К нам подошел Эндрю. Мы стояли в глубине зала, пока ребята из первой сегодняшней группы выстраивались перед нами.

— Думаю, останусь здесь, посмотрю, как работают коричневые пояса с юниорами, если ты не против, — сказал Лео. — Я не помню большинство из этих ребят. И, конечно, ничем здесь помочь не могу…

— Хорошо, — сказала я, направляясь к сиденьям для зрителей. — Я подожду, посмотрю немного занятие.

— Сэнсэй Лео! Не согласились бы вы провести сегодняшнее занятие? — внезапно обратился к нему молодой тренер, стоявший перед ребятами.

Все дети в зале повернулись и посмотрели на Лео. Муж вздрогнул.

— Я пока еще не в том состоянии, Джо.

— Но вы можете судить. Это — класс коричневого пояса, это все вам знакомо. В основном мы тут поддерживаем себя в форме и учимся разным приемам. Если вам нужно чем-то помочь, то я готов.

— Я был их учителем? — тихо спросил Лео у Эндрю.

— Ты вообще почти никогда никого не обучал здесь, особенно в последний год, но сейчас как раз самое время этим заняться, если уж так сложилось.

Лео несколько секунд колебался, но потом его спина выпрямилась. Он подкатил кресло-каталку перед выстроившимися ребятами.

— Три минуты на разминку! Пошли! — крикнул он.

— Он неплохо выглядит, — заметил Эндрю.

— С каждым днем все лучше.

— А его память?

— Возвращается довольно быстро.

— А ноги? Способность стоять? Все другое?

Я покачала головой. Эндрю вздохнул.

— Я провел кое-какие исследования. Уже разработаны стили карате для тех, кто прикован к инвалидному креслу. Думаю, мы можем ему предложить… Мы найдем достаточно детей для одной или двух групп, если он захочет. Быть может, это поможет Лео смириться с тем, что случилось, но пока я не уверен, следует ли вообще заводить об этом разговор.

— Это ему сейчас не надо. Пусть сосредоточится на собственном выздоровлении.

— Ладно, дорогая. Ты лучше знаешь, — тихо произнес Эндрю. — Лео повезло, что у него есть ты.

— Он в любом случае выкарабкается. Ты лучше всех знаешь, каким Лео бывает, когда приходится преодолевать трудности.

— А ты как? Тебе пришлось многое на себя взвалить.

— Я крепкая.

— Как бы не так! — добродушно рассмеявшись, произнес Эндрю. — Ты самый ранимый человек из всех, кого я знаю.

— Когда дело касается Лео, я сильная, — возразила я, — приходится быть сильной.

— Сейчас в вашей жизни может начаться новая глава.

— Если он застрянет в кресле? — довольно зло отрезала я свекру, но выражение лица Эндрю осталось прежним.

Он привык к вспыльчивым студентам, поэтому моя защитная реакция его не удивила.

— Я отказываюсь думать, будто бы в инвалидности Лео можно найти что-нибудь положительное. Если он не сможет работать, он этого не перенесет. Мы должны поставить его на ноги.

— Некоторые возможности приходят к нам под видом проблем, Молли.

— Что вы имеете в виду? Я не могу радоваться его инвалидности. Лео будет очень несчастен.

— Мне кажется, что ты не в меньшей мере, чем я, понимаешь, что, если он окончательно поправится и продолжит освещать войну, настанет день, когда он вернется домой в гробу. В последнее время Лео не проявлял здравого смысла, постоянно рискуя своей жизнью. Он был не в состоянии себя сдерживать. Возможно, сама судьба решила внести свои коррективы.

Я не представляла, как отреагирует Лео, узнай он, что его отчим считает, будто бы в инвалидном кресле сыну будет лучше, но я нисколько не сомневалась, что лично ему это на пользу не пойдет. Вздохнув, Эндрю обнял меня.

— Я не из тех, кто вмешивается в чужие дела, дорогая, но я видел, как ты несчастна. Случившееся может послужить новой точкой отсчета… Или я не прав?

Я обдумывала слова Эндрю, пока отвозила Лео в автофургоне обратно в реабилитационную клинику. Хочу ли я начать все сначала с Лео? Следует ли мне принимать такой поворот событий, если ценой «привязки» Лео ко мне будет не его добрая воля и желание, а его травма?

