— Ты прежде никогда ко мне не приезжала, когда я бывал в командировках, — сказал я.

Молли покачала головой.

— Я же не шла через поле боя в Холмсе, чтобы с тобой увидеться, — вздохнув, произнесла она. — Ты был тогда в Стамбуле. Там вполне безопасно. Кстати, я прежде никогда не приезжала без предупреждения. А вообще-то мы несколько раз встречались в Европе в первый год нашего брака, но потом ты остыл к подобным встречам.

Я отчаянно рылся в собственной голове, пытаясь вспомнить, чем же тогда все закончилось. Я не мог смириться с тем, что придется сидеть в этом никудышном номере. Меня смущала моя захудалая гостиница. Молли явно было не по себе, она выглядела расстроенной и чувствовала себя не в своей тарелке.

— Не помню, почему ты осталась, — нахмурился я. — Ты что, настаивала? Ты туда прилетела только для того… ну… Ты уже знала, что, если мы…

— Нет, — сказала Молли.

Замерев, она смотрела на меня так, словно я ее обидел.

Я указал на ее живот.

— Ну… Молли… ты ведь перестала принимать таблетки. Может, ты решила тогда, что настало подходящее время для того, чтобы, встретившись, добиться своего?

— Ничего подобного, — нахмурившись, ответила Молли. — Я часто забывала их принимать, но вовсе не прекратила.

— А в чем разница?

Вдохнув, жена откинулась на спинку своего сиденья и отрицательно покачала головой.

— Я понимаю, что это все равно не очень правильно, но я говорю откровенно: я не знала, что пропустила слишком много приемов, чтобы это имело хоть какое-нибудь существенное значение.

— Как так получилось, что ты осталась в отеле, дорогая?

— Ты рассердился, но потом понял, как грубо со мной обошелся, поэтому извинился. Мы решили, что я останусь, — принялась рассказывать Молли. — Я нашла нам отель получше, и мы перебрались в другой район города. Но со мной ты проводил только вечера, а днем был занят.

У меня появилось смутное представление о том, что же послужило причиной этих продолжительных ежедневных отлучек. Я в душе очень негодовал из-за того, что Молли прилетела, предварительно не поставив меня в известность. А еще мне очень не понравилась одна картина, всплывшая в моем сознании. Я задумался, и еще один кусочек пазла стал на свое место.

Тогда я чувствовал себя, словно в западне. Да, мне казалось, что я попал в ситуацию, из которой нет такого выхода, который позволил бы избежать душевной боли. Сейчас я попытался осмыслить то свое положение, но вскоре начал терять терпение, так как моя память ограничивала объем доступной информации. Вздохнув, я глянул на Молли: она — ключ к решению головоломки, неподвластной моему разуму.

— Ну, если не из-за ребенка, то зачем ты тогда прилетела?

Молли грустно улыбнулась, положила свою ладонь поверх моей руки, лежащей у нее на животике, и сжала мои пальцы.

— Просто хотела найти с тобой общий язык.

— И мы, очевидно, в конце концов, поладили, — мотнув головой по направлению ее живота, сказал я.

— Не совсем, — грустно произнесла Молли. — Ну, в интимном плане все вернулось к прежнему… как видишь, а вот былого взаимопонимания мы не достигли. Мы почти не разговаривали. Тебе ни о чем другом не хотелось говорить, кроме как об очередной твоей поездке в зону конфликта, а мне совсем не улыбалось, чтобы ты этим вообще занимался. Из-за этого разногласия мы постоянно ссорились. Как видишь, наши проблемы зашли слишком далеко. Когда я летела в Стамбул, то думала, что единственное, что нам нужно, — возможность побыть наедине, но в конце недели… — Молли откашлялась. — Я уже не могла дождаться своего возвращения домой.

— Мы тогда решили развестись?

— Нет. Ты вернулся домой через несколько недель, и мы в очередной раз основательно поругались из-за ребенка. Все стало совсем плохо… Думаю, мы оба тогда поняли, что нашему браку конец.

— Не конец, — возразил я, — ничего подобного… никогда…

— Думаю, мы еще точно этого не знаем, Лео, — спустя минуту прошептала она.

