Но я не сдвинулся с места, так как не был уверен, что заслуживаю всего этого.
— Если бы ты тогда сказал мне… — неуверенным тоном начала Молли.
— Наверняка ты поймешь, почему я не мог сказать…
— Почему ты сказал мне об этом сейчас?
— Потому что готов на все, лишь бы вернуться к тому, с чего все у нас начиналось. Мне кажется, этот разговор, каким бы болезненным он ни был, — именно то, что нам сейчас нужно. Или я не прав?
Выпрямившись, Молли обняла меня за шею, а потом прижалась ко мне своим лицом.
— Извини, Лео.
— Нет, это ты меня извини, — прошептал я.
— Теперь понимаю…
Мы сидели и молчали пару минут, затем Молли сказала:
— Лео! Ты вспомнил, что произошло в том баре?
Я отрицательно покачал головой.
— Я не верю, что ты мне изменял, — очень медленно выговаривая слова, произнесла Молли. — Я не хочу возводить напраслину, но ты, Лео, на самом деле редко бывал в стране за последние пару лет. Если бы тебе захотелось мне изменить, у тебя в запасе имелось много месяцев, когда можно сделать это в полнейшей безопасности, где-нибудь в отеле за границей. Не могу представить, чтобы ты для этого ждал, когда вернешься в Сидней.
— А я не могу представить, что когда-нибудь смог бы посмотреть на другую женщину, — сказал я. — Это что-то другое… точно другое…
Мы сидели и молчали с минуту. Молли повернулась, но затем оперлась о меня, положив свою голову на мое плечо. Я обнял ее и уткнулся подбородком в ее голову.
— Я хочу попросить тебя кое о чем, — медленно произнесла Молли.
— Все, что угодно, дорогая.
— Это большая просьба.
— Хорошо. Я слушаю.
— Ты не мог бы выписаться из реабилитационного центра и вернуться домой?
Этого я от Молли никак не ожидал. Я осторожно отстранился от нее. Наши взгляды встретились. Теперь ее глаза были сухими. На ее лице читалась решимость, назначение которой я не понимал.
— Сюда? — произнес я. — Но как? Я вот…
— Не сюда, — нехотя поправила меня Молли. — Ты так расстроился из-за чая, что даже не заметил, что я установила кресельный подъемник.
Я взглянул на ступеньки.
— А-а-а. Хорошо…
— Проблема в том, что здесь просто нет места для установки всех необходимых приспособлений, — оборвала меня Молли. — Когда ты воспользуешься подъемником, ты поймешь, насколько он медленный, и это действует на нервы. Этот подъемник опустит и поднимет тебя наверх, но очень медленно.
— И что ты предлагаешь?
— Я понимаю, что мое предложение тебе не понравится, но моя квартира в Беннелонгских апартаментах была бы наилучшим выходом. Там есть бассейн, в котором ты сможешь плавать, и сколько угодно свободного места для оборудования и тренажеров. Там нет ступенек, а есть только лифт. Я прикажу установить перила в ванных комнатах и других местах, где нужно. Уверена, можно будет сделать столы на кухне пониже. Если что-то не получится, всегда можно будет позвонить вниз, и консьерж принесет готовый чай.
Как мне показалось, она говорила поспешно, стараясь высказаться прежде, чем я ее прерву. Я подождал, пока она не закончит. Я заправил прядь ее волос за ухо и ткнулся лбом в ее лоб. Я ощущал странную, непередаваемую близость с этой женщиной. Даже моя уязвимость во время этого разговора на определенном этапе перестала вызывать душевную боль.
— Ты этого на самом деле хочешь?
— Да… очень сильно. Я вижу, что ты действительно готов все исправить. Кажется, я теперь тоже этого хочу. Не думаю, что нам это удастся, если мы не будем действовать сообща.
Я вспомнил наш первый разговор после свадьбы о том, где мы будем жить. В течение нескольких недель мы то и дело поднимали эту тему. Молли очень хотелось остаться жить в Беннелонгских апартаментах. Я же не мог придумать ничего худшего для себя. С тех пор ничего не изменилось. Я до сих пор испытывал сильнейшую неприязнь к ее квартире. Она стерильная, неестественная, неживая, затесавшаяся в искусственный мир богачей, которые смотрели на меня сверху вниз, наслаждаясь своим ленивым, привилегированным существованием. Там не было духа общности и товарищества. По соседству не жила веселая миссис Уилкинс. Из окон не видны были палисандровые деревья.
