Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Однако Ла Вьевиль, чья непригодность за пределами финансовой области вскоре стала очевидной, хотел более полной власти над советом, чем ему могли предоставить. В попытках обрести ее он готов был поставить Марию Медичи в центр событий и, возможно, с ее подачи делал авансы Ришелье. Именно Ла Вьевиль, почти наверняка при соучастии Ришелье и Марии Медичи, в начале 1624 г. наконец осуществил высылку Сийери и Пюизье в их поместья.

Памфлеты, направленные против Люиня, продолжали появляться, а Фанкан предпринял новую серию жестоких нападок, издав в том числе памфлет «Умирающая Франция» (La France mourante, 1623), а также сочинения, критикующие финансовое управление Ла Вьевиля.[107] Сийери, который формально оставался канцлером, после смерти Люиня снова получил в свое ведение печати. Он преуспел в деле подрыва авторитета Шомбера, ответственного как за войну, так и за финансы, который в конце января 1623 г. был отправлен в отставку, но в конце 1623 г. сам был вынужден вернуть печати в результате интриг своего бывшего протеже Ла Вьевиля. Действуя подчеркнуто независимо, Людовик 6 января 1624 г. произвел в хранители печатей Этьена д’Алигра, бывшего протеже Шомбера. Министерские обязанности были пересмотрены, с тем чтобы усилить контроль, осуществлявшийся Ла Вьевилем, который хотел ведать не только финансами, но и иностранными делами. В феврале 1624 г. он готов был предложить Ришелье кресло в conseil des dépêches — совета, ответственного за координацию иностранных дел, — но Ришелье отказался, мотивировав это тем, что такой орган должен иметь своего представителя в самом государственном совете.

Внешнеполитическая ситуация складывалась для Франции плохо. Ее представители не могли остановить или даже осознать медленное, но неуклонное расширение контроля Габсбургов; например, французский посол в Риме согласился с папой, что нужно признать право испанцев на проход через стратегически важные долины Вальтеллины в Северной Италии, предоставив им таким образом свободу передвижения между Ломбардией и бассейнами Рейна и Дуная. Иностранные послы во Франции начинали гадать о том, что предвещает более активная политическая роль, которую король явно предполагает взять на себя.

На самом деле король отлично знал, что советы, предлагаемые его матерью, исходят от Ришелье, и 29 апреля объявил в Компьене о включении его в состав совета, с тем лишь ограничением, что он не будет управлять делами Франции за пределами палаты заседаний. Это повышение было представлено как следствие необходимости заменить больного кардинала Ларошфуко, который тем не менее продолжил выполнять обязанности председателя, когда снова смог посещать совет.

Ришелье удалось 9 мая настоять на своем главенстве над остальными членами совета, на что ему давало право звание кардинала, но во всем остальном продолжал подчиняться досадной необходимости держаться в тени. Ла Вьевиль, который выступал в качестве защитника интересов Ришелье, тем временем совершал новые опасные ошибки, играя на руку тем, кто подозревал его в стремлении к сближению Франции с протестантскими державами. Он тайно договорился о том, что для того, чтобы расчистить путь к браку самой младшей из сестер короля Генриетты Марии и принца Уэльского, позднее ставшего Карлом I, со стороны Якова I будет достаточно частного обещания, а не публичных гарантий предоставить свободу вероисповедания английским католикам. Папа отказался санкционировать этот смешанный брак без каких-либо более весомых оснований, и Ла Вьевиль совершил фатальную ошибку, которых Ришелье тщательно старался избегать. Он стал действовать, не получив на то полномочий от короля.

Ришелье был включен в комиссию, созданную для ведения переговоров об условиях английского брака. Отчасти благодаря Ришелье его бывший советчик, Ричард Смит, был назначен епископом английской церкви, поэтому Ришелье, как никто другой во Франции, был знаком с настроениями английских католиков. Он также обратил внимание короля на действия Ла Вьевиля, совершаемые без королевского согласия, не только в вопросах, касающихся Якова I и английских католиков, но и в других случаях, и, кажется, был причастен к появлению двух злых памфлетов Фанкана, направленных против Ла Вьевиля, — Le Mot à I’oreille de М. le marquise de la Vieuville (май 1624 г.) и La Voix publique au roi (август 1624 г.).[108] Людовик изменил свое отношение к Ла Вьевилю, но свойственный ему недостаток уверенности в себе заставил его научиться лицемерить, и он не обнаруживал своих намерений вплоть до 13 августа, когда Ла Вьевиля арестовали и заточили в Амбуазе. С этого момента Ришелье стал самым важным лицом в совете.[109]

Драматических и быстрых перемен в политике не произошло, но Ришелье крепко взял власть в свои руки. Он поднялся до положения, в котором мог приступить к достижению цели всей своей жизни — созданию единства и национального своеобразия Франции.

