Гастон тем временем распорядился строить укрепления в Орлеане, в поход на который Людовик выступил 11 марта. 26 марта в Дижоне король обвинил сторонников своего брата в оскорблении королевского величества, а 3 апреля он получил письмо от Гастона, все еще находившегося в Безансоне. Гастон также затеял судебное разбирательство против Ришелье, прекращенное распоряжением совета от 12 мая, а 31 мая он написал самое страстное из своих писем, обличающее деспотическую тиранию, которой подвергается король со стороны Ришелье. По приближении короля со своей армией Гастон сбежал — сначала в испанский Франш-Конте, а затем в Лотарингию.
Кстати, одним из следствий побега королевы-матери стало сближение парламента и короля, который на проведенном в мае заседании (lit de justice) изгнал нескольких его членов, которым, однако, после вмешательства Ришелье позволено было вернуться. Как и предвидел Ришелье, королю нужен был парламент, для того чтобы зарегистрировать декларацию, направленную против Гастона, а теперь заодно и королевы-матери, и тем самым получить возможность обвинить их сторонников в оскорблении величества и лишить Марию Медичи ее постов и доходов. Король согласился на возобновление отмененной полетты для членов парламента, снова сделав их должности наследуемыми и разрешенными к продаже. Он также воспользовался возможностью и выразил свое мнение по поводу тех членов парламента, которые «злонамеренно увеличивают мучения и нужду моего бедного народа, который значит для меня больше, чем что-либо другое».[168]
Как только королева-мать пересекла границу и оказалась на испанской земле, она перестала представлять реальную угрозу для короля, которому, с другой стороны, любой ценой необходимо было нейтрализовать Гастона, находившегося в Лотарингии. Правивший там герцог Карл IV оказывал поддержку императору. Из двух его сестер одна — Генриетта — взяла себе в любовники приятеля Гастона, Пюилорена, в то время как другая, Маргарита, влюбилась в легко увлекающегося Гастона, который хотел жениться на ней. Ришелье, естественно, был в курсе этих интриг, слухи о которых переполняли столицу Лотарингии — Нанси. Он также понимал, что Франция должна сохранить Лотарингию для себя, с одной стороны, чтобы не позволить императору использовать ее в качестве пути в Шампань, а с другой — потому что Ришелье предвидел, что у Франции может возникнуть необходимость в предоставляемом Лотарингией легком доступе в Эльзас.
Армия под командованием Людовика XIII и Ришелье в декабре 1631 г. заставила ретироваться имперский гарнизон, располагавшийся в лотарингском Мойенвике, и по договору, заключенному в Вике 6 января 1632 г., герцогу Лотарингскому пришлось на три года предоставить Франции свободу прохода через территорию Лотарингии и крепость Марсал. Когда подписывался этот договор; никто и не догадывался, что Гастон за три дня успел тайно обвенчаться с Маргаритой, прежде чем отправиться к своей матери в Брюссель. Там он сговорился с ней о том, что поведет на Францию армию, предоставленную испанцами и герцогом Лотарингским. Подробности этого заговора, а возможно, и слухи об этой женитьбе неизбежно должны были дойти до Ришелье через сеть его осведомителей. Мятежники надеялись заручиться поддержкой Анри II де Монморанси, губернатора Лангедока, чья сестра была замужем за Конде. Одна из ее служанок, как легко можно догадаться, также была информатором Ришелье. Монморанси был маршалом Франции, хотя, к его большому возмущению, ему не был пожалован титул коннетабля, который носил его отец.
