Струйки воды побежали по ее лицу. Волосы намокли.

— По моим меркам, это была дружеская дискуссия, но представление о том, что такое ссора, у тебя уже должно сложиться. Последние недели были замечательными, но сегодняшний разговор доказывает, что проблемы в наших отношениях никуда не ушли. Мы еще не нашли их решения.

— Да, — тихо произнес я. — Надо найти компромисс.

— Компромисса не существует.

— Что, если я буду меньше летать на задания?

— Ты уже и прежде мне это обещал. Надолго тебя не хватило.

— А ты можешь что-нибудь предложить, Молли?

— Да.

— Ну?

Молли налила шампунь себе на ладонь, намылила волосы, затем сполоснула их. Пена побежала по ее блестящему обнаженному телу. Я следил за этим, отвлекшись на мгновение от всевозможных мыслей, которые путались у меня в голове.

— Лео, — услышал я ее голос.

Я взглянул ей в лицо. Жена вопросительно смотрела на меня.

— Извини, — пробурчал я. — Может, тебе лучше всегда ходить голой. Тогда нам будет очень непросто поссориться по-настоящему.

— Даже мое обнаженное тело не удержит тебя ни на минуту. После того как ты встанешь на ноги, ты тут же поспешишь на самолет.

— Так что ты предлагаешь? Или мне вообще больше не работать?

Я почувствовал, как дергается моя скула. Я потянулся и помассировал себе щеку. Молли наносила на голову кондиционер и не отвечала.

— Неужели ты на самом деле хочешь, чтобы я постоянно торчал здесь и маялся бездельем?

— Я не думаю, что ты удержишь себя в руках, Лео. Мне кажется, что ты настолько сжился с тем миром, что теряешь связь с этим. Да, я считаю, что решением будет именно твой отказ от командировок в горячие точки. Ты можешь писать, быть журналистом, можешь даже летать за границу, если тебе так хочется. Мы с ребенком полетим вместе с тобой. Но тебе нельзя больше работать над темой вооруженных конфликтов, по крайней мере, самому бывать в горячих точках. Твоя погоня за адреналином — это твой криптонит[20].

Молли выключила воду и вышла из душа. Я передал ей полотенце. Она обернулась им и стала вытираться. Я схватился пальцами за краешек полотенца и очень осторожно сдернул его с тела жены. Я пробежался глазами по ее формам. Ее живот увеличился в объеме. Это красноречивое свидетельство будущего материнства казалось мне очень привлекательным. Я медленно поднял голову и посмотрел на ее лицо. Я видел, что слова даются ей с трудом.

— Мы поговорим об этом позже, Лео, — тихо произнесла Молли, грустно глядя на меня. — И все будет зависеть от предстоящего разговора.

— Я знаю, — произнес я и вздохнул, — но у нас еще есть время, чтобы все обдумать. Нам не обязательно принимать решение прямо сейчас или… — я опустил голову, затем улыбнулся и вновь глянул ей в глаза, — или через полчаса.

Молли молча развернулась и вышла из ванной.

— Куда ты? — всполошился я.

Она оглянулась через плечо и игриво сказала:

— В спальню. А куда же еще? Постарайся не отстать.

Глава тридцать третья Молли

Декабрь 2013 года

Лео обещал мне, что вернется к Рождеству. Год выдался совсем непростым. Большую его часть мы провели вдалеке друг от друга, и я с нетерпением ожидала встречи. После его отъезда прошло очень много времени. Я даже успела подзабыть его запах, поэтому время от времени стояла у гардероба, касаясь своими волосами его одежды и стараясь уловить аромат мужа.

— На Рождество, — говорил Лео мне всякий раз, когда я жаловалась на его отсутствие или когда он в очередной раз сообщал, что возвращение домой откладывается. — Я все наверстаю, вернувшись к Рождеству, обещаю.

Несколько дней назад Лео прислал эсэмэску, сообщив, что прилетает в Сидней в шесть утра на Рождество. Хотя я никогда не встречала его в аэропорту, на этот раз я подумывала, не сделать ли исключение. Все теперь встанет на свои места. Мы вместе встретим Рождество, первое наше Рождество, которое мы проведем с ним вдвоем.

Я рисовала в своем воображении полный романтической неги день, проведенный за ласками в постели, поэтому меня не тревожило то, что я, сильно переволновавшись, не могла заснуть в сочельник. Я решила не спать всю ночь, но вскоре незаметно задремала…

В четыре часа зазвонил телефон….