5

ПЕРВЫЙ МИНИСТР: СТРАТЕГИИ. 1624–1629

Впервой главе своего неоконченного «Политического завещания» (Testament politique), адресованного королю и предназначенного служить руководством для Людовика XIII в проведении государственной политики после его смерти,[110] Ришелье дает проницательный анализ недугов Франции в 1624 г. В частности, он указывает на то, что гугеноты «делят государство с королем»; что вельможи вели себя так, словно они не были королевскими подданными, а губернаторы провинций чувствовали себя чуть ли не самостоятельными властителями; Франция же, где личные интересы ставились выше государственного благополучия, теряла свою роль в международных делах.

«Завещание» гласит: «Я Вам обещал употребить все свое искусство и всю власть, которую Вы мне изволили дать, на истребление гугенотской партии, на уменьшение притязаний знати, на приведение в послушание всех Ваших подданных и на возвышение Вашего имени в глазах чужих народов на такую степень, на какой ему надлежит быть».[111] Если — что кажется вероятным — это действительно было воспроизведением в 1635 г. тех мыслей, которые Ришелье вынашивал в 1624 г., то они отражают его тогдашнее представление о мерах, необходимых для восстановления порядка в королевстве, но отнюдь не составляют цельного политического курса. В то же время из его писем явствует, что в 1624 г. он предпочитал политике подавления гугенотов силой более мягкое давление на них и осознавал необходимость облегчить непосильную ношу, взваленную на плечи простого народа.

Ришелье знал, что Людовик ненадежен, несправедлив, обидчив и подвержен влияниям. Он видел эмоциональную зависимость Людовика от Люиня, который был старше его, и от молодых фаворитов, упоминаемых Таллеманом, к списку которых сейчас можно добавить Франсуа де Баррада, повышенного до должностей первого камергера, коменданта королевского дворца Сен-Жермен и наместника в Шампани и изгнанного в 1625 г. за вмешательство в политические дела и вызов на дуэль Клода де Рувруа де Сен-Симона, занявшего его место в сердце короля. Сен-Симона, отца известного мемуариста, заметили, еще когда он был юным пажом при королевских конюшнях, и он оставался фаворитом до 1636 г. Земли, которые он получил в дар, были возведены в ранг герцогства-пэрства в 1635 г.

Благосклонность Людовика к нему отнюдь не исключало ни платонических отношений с Мари де Отфор, придворной красавицей и камеристкой Анны Австрийской, ни (среди старшего поколения) с самим Ришелье, от которого в определенный период своей жизни король был эмоционально зависим. Ришелье также понимал, что если ему удастся завоевать доверие короля, он сможет не только достичь собственного возвышения и обогащения, но также найти способы, которые помогут восстановить религиозный мир и некоторую степень социальной гармонии среди крестьянского населения. Время от времени уже начинали вспыхивать восстания против налогового гнета. Он никогда не выбирал насилие, когда его можно было избежать, и в его меморандумах королю неизменно содержатся обоснованные призывы проявить снисхождение в тех громких судебных процессах, которые по настоянию короля заканчивались казнью.

вернуться

107

Фанкан, каноник Сен-Жермен-л’Оксерруа, ярый антиклерикал и такой же сторонник гугенотов, был острейшим пером среди памфлетистов, искавших политическую фигуру, способную укрепить королевскую власть. Он совсем недавно начал медленно приходить к мысли о Ришелье как о наиболее пригодном кандидате для выполнения этой миссии, возможно вступив с ним в официальные отношения в качестве ècrivari à gages (писателя на жалованье) около 1618 г. Самый опасный выпад Фанкана против Люиня — «Хроника фаворита» (Chronique des favoris) — не выходил в свет до 1622 г., когда он начал постепенно переходить на сторону Марии Медичи. Фанкан изменил направление своих атак и обрушил их на Конде и Ла Вьевиля, предшественника Ришелье на посту первого министра, но сам стал жертвой нападок и в июне 1627 г. был заточен в Бастилию на всю оставшуюся жизнь. Матье де Морг утверждает, что к его падению был причастен отец Жозеф. Фанкан выступал в защиту аристократии, лишенной Ла Вьевилем пенсий и военных должностей. Об их ожесточенности говорит и мемуарист Фонтене-Марей, который сам принадлежал к военному дворянству. Фанкан также обрушивается на финансистов за то, что те предоставляют государству займы под 16,6 %, вместо установленных 5–6.

вернуться

108

См.: A.D. Lublinskaya. French Absolutism in the Crucial Phase, 1620–1629. Tr. Brian Pearce, Cambridge, 1968. P. 264–266; A.F. Allison. Richard Smith, Richelieu and the French Marriage // Recusant History. 7 (1964). P. 148–211. См. также: Maximin Deloche. Autour de la plume de Richelieu. Paris, 1920; Leon Geley. Fancan et la politique de Richelieu de 1617 à 1627. Paris, 1884.