Взгляд ее остановился на моих ногах, затем Молли посмотрела мне прямо в глаза.

— Если, конечно, ты не решишь переквалифицироваться, например, в бухгалтера.

Остаток поездки мы провели в полном молчании. Теперь я вспомнил кое-что из событий той недели в Стамбуле. Тогда мы несколько раз занимались любовью.

Я помнил, как мне ее не хватало, не хватало даже тогда, когда Молли была рядом. А еще я вполне понимал, что она имела в виду, когда сказала, как ей не терпелось вернуться домой. Обычно я считал дни до встречи с ней, но в этот раз я с нетерпением ждал, когда она улетит обратно в Австралию.

Я с трудом мог поверить, что наши отношения скатились на дно, но я помнил, как Молли на меня смотрела, когда улетала из Стамбула. В ее взгляде читалась смесь отчаяния и презрения. Каждый раз, когда я пытался поделиться с ней своим энтузиазмом по поводу журналистского проекта, над которым тогда работал, на ее лице не отражалось ни единой эмоции, а красивые голубые глаза оставались холодными.

Я вспомнил, как размышлял над тем, что никто в мире не имеет такой власти надо мной и возможности задеть меня за живое, как Молли. Ей удавалось глубоко ранить меня одним пренебрежительным комментарием по моей работе или простым закатыванием глаз, когда я пытался снова затронуть эту тему. Я понимал, что она делала это безотчетно, осознавал, что я тоже ее обижаю, что Молли действует так лишь потому, что чувствует себя задетой, но та неделя представляла собой ряд сумбурных обрывков разговоров. Каждый пытался оживить нечто, давным-давно окоченевшее, не способное к жизни. Когда Молли наконец улетела, я почувствовал немалое облегчение.

Полные отчаяния и недосказанности отношения, которые я начинал припоминать, были невообразимо далеки от того, что я чувствовал сейчас. Все последние недели с Молли были преисполнены ожившей любовью и близостью, несмотря на все вызовы, которые подбросила нам судьба. Как так получилось, что теперь у нас замечательные отношения, а до этого, пройдя все взлеты и падения, мы в конечном счете умудрились похоронить наши чувства?

Даже сейчас, раздумывая о случившемся, я невольно вспомнил сегодняшнее утро, когда я смог простоять без поддержки десять секунд, и Трейси произнесла замечательные волшебные слова: «Завтра мы сделаем первый шаг».

Глава тридцать девятая Молли

Май 2015 года

Пустота мучительной недели, проведенной с Лео, стала тем тревожным звонком пробуждения, в котором я так нуждалась. Я смирилась с реальностью, признав, что наш брак мертв.

Перелет ради того, чтобы повидаться с мужем, был актом отчаяния впавшей в депрессию женщины, и, когда оказалось, что наша отчужденность превысила все мои наихудшие опасения, я поняла, что Лео на самом деле прав. Я до сих пор до конца не понимала, в чем проблема, но сомнений не осталось: работа для него важнее всего на свете, важнее даже собственной безопасности.

Когда Лео вернулся из Стамбула, мы бродили по дому так, словно были соседями, а не супружеской парой. Мы осторожно обходили друг друга, чтобы, чего доброго, не столкнуться. При этом мы разговаривали подчеркнуто вежливо и только по необходимости. Сама я не собиралась первой заговаривать о разводе, но про себя решила, что, если Лео заговорит, я буду хранить спокойствие и просто соглашусь. Я даже позвонила в правление дома, где находилась моя квартира, и велела им аннулировать всю ближайшую бронь для тех, кто хотел провести там выходные, а также распорядилась вернуть кое-какую мебель со склада, чтобы иметь возможность вернуться в любой момент. Далекоидущих планов я, впрочем, не строила.

Несколько недель мы пребывали в лимбо[21], оставаясь вежливыми и безразличными, но потом у меня начались задержки, и тогда ад разверзнулся над нами со всей своей жестокостью.

Глава сороковая Лео

Сентябрь 2015 года

Спустя несколько дней я решил сделать Молли сюрприз. Я договорился, чтобы Трейси приехала позже, чем обычно. Я решил отказаться от плавания и все утро отдыхал. Трейси приехала незадолго до того, когда с работы должна была вернуться Молли.