Но там Молли будет рядом со мной. Каждый раз, просыпаясь утром, я буду видеть ее, лежащую подле себя. В ее глазах застыл немой вопрос. Видно было, что Молли этого очень хочет, возможно, это ей очень нужно. Если я буду рядом, то смогу помочь ей позаботиться и о нашем ребенке.
— Ладно, — сказал я.
— Ты подумаешь? — осторожно спросила она.
— Нет, — улыбаясь, сказал я, — я уже согласен. Когда начнем переезд?
Глава тридцать первая Молли
Декабрь 2012 года
Как-то раз, в первую годовщину нашей свадьбы, я, как обычно, проснулась рано утром. Под боком я увидела спящего Люсьена. Повернувшись на другой бок, я обнаружила свой мобильник, который лежал рядом с кроватью. Я проверила, не пришла ли эсэмэска от Лео. Не обнаружив ее, я впала в уныние. Я думала, как же мне его не хватает в доме, какой пустой мне кажется жизнь, когда Лео нет рядом.
Внезапно меня осенила интересная мысль. Я вновь взялась за телефон и позвонила маме.
Я уже с год с ней не разговаривала, в последний раз говорила еще перед свадьбой.
— Молли?
В ее голосе звучало удивление. Мне захотелось расплакаться.
— Привет, мама, — произнесла я.
Я старалась говорить спокойно, но так разволновалась, что мой голос стал дрожать.
— Дорогая! У тебя все в порядке?
— Я просто соскучилась по тебе и папе, — сказала я.
Это было правдой. Я чувствовала себя не просто одинокой, я чувствовала себя покинутой. Сначала мама ничего мне не ответила. Когда она вновь заговорила, голос ее перешел на шепот.
— Дорогая! Папа никогда не примет этого мужчину. Слишком тяжелый след в нем оставило прошлое.
— Знаю. Но думаешь, он и меня не сможет принять? Ты так считаешь? Лео часто в разъездах. Может, мы как-то встретимся и пообедаем вместе?
— Не думаю, что нам следует встречаться при сложившихся обстоятельствах, — холодно произнесла мама.
— Вы — мои родители. Я тебя люблю. Я страдаю оттого, что мы настолько отдалились друг от друга. Разве мы не можем просто встретиться и не говорить о Лео?
Днем я встретилась с мамой за чашечкой кофе. Встреча была довольно скованной, но я решила, что это все же хорошее начало. Через два дня, в воскресенье, перед тем как ехать обратно в Сидней на заднем сиденье нового мотоцикла Лео, я отправилась на бранч[19] в особняк моих родителей на побережье Пойнт-Пайпера.
Папа обнял меня, но ни словом не обмолвился ни о моем уходе из «Торрингтон Медиа», ни о Лео. За завтраком, состоявшем из яиц Бенедикт и кофе, я стала рассказывать о своей новой деятельности, чтобы хоть как-то заполнить неловкое молчание. То, что я назвала свой фонд именем Деклана, родители не одобрили, зато они в продолжение нескольких часов обсуждали мою новую деятельность. Это их, кажется, по-настоящему заинтересовало. Их внимание меня воодушевило.
В тот день, покидая их дом, я почувствовала, что родители мной гордятся. Я проделала неплохую работу, и моя рана в душе, причиной которой было отсутствие Лео, уже не так сильно меня бередила. Я хотела все ему рассказать, но инстинктивно чувствовала, что мужу не понравится то, что я встречалась с родителями. Всякий раз, когда речь заходила о моих родителях, муж замолкал, напрягался, а потом быстро менял тему, словно не мог выдержать даже само упоминание об их существовании. Поэтому я решила все же продолжать встречаться с ними время от времени, но только тогда, когда мужа нет в городе, и рассказывать им о деятельности благотворительного фонда, названного в честь их сына.
В то время я не понимала, что это еще больше усложнит нашу с Лео жизнь, внесет недопонимание, которое со временем приведет к тому, что наш брак станет непростым и несчастливым.
Глава тридцать вторая Лео
Август 2015 года
Я был рад тем переменам в нашей с Молли жизни, которые произошли после разговора о годовщине нашей свадьбы. Я чувствовал, что та ночь стала новой точкой отсчета в наших отношениях, и теперь послеобеденные встречи с Молли были вызваны не ее чувством долга, а нашим желанием вновь соединиться. Мы реже ездили по разным местам, и все теснее становилась наша близость. Она вновь была со мной нежна, как в первые месяцы нашего знакомства. Я не мог держать ее за руку, пока двигался, но, когда мы сидели, не выпускал ее руки из своей.