Я постепенно оттаивала по мере того, как я замечала в Лео его растущую привязанность ко мне, вот только наше прошлое было не просто водой, утекшей под мост, а водой, в которой было немало грязи. Безобразное поведение Лео на баскетбольной площадке стало жестоким напоминанием о тех чертах его характера, которые я обнаружила в нем уже после свадьбы. Я злилась на него за это, хотя в нем было много такого, за что я всегда его любила. К концу дня, впрочем, мне надоело обо всем этом думать. Я решила: чем быстрее я пойму, как об этом рассказать Лео, тем скорее я смогу прекратить притворяться, что все у нас в порядке.

Лео должен поправиться, вернуться к своей работе и привычной жизни. Что у него останется, если этого не случится? Почти ничего, и я не желала ему такой судьбы. Глубоко вздохнув, я взглянула на мужа.

Заметив мое движение, он заговорил прежде, чем я собралась с духом:

— Насчет того, что случилось сегодня…

Я догадалась, к чему он клонит, и вздрогнула.

— Забудем об этом.

— Нет, — возразил Лео. — Надо поговорить… Я повел себя как дурак. Извини… честно, извини… Теперь моя жизнь совсем не похожа на ту, которую я помню. Все изменения — к лучшему, но я не чувствую, чтобы эта жизнь была моей. Я не хочу оттолкнуть тебя, Молли, ты мне нужна… Ты меня простишь?

— Не стоило этого говорить, — сказала я.

Голос мой звучал напряженно из-за чувства вины. Казалось, что муж смог прочесть мои затаенные мысли.

— Нет, стоило, — вздохнув, произнес Лео. — Я пытаюсь за всем успеть, взять на себя ответственность, если ты понимаешь, о чем я, но большей тяжести в жизни я никогда не испытывал. Представить не могу, как бы я справился без тебя. Я не вправе так грубо обращаться с тобой, в то время как ты — самое лучшее, что у меня есть в жизни. Я обещаю стараться сдерживаться.

За прошедшие годы мое сердце отвердело, но эти простые слова без труда размягчили его. Я снова ощущала нашу связь. Еще две минуты назад я была готова отказаться от всего и уйти, но только одного намека Лео на раскаяние хватило, чтобы я пошла на попятную. Дело не в том, что эти слова несли в себе какую-то магию. Просто любовь к Лео еще теплилась во мне, смешиваясь с душевной болью. Я осознала все это с пугающей ясностью. Я любила и злилась. Я любила и страдала от саднящих сердечных ран. Я любила и чувствовала себя изнуренной. Ничто между нами не наладилось, но я понимала, что причина, заставляющая меня оставаться в Риме и выложиться, лишь бы к Лео вернулись его воспоминания, заключалась не столько в чувстве долга, сколько в собственном моем желании. Несмотря на все наши размолвки и огорчения, я желала для Лео только самого лучшего. И если бы нашелся хоть какой-нибудь чудесный шанс начать нашу с ним жизнь сначала, я бы отдала все на свете, лишь бы ухватиться за него обеими руками.

— Я понимаю, что обидел тебя, Молли, и не только сегодня, и это мне очень не по душе.

Я не знала, что ему ответить. Я не могла отрицать это. И не стала. Я позволила Лео взять меня за руку.

— Я постараюсь исправиться. Я не помню, говорил ли я это прежде, но если и говорил, обещаю, что на этот раз приложу все силы, чтобы тебе было хорошо. Договорились?

Я молча кивнула. Когда он поднес мою руку к своим губам, я тут же обмякла. Мое негодование постепенно улеглось. С каждым нашим вздохом меня все сильнее к нему влекло. Лео выглянул в окно, но я смотрела только на наши руки, лежащие на его коленях. Я взвешивала, насколько серьезны его обещания.

Впервые я подумала, что Эндрю, возможно, прав. Сможет ли это стать новым для нас началом? Есть ли шанс все вернуть, но уже с учетом нашего прошлого?

***

На следующий день мы решили выгулять Люсьена в парке. День выдался очень теплым. Я держала пса за поводок. Он шел слева от меня, а Лео толкал кресло-коляску справа.

В парке я отстегнул ошейник, и Люсьен понесся вперед, но его тут же отвлекла бабочка. Мы с Лео наблюдали за тем, как он, обезумев, прыгает вверх, словно акробат, стараясь схватить бабочку пастью.