— Я тоже чувствовал, как мы отдаляемся друг от друга, — признался я.

Она сначала удивилась, затем нахмурилась.

— Это ты от меня отдалялся. Если ты видел, как рушатся наши отношения, то почему не изменил все?

— Я помню, как останавливался на пороге, перед тем как ехать в аэропорт. Мне было очень трудно заставить себя перешагнуть этот порог, особенно когда наши отношения начали портиться.

Журнал выпал из ее рук и упал на пол. Жена наклонилась, чтобы его поднять. Я заметил, как неуклюже она двигается, стараясь не нагибаться в талии. Ее беременность еще не бросалась в глаза, но животик у нее явно округлился.

— Ну, особых проблем с отъездом у тебя никогда не было заметно, — пробурчала Молли, бросая журнал на стол. — Со временем ты все реже и реже мне звонил.

— Я помню, часто бывало, что я хочу позвонить, но не звоню, слишком тяжело слышать твой голос, — признался я и, поскольку Молли стояла рядом, нежно коснулся рукой ее животика. — Припоминаю, как однажды, после нескольких по-настоящему тяжелых дней работы, я позвонил тебе, но лишь только начался разговор, мы тут же разругались из-за того, что я не позвонил раньше. Помнишь?

— Ну, это описание подходит для многих твоих звонков, — сказала она и положила руки поверх прижатых к ее животу моих рук.

— Лично я помню только один такой случай… Помню, ты на меня сильно рассердилась. Я понимал, что на то есть причины, но в тот день на наших глазах на самодельной мине подорвался бронетранспортер и…

Я умолк, я был потрясен живостью своих воспоминаний. Сколько в тот день людей погибло у меня на глазах? Восемь, как я вспомнил. Позже я сделал у себя сзади на левом плече татуировку в виде паука.

— Ты никогда не рассказывал мне о таком, Лео, ничего не говорил о специфике своей работы. Я впервые слышу о мине, взорвавшейся возле тебя, — нахмурившись, произнесла Молли.

— Специфика довольно жестокая и пугающая. Я подумал, что ты будешь еще сильнее за меня волноваться, если узнаешь, как я был близок к гибели.

— Я все равно волновалась, — сказала Молли. — Я не знала, находишься ли ты в безопасности, поэтому считала, что ты всегда в самом опасном месте и смерть поджидает тебя на каждом шагу.

— Я позвонил тебе в тот день, потому что очень по тебе соскучился, я хотел найти утешение и успокоение в разговоре с тобой… Но мы начали ругаться, а мне так не хотелось ссориться с тобой … Я очень хотел услышать твой голос, но, услышав, еще больше заскучал по тебе. И если я не звонил, то поступал так только потому, что мне было очень тяжело осознавать, что в этот момент ты находишься далеко от меня.

— Это ужасно глупо, Лео.

— Возможно…

— Теперь, когда мы постоянно это обсуждаем, я думаю: как легко все могло бы быть, если бы ты не замыкался в себе, а все открыто говорил…

— Наверное, ты, когда вспоминаешь те телефонные звонки и ссоры, думаешь: «Если бы Лео звонил мне чаще и больше бы мне рассказывал, наши отношения не пришли бы в такое состояние».

— Ну и что?

— Ну а я, вспоминая те же ссоры, думаю: «Если бы Молли больше поддерживала меня в моей работе, я бы, скорее всего, чаще ей звонил, и мы бы не отдалялись друг от друга».

Молли напряглась и отстранилась от меня.

— Я тебя поддерживала, — вырвалось у нее.

Она начала говорить, и ее речь была отрывистой и громкой.

— Ты хоть понимаешь, сколько женщин на моем месте смогли бы смириться…

— Молли, — я мягко прервал жену, желая разрядить обстановку. — Я понимаю, что это было глупо и недальновидно с моей стороны. Теперь, оглядываясь на прошлое, я не могу поверить, что вел себя настолько нелепо, но тогда по-другому я просто не мог. Я всего лишь рассказываю тебе то, что тогда думал.

Она смотрела на меня и хмурилась, потом вздохнула и кивнула.

— Понимаю.

— Сейчас мы разговариваем откровенно. Мы открываем друг другу свои души, поэтому на этот раз все будет по-другому.

Молли кивнула, а потом смущенно произнесла:

— Я проголодалась, поэтому такая раздражительная.

