— Значит, я привез тебя сюда? — наконец произнес муж.

— Да. Я как раз ушла из «Торрингтон Медиа». В то время я уже в течение нескольких недель пребывала в полной депрессии из-за ссоры с родителями… Ты сказал, что мне надо познакомиться с иными перспективами.

Лео продолжал рассматривать указатель.

— Ты расстроилась из-за потери работы?

— Из-за моей работы? Нет, я была расстроена тем, что столько лет потратила на то, чтобы потворствовать желанием отца, а тут за один вечер потеряла и его, и маму. Мне казалось, что земля уплывает у меня из-под ног. Ну как, колокольчики памяти звенят?

— Ну… я вспоминаю, что ты была расстроена, только, мне помнится, я не понимал, из-за чего, — сказал Лео.

Он говорил почти басом. Его взгляд замер на строчках указателя.

— Возможно, в этом есть доля моей вины. Я не хотела рассказывать тебе о своих переживаниях. Я боялась, что ты будешь чувствовать себя виноватым, — вздохнув, я пожала плечами. — Как бы там ни было, а мне нужно было уйти и самой увидеть разницу между той жизнью, которую я вела, и жизнью с тобой…

Я замолчала… Оказалось, что я настолько поглощена была созерцанием реакции Лео, что говорила, не отдавая себе отчета в том, что именно говорю. Когда я обдумала сказанное, у меня в горле появился тугой комок. Да, действительно, не было ничего на свете, чем бы я не пожертвовала ради Лео. Почему он этого не понимает?

— Итак… ты расстроилась… — произнес муж, — и я привел тебя сюда, чтобы ты увидела иные перспективы? Я помню, как говорил тебе это, — Лео взглянул на меня и вздрогнул. — Господи, Молли! Извини! Ну, я и кретин…

— Сейчас ты увидишь, что все получилось как нельзя лучше.

Я повернулась и пошла дальше по вестибюлю. Вздохнув, Лео последовал за мной. Когда мы подошли к баскетбольным площадкам, автоматические двери разъехались в стороны, впуская нас. Въехав вслед за мной, Лео окинул взглядом огромное пустое помещение.

— Ты привез меня сюда в ту ночь, и я тогда познакомилась с некоторыми детьми. После этого мои собственные проблемы стали казаться мне до смешного ничтожными.

— Расскажи мне о том, как ты сюда впервые пришла, — тихо попросил Лео.

Он окинул взглядом зал. Лицо мужа оставалось сосредоточенным. Я вижу, как его взгляд задерживается на электронном табло и на огромных вентиляционных отверстиях в потолке.

— Ну, та ночь не так уж много значила, Лео. Еще многое надо увидеть…

— Молли! В последний раз, когда я стоял на этом месте посредине баскетбольной площадки, здание представляло собой продуваемое всеми сквозняками складское помещение. Мы не могли даже заменить щиты позади баскетбольных колец! Теперь же я вижу первоклассный спортивный центр, который не смог бы появиться без тебя и без той ночи.

В его голосе, без сомнения, чувствовалось раздражение. Муж напрягся, как бывало с ним всякий раз, когда он сердился.

— Последнее, что я помню: ты пребываешь в унынии, а я злюсь потому, что не знаю, как тебе помочь. А теперь, пожалуйста, заполни пробелы.

— В унынии?

Я зацепилась за это слово. Оно стало для меня подобно красной мулете для быка. Он говорит мне, что ему нужна моя помощь, чтобы все вспомнить, и тут же опускается до подобного рода оскорблений. Меня подмывало оставить его наедине с его воспоминаниями.

— Что ты там сказал минуту назад насчет того, что ты был бесчувственным кретином?

— Я сказал: просто кретином, — напомнил Лео и заискивающе улыбнулся. — Ты была в унынии. Возможно, на то имелись свои основания, но мне кажется, что я подобрал для тогдашнего твоего состояния подходящее слово.

— У меня было горе, — скрестив руки на груди и глядя на мужа, заявила я.

— Хорошо, горе. Извини. Лучше присядь сюда.

Лео покатил свое кресло-коляску к трибунам, даже не дожидаясь моего ответа. Вздохнув, я последовала за ним. Мои туфли поскрипывали, когда я наступала на покрытие пола. Я уселась в нижнем ряду кресел. Лео остановился напротив.