вернуться

109

Титул главного министра, которого позже был удостоен Ришелье, по сложившемуся обычаю давали всем членам малого королевского совета.

вернуться

110

«…pour server après ma mort à la police et à la conduite de votre Royaume» (Ed. Louis André. Paris, 1947. P. 90, 91). О характере этого «Завещания» см.: Roland Mousnier. Le Testament polutique de Richelieu // Richelieu et le monde de I’esprit. Paris, 1985. P. 297–304. Заглавие этой книги продиктовано ее целью — быть полезной королю после смерти ее автора в политике и управлении королевством. Это личный текст, написанный для одного короля, завещание, предназначенное для прочтения только после смерти Ришелье, которое заходило настолько далеко, что предупреждало короля о недостатках его характера и опасностях его темперамента.

Властный тон, язвительно критический по отношению к адресату, озадачивал комментаторов своим контрастом с нарочитой цветистостью, которой раньше Ришелье уснащал свои письма, привычно подтверждая готовность служить только интересам короля. Разгадка лежит в литературном стиле «Завещания», очень близком к стилю духовных руководств, представленному, например, в посланиях, написанных в тот же период Франциском Сальским Жанне Франсуазе де Шанталь, основавшей вместе с ним орден визитандинок, или Анжелике Арно, которая обдумывала предложение вступить в него, или иезуитом Жаном Жозефом Суреном Урсулине Жанне дез Анж из Лудена, которую все считали одержимой дьяволом, или, позже, аббатом де Рансе целому ряду исповедующихся. В начале XVII в. это был хорошо известный жанр.

Однако содержание было иным. Вместо духовных указаний, касающихся движения по пути к духовному совершенству, к которому все следующие церковным обетам обязаны стремиться, Ришелье с почти жестокой психологической точностью учит короля способам справляться со своей слабостью чтобы поднять королевский авторитет и привести Францию к процветанию. В то время как Макиавелли писал о способах достижения политических целей и должном поведении правителя с мрачным скепсисом, Ришелье оптимистично и здраво рассуждает о дорогах, ведущих к стяжанию героической славы для самого Людовика и превосходства над другими странами для Франции, и о ловушках, которые существуют на этом пути.

«Завещание» было начато в 1635 г., и его большая часть, по-видимому, была написана в сотрудничестве с отцом Жозефом, который умер 18 декабря 1638 г. Некоторые места документа были надиктованы Ришелье, который с 1634 г. Страдал от абсцесса правой руки, часто превращавшего процесс писания в физическую муку, но часть текста выправлена и отредактирована его собственной рукой. Даже на этом, позднем, этапе своей карьеры Ришелье не мог отчетливо сформулировать, с помощью какой тактики он добивался общих стратегических целей, поскольку ему всегда приходилось реагировать на давление сиюминутных обстоятельств. «Завещание» касается скорее общих принципов, чем каких-то конкретных действий. И через десять лет после того, как он начал играть роль главного королевского советника, Ришелье продолжает учиться, прагматически оценивая ситуации по мере их возникновения, анализируя свои оценки и записывая в «Завещании» уроки, которые следует извлечь королю.

Этическая подоплека «Завещания» уходит своими корнями в неостоицизм, распространенный в эпоху религиозных войн и переработанный такими авторами, как Гийом дю Бэр, дважды бывший хранителем печатей, в его «Моральной философии стоиков» (La Philosophie morale des stoïques), где добродетель определена как «твердое намерение нашей воли следовать тому, что правильно и хорошо». Декарт, во многом опирающийся на дю Бэра, у которого он позаимствовал и свой «метод сомнения», также определяет основную добродетель — générosité (великодушие, щедрость) — как «твердую и постоянную решимость правильно использовать данную нам свободу воли, то есть никогда не чувствовать недостатка желания брать на себя и выполнять все то, что считается наилучшим». В письме от 18 августа 1645 г. Декарт объединяет две неразрывно связанные цели — добродетель и благодать, ради стяжания которой «мы должны следовать добродетели, то есть иметь твердое и постоянное желание исполнять все, что мы считаем наилучшим, и использовать всю силу нашего понимания, для того чтобы судить справедливо». Для этой этики очень характерно то, что она не содержит объективных моральных норм. Добродетель — это, по существу, пыл, с которым воля стремится достичь осознанного блага, но в контексте которого нравственное величие отделено от сугубо этических ценностей. Корнель, как и Ришелье, считал добродетель мужественной (mâle) — безотносительно к полу — и создавал в нравственном отношении героические (mâle) характеры вроде Клеопатры в «Родогуне», которая с этической точки зрения порочна.

вернуться

111

Testament politique. Ed. Louis André. Paris, 1947. P. 93–95.

24
{"b":"602553","o":1}