина точно знал, чего хочет, но не знал, как этого добиться… Или все же знал, но не имел храбрости сделать то, что нужно было сделать.

Я протер глаза и направился к лестнице.

Глава сорок первая Молли

Июнь 2015 года

Я часто в тот год раздумывала над тем, что почувствую, если увижу вторую полоску на тесте на определение беременности. Я даже, стоя перед зеркалом, репетировала счастливую, полную материнского тепла улыбку, с которой я сообщу Лео эту новость. Я столько раз представляла себе его такую же счастливую реакцию… Мне стало казаться, что это произошло со мной на самом деле.