— Итак? — произнес он.

— Ты катал меня на мотоцикле. Это был первый случай, когда мы катались на нем вместе.

Его реакция была мгновенной. Лео подался вперед и улыбнулся мне.

— Тебе понравилось?

— Сначала нет, — призналась я. — Я тогда была немного рассержена тем, что ты попросил меня надеть джинсы и кроссовки.

— Ага, — Лео заметно повеселел. — Вспомнил… Да… ты сказал мне, что это «преступление против моды».

— Это на самом деле преступление против моды, — рассмеявшись, сказала я.

Лео едва не начал косить глазами, так сильно он сосредоточился.

— Но ты меня все равно не послушалась, — медленно, чеканя каждое слово, сказал он, затем зажмурился, посидел так с минуту, а потом открыл глаза, явно сильно удивленный. — Когда я за тобой приехал, на тебе была юбка и туфли на высоких каблуках.

— Я не знала, что ты собираешься катать меня на мотоцикле, поэтому пришлось снова переодеваться.

— Из-за этого ты впала еще в большее уныние, — сказал Лео и тут же нахмурился, уловив мой взгляд. — Ну ты же не хочешь сказать, что горевала из-за того, что тебе пришлось переодеться в более удобную одежду?

Я закатила глаза.

— Ты прокатил меня по городу, а потом привез сюда. Помнишь?

— Рассказывай… начинаю… вспоминать… — произнес он и усмехнулся. — Я вспомнил, как ты завизжала, когда мы выехали на Кливленд-стрит.

— Ты слишком быстро ехал, — запротестовала я. — Я испугалась, что могу упасть с мотоцикла.

— Мне нравилось, как крепко ты меня обнимаешься, когда я прибавляю скорость, — сказал он. — Мы до сих пор катаемся… на новом мотоцикле?

Я покачала головой и уклончиво ответила:

— Нет, я даже не помню, когда в последний раз ты выезжал на нем со склада.

Я слушала Лео вполуха, погрузившись в свои воспоминания. Хотя я никогда их не теряла, мои воспоминания давно уже были погребены под вызывающим неприятные чувства хаосом нашей совместной жизни. Я вспомнила, как слезала с мотоцикла перед спортзалом. Ноги дрожали, мышцы болели. Лео помог мне избавиться от шлема. Он пригладил мои волосы, поцеловал и сказал, как здорово вновь слышать мой смех. Никогда прежде я не ощущала такой заботы о себе. Наши чувства переплетались, и это обладало почти мистическим подтекстом. Когда мне становилось грустно, Лео выглядел взволнованным и задумчивым. Когда я улыбалась, он выглядел счастливым. Мне хотелось видеть его счастливым даже сильнее, чем самой испытывать счастье.

Потом Лео повел меня в спортивный центр, который, если судить по фасаду, пребывал в столь плачевном состоянии, что мне не захотелось заходить внутрь. Перед входными дверьми тусовались подростки. Они курили. Одно из окон высоко над землей было разбито. Все стены покрывали граффити в несколько слоев. Даже несмотря на обнимавшую меня руку, я чувствовала себя здесь не в своей тарелке.

— О чем ты думаешь? — вывел меня из воспоминаний Лео.

Я взглянула на него.

— Я очень долго… годы… не вспоминала о том вечере.

— Расскажи, — вновь тихо попросил он меня.

— Сначала мы уселись и посмотрели баскетбольный матч, который судил твой отец.

— Тебе было неуютно?

— Да, — призналась я. — Я чувствовала себя неловко.

Лео нахмурился.

— Я помню, как ты была раздражительна… злилась…

— Я наговорила тогда всяких глупостей, — вздохнув, призналась я, думая при этом, насколько наивной я была в те дни. — Я вообще ничего не понимала. Когда я все это увидела, почувствовала себя виноватой за то, насколько легка моя жизнь. Как только я вошла в зал, я попыталась просветить тебя и Дрю насчет того, что надо здесь сделать.

— И это результат? — спросил Лео, указав на интерьер здания, в котором мы сидели.

Я пристально посмотрела на него.

— Результат чего?

— Новые здания. Вот что, оказывается, случается, когда Молли Торрингтон решает облагодетельствовать бедную общину, в которой проживают черные!

Я ахнула. Было неприятно. Я смотрела на мужа, ошеломленная тем, как он только что на меня напустился.