Резкий звук мобильника сорвал меня с подушки. Я дрожащей рукой поднесла телефон к уху. Я пыталась догадаться, какая новость меня ожидает. Неужели авиакатастрофа? Автомобильная авария по дороге в аэропорт? Шальная пуля? Он мертв или ранен?

— Лео?

— Молли… дорогая… Извини. Все в порядке. Извини, что позвонил так рано, просто появилась возможность. Который у вас сейчас час?

— У вас? Может, у нас? О чем ты? Почему ты не в самолете?

Молчание было именно тем ответом, который все объяснял. Теперь я не была уверена в том, что мне этот кошмар не снится.

— Я не смог улететь, Молли. Ты видела новости? Идут массовые протесты… тысячи человек промаршировали…

— Ты что, не прилетишь?

— Я не могу.

Раздражение Лео было очевидным. Я наконец окончательно проснулась и услышала множество помех на линии. Долго разговаривать мы не сможем. Мне хотелось отчитать мужа или, по крайней мере, сказать ему, как сильно он меня обидел и как глубоко я возмущена. Я приподнялась в кровати и убрала волосы, спадающие мне на глаза. Люсьен приподнял голову и сонно глянул на меня. Затем вдруг поднялся, заковылял ко мне и улегся мне на колени. Я запустила пальцы в его мягкую шерсть, надеясь, что тепло его тела меня успокоит.

В этот миг я ненавидела все и всех. Даже наш пес настолько привык к моей постоянной хандре в одиночестве, что научился распознавать ее признаки и знал, как меня приободрить. Быть одинокой — плохо, но быть одинокой на Рождество — совсем невыносимо. Я могла бы поехать к его семье, но там все знают, с каким нетерпением я ожидаю возвращения Лео. Я смущалась при одной только мысли, что придется явиться к ним и сообщить, что муж не вернулся на Рождество домой.

— Когда ты вернешься домой?

— Я не знаю.

Я ничего не ответила, просто не знала, что сказать. Я думала о том сэндвиче в виде рождественского дерева с веджимайтом, который приготовила к прилету мужа. Глупый поступок… наивный поступок… Я была такой беспечной, когда ножом неумело придавала сэндвичу форму елки. Пирог поджидал Лео в холодильнике. Впадая в состояние, близкое к истерике, я вдруг подумала, что этот сэндвич, вместо того чтобы благополучно быть съеденным мужем, может оказаться на столе на его поминках. Не было смысла уговаривать Лео вернуться. Он уже принял решение. Этот звонок — всего лишь формальный знак внимания с его стороны, Лео просто не хочет, чтобы я ехала в аэропорт и там зря дожидалась посадки его самолета.

— Я люблю тебя, Молли, — сказал Лео.

Или мне показалось, что он это сказал? Связь была ужасной, сплошные помехи — потрескивания да попискивания. Мне хотелось сохранять молчание и таким образом показать мужу, насколько глубоко он меня задел и как сильно я на него злюсь, но я очень боялась, что никогда больше его не увижу и что последними словами, которые Лео услышит от меня, будут слова обвинения… Почему ты не можешь оставить все и прилететь? В том-то все и дело. Если я хочу, чтобы Лео оставался со мной дома, мне следует держать его как можно дальше от его работы, но эта его работа слишком важна как для мужа, так и для меня самой, поэтому я не могу стоять у Лео на пути… даже в Рождество…

— Я люблю тебя, — прошептала я.

Я заплакала. Люсьен встал на лапы и принялся лизать мне лицо. Даже наш чертов пес был тронут моим горем, а Лео далеко, и он не видит моих слез. Мужа всегда волновали проблемы других, он всегда пропускал через себя чужие страдания, ведь они были значительно тяжелее моих, а значит, в большей мере заслуживали его внимания.

— Я буду дома через неделю или две. Обещаю. Тогда мы и отпразднуем Рождество. Договорились?

Но я-то знала, что ни через неделю, ни через две Лео домой не вернется, не вернется потому, что все эти обещания далеки от реальности. Его отговорки наводили меня на мысль, что в этом году под риск попадают и Новый год, и мой день рождения. Я пробормотала что-то вроде того, что верю ему, и отключилась. Я перестала плакать и легла на кровать. Люсьен свернулся рядом на подушке Лео. Я проспала до одиннадцати часов утра. Меня разбудила эсэмэска.