Наши взгляды встретились. Мы оба улыбнулись.

— Ладно. Давай пообедаем где-нибудь. Почему бы тебе не переодеться, пока я тут все не закончу?

Молли направилась в нашу спальню. Я снова взялся за журнал, развернув его на статье, которую не дочитал. Но воспоминания вернули меня в прошлое. Тогда я мечтал сделать перерыв на несколько месяцев, чтобы наладить наши с Молли отношения, но всегда появлялось что-нибудь срочное, первостепенное, например отличная возможность раздобыть сенсационный материал, и я решал, что просто не имею права упустить свой шанс. В то время я ничего не понимал. Вера в нашу любовь ослепила меня, не давая понять, насколько хрупкой была эта любовь. Мне казалось, что растущее между нами отчуждение не так уж и важно, что мы всегда найдем общий язык, стоит мне вернуться домой. Теперь это выглядело настолько эгоистичным, что мне захотелось вернуться в прошлое и хорошенько врезать самому себе по лицу. Вздохнув, я отложил журнал в сторону.

Каждый раз, когда я возвращался домой и заключал Молли в свои объятия, мне казалось, что я никуда не уезжал, но на самом-то деле я постоянно был в командировках, а ей приходилось справляться без меня.

Глава тридцать седьмая Молли

Февраль 2014 года

Лео вернулся домой к Дню святого Валентина после трех месяцев отлучки. Это стало нашей самой продолжительной разлукой. Он выглядел крайне измотанным, заметно исхудал, но в ту же минуту, как я его увидела, я вновь влюбилась в него по уши. Всех этих долгих месяцев волнений, страха и даже злости как не бывало. В ту секунду, как его руки обняли меня, я позабыла обо всех его грехах.

Я взяла на работе выходной. Лео чувствовал себя измученным и был не в своей тарелке после длительного перелета. Мы весь день провалялись в постели. Пока Лео спал, я лежала у него на груди. Я прислушивалась к его сердцебиению, прижимаясь ухом к его груди, и волосы на ней щекотали мне лицо, когда я двигалась. Я оставалась в таком положении до тех пор, пока шея моя не затекла, а суставы не разболелись. Я боялась убрать с него свои руки, словно только таким образом я смогу удержать Лео подле себя и защитить его от всяческих невзгод.

Любовь к Лео была самым замечательным событием всей моей жизни. Меня приятно удивляло, что эта любовь не затухала, несмотря на долгие разлуки и мои страхи. Я надеялась на то, что наша любовь принесет плод. Ребенок станет чудесным физическим воплощением нашей близости. Лежа вот так, я почти ощущала движения воображаемого ребеночка у меня под сердцем. Мысленно я видела его так же отчетливо, как будто это происходило наяву. Я представляла, как по возращении домой радуется Лео, когда мы встречаем его вместе с малышом, а также как Лео неохотно улетает от нас даже на пару дней. Я рисовала в мыслях, как время и количество его командировок постоянно уменьшается, а потом и вообще сходит на нет, потому что наша семья выходит для Лео на первое место.

Малыш станет звеном, связующим нас. Я была абсолютно в этом уверена. Я знала, что должна найти подходящий момент, чтобы поднять эту тему, но у меня было плохое предчувствие, что Лео скоро опять полетит куда-то, а мне надо было поговорить об этом с ним лично. Дополнительным фактором, осложняющим дело, было охватившее меня волнение. Уже давно я так не волновалась. В таком состоянии говорить с ним о малыше не стоило.

Мы занимались любовью утром второго дня его пребывания в Сиднее. Мое сердцебиение только-только улеглось, придя в норму после интимной счастливой близости, когда я выдала:

— Хочу ребеночка.

— Что? — Лео подскочил на постели. — Что ты сказала?

— Мне кажется, я готова. Я не молодею, Лео…

— Молли…

— По крайней мере, подумай, пожалуйста.

— Дорогая, сейчас не время, — мягко произнес он. — Этот год выдался таким напряженным для меня. Сама знаешь.

— А как насчет меня, Лео? А каким, по-твоему, этот год был для меня?

Если бы я продумала разговор более тщательно, то не позволила бы капризным, полным жалости к себе ноткам завладеть моим голосом уже в начале нашего разговора. Но я особо ничего не продумывала. Сейчас я олицетворяла собой сплошное одиночество и несчастье.