В 1631 г. народные восстания, одной из причин которых были последствия неурожая, вспыхивали в Париже, Пуатье, Марселе, Орлеане и Эксе. Враждебность Лангедока объяснялась также административными реформами, которые пытался проводить Ришелье.[169] В 1630 г. Монморанси предлагал Ришелье убежище, когда казалось, что тот находился в опасности во время болезни короля в Лионе. Он не возражал против введения должности королевских сборщиков налогов — еще до того, как была достигнута компромиссная договоренность, в соответствии с которой их деятельность регламентировалась разрешительными грамотами, выданными собранием провинциальных штатов в Пезена 12 декабря 1631 г. Но его жена была племянницей Марии Медичи, и она подталкивала мужа, который и сам был другом Гастона, к участию в подготовке мятежа, задуманного Гастоном. Ришелье упрекнул Монморанси за его отношение к потенциальному изменничеству Лангедока и был удовлетворен, получив в ответ новые заверения в преданности. В конечном итоге к участию в мятеже тридцатисемилетнего Монморанси подвигла судьба Марийаков. Все также считали, что он был любовником Анны Австрийской. По преимуществу же решение Монморанси было реакцией на отношение Ришелье к грандам. Говорили, что он даже готов был предложить свои услуги протестанту Густаву Адольфу, если заговор провалится. Он был бесстрашным военачальником, самым могущественным представителем старой феодальной аристократии и последним в своем роду. С его стороны это было не проявление местнической обиды, а борьба на одной стороне с теми, кому ненавистно было прежде всего то, что король предпочел Ришелье людям, считавшим себя вправе — по своему происхождению или благодаря родству — принимать участие в управлении страной.
Монморанси просил Гастона подождать его сигнала, прежде чем отправлять войска на Лангедок, но Гастон своевольно выступил через неделю после казни Марийака, собрав в Трире кавалерийский отряд приблизительно из 2500 человек. Лояльные французские силы немедленно двинулись на Нанси и 8 июля заставили герцога Карла лично попросить прощения у Людовика XIII. В середине июня Гастон двинул на Дижон армию наемников, призывая королевство подняться и освободить Людовика XIII от «тирании» Ришелье — «возмутителя общественного спокойствия, врага короля, разрушителя государства… тирана и угнетателя». Это был серьезный просчет. Горожане и парламент Дижона, как и большинства других городов, остались верными королю и воспротивились вторжению войск Гастона. Самому Гастону удалось собрать под свои знамена некоторое количество нетитулованных дворян в Оверни, но единственной его реальной надеждой теперь был Лангедок, в который он вступил 22 июля. 30 июля в Люнеле он встретился с армией Монморанси.
На заседании Лангедокских штатов, собравшихся 22 июля, Монморанси преднамеренно устроил провокацию: он от имени короля предложил депутатам одобрить назначение не уполномоченных, с чем те были согласны, а королевских «выборных» (élus). Ришелье, два года назад безуспешно пытавшийся ввести институт «выборных», снова хотел это сделать, а Монморанси хорошо знал, что депутаты были настроены решительно против этого. Когда «выборные» в конечном итоге определили размеры налогов, депутаты запротестовали, в то же самое время призвав герцога присоединиться вместе с ними к заявлению о верности королю и «освобождении провинции», скрывая за верноподданнической формулировкой декларацию о независимости.
Монморанси преднамеренно еще больше накалил обстановку, устроив арест депутатов вместе с архиепископом Нарбонны — сторонником Ришелье, который председательствовал на заседании штатов. В Тулузе парламент просто отверг эту декларацию и остался верным королю. Епископы Альби, Лодеве, Юзеса и Сен-Пона предложили открыть войскам Гастона города, в которых находились их кафедры. К лету 1632 г. Ришелье перестал доверять Монморанси и подготовил план его взятия под стражу в Монпелье, но произошла утечка информации, и Монморанси удалось избежать ареста.
Сам мятеж вскоре угас. Король, воспользовавшись процедурой lit de justice, приказал Парижскому парламенту зарегистрировать эдикт, приравнивавший к измене любое содействие Гастону, в то время как самому ему было предложено восстановить доходы и привилегии, если он покорится и распустит свою армию. Монморанси был объявлен изменником, а его огромное имущество конфисковано. В середине августа король повел армию на юг, и 1 сентября, еще не достигнув Лиона, услышал о победе более дисциплинированных и лучше обученных отрядов под командованием Шомбера при Кастельнодари, где тот, имея почти вполовину меньше людей, чем насчитывали мятежные армии, сумел успешно организовать противодействие им. Присоединившийся к рядам повстанцев сводный брат короля, граф де Море, сын Генриха IV и Жаклин де Бюэй, был убит, а тяжело раненный Монморанси, тщетно пытавшийся спасти его, был взят в плен. Говорят, у него были двадцать четыре раны от семнадцати ударов, а зубы выбиты пулей, но он прорвался через шесть рядов войск Шомбера и убил человека в седьмом ряду.[170] Мятежные офицеры были без промедления повешены.
