– Вот, получите ваши штаны, дружок!

Когда он после долгих ухаживаний попросил ее руки, она рассмеялась ему в лицо…

…По приказу Барраса все бросились искать Бонапарта, но его нигде не было. По одной версии, опальный генерал уже прощупывал почву у роялистов, которым предложил свои услуги, но те якобы не захотели иметь с ним дела. По другой, он узнал в театре Фейду, что роялистские колонны двинулись к Конвенту. Он поспешил в здание ассамблеи, где в тревожном ожидании нервно прогуливался по коридорам. Там его перехватили гонцы Барраса и доставили в штаб на площади Карусель.

– Хотите служить у меня? – как всегда грубо, по-солдатски, обратился к нему Баррас— Даю три минуты на размышление.

– Да, – кратко, по-солдатски, ответил неухоженный коротышка в помятом, крепко поношенном мундире.

«В полночь, – рассказывает в своих мемуарах Баррас, – я располагал точными сведениями о том, что восставшие начнут свою атаку в четыре утра. В моем распоряжении было всего пять тысяч бойцов из всех родов войск. Но у меня еще было сорок пушек, которые находились в Салоне. Охрана при них – пятнадцать человек. Я сказал прибывшему ко мне Бонапарту: “Жаль, что ты не явился ко мне раньше. Нельзя терять ни минуты, немедленно отправляйся за моей артиллерией и притащи эти чертовы пушки сюда, в Тюильри”.

Вместе с ним я послал туда отряд кавалеристов численностью две сотни сабель под командованием молодого офицера Мюрата. Они вовремя привезли орудия. Бонапарт – отличный артиллерист, он все точно рассчитал. Хладнокровно приказал открыть огонь по толпе мятежников, собравшихся у церкви Сен-Рош на улице Сен-Оноре. Крови там пролилось немало. Вот и весь сказ».

И вот этот худышка заставил всех заговорить о себе. Началась его головокружительная карьера. 16 октября он получает звание дивизионного генерала, 26-го назначается главнокомандующим внутренними войсками – вместо Барраса, назначенного директором.

…Определенный судьбой и историей момент встречи мадам Богарне с отважным и решительным спасителем республики приближался – их пути должны были вот-вот наконец пересечься…

Вот она впервые увидела его вблизи. Обратимся вновь к ее «Воспоминаниям»:

«Я сидела у окна, разглядывая в горшочках фиалки, которые хозяйка дома просто обожала.

Вдруг слуга громко объявил:

– Генерал Буонапарте!

Услыхав это имя, уж не знаю почему, я задрожала всем телом – эта дрожь не оставляла меня, когда он приблизился ко мне. Я впилась глазами в этого отважного военачальника, который одержал довольно легкую, убедительную победу над восставшими парижанами. Все молча его разглядывали. Кажется, я первой осмелилась заговорить с ним:

– Мне кажется, генерал, вы наверняка сожалеете о такой кровавой расправе. Если бы вы хорошенько поразмыслили прежде над той ужасной миссией, выполнение которой вы взяли на себя, то не смогли бы не вздрогнуть от возможных ее негативных последствий.

– Вполне возможно, мадам. Но что вы хотите от меня? Военные люди – это бездушные автоматы, которыми управляет правительство по своей воле. Мятежники должны быть довольны, ведь я просто их усмирил. Пусть благодарят меня за то, что я стрелял по ним только картечью. До снарядов дело не дошло. Преподал небольшой урок парижанам. Франция меня не забудет. К тому же, мадам, эти мелкие уличные стычки – лишь первые зарницы моей будущей великой славы.

– Надеюсь, что убитых было не так много, генерал, – сказала я, следя за скучным выражением на его лице. – В результате пролилась французская кровь, и не важно, кому она принадлежала.

– Крови пролилось не так много, мадам, так что не волнуйтесь. В основном в квартале Брут. Однако небольшое кровопускание всегда полезно страдающему пациенту. Все мы – на стороне народа. Жаль, что это понимают далеко не все…»

Она пригласила его сесть на стул рядом с ней. В эту минуту дверь в гостиную отворилась, и в комнату вошли хозяйка с Терезой Тальен. В руках у них были большие подносы с бутылками шампанского в ведерках со льдом и бокалы из сверкающего хрусталя. Слуги за ними внесли еще несколько подносов для гостей. Тереза с бутылкой шампанского и тремя бокалами подошла к Розе. Наполеон привстал, чтобы помочь ей справиться с бутылкой, но она его мягким жестом руки отстранила. Мол, сама все сделаю – не впервой.

– Сидите, сидите, генерал, – сказала она. – Вы наверняка устали после службы, а долг любой женщины – прислуживать отважному воину. Держите свой бокал. А ты, Роза? Да встань ты наконец, поднимись со своего стула, ленивица. Здравицу пьют стоя.

Все трое подняли бокалы.

– За здоровье Барраса! За правительство Франции!

Они дружно чокнулись и выпили.

Тереза налила вновь бокалы до краев.

– А теперь за генерала Буонапарте. Пусть его всегда ведет вперед его счастливая звезда!

Гости поддержали тост. Послышался перезвон хрусталя. Все выпили.

– Ну вот, гражданин генерал, – вновь торжественным тоном сказала Тереза. – Вы теперь с нами, с нами навсегда, единый и неделимый!

– Единый и неделимый! – повторил за ней Буонапарте и, допив свой бокал, улыбнулся.

Он то и дело бросал чувственные взгляды на очаровательную Розу. Ей, конечно, было приятно, что он выделял ее из всех присутствовавших в гостиной обворожительных молодых женщин.

Тереза вновь наполнила бокалы. Поднесла один из трех Буонапарте.

– Нет, нет, – гражданка, – отстранился он. – Мы уже достаточно выпили. К тому же сегодня был трудный день.

– Разве ты не видишь, Тереза, что генерал устал? – вступилась за него Роза. – Ему пора домой, чтобы отдохнуть от своих воинских подвигов.

– Я, конечно, устал, – согласился с ней Буонапарте, – но, глядя на вас, я забываю об усталости.

– Ну, думаю, мы еще увидимся.

– Хочется надеяться на это, – сказал он и, щелкнув каблуками, повернулся и, поклонившись, направился к двери.

Слуги перед ним широко открыли створки.

– Какой странный молодой человек, – томно протянула Роза, когда за генералом затворилась дверь. – Сразу начал говорить о своей великой славе. Думаю, он может пригодиться нам в будущем. Что скажешь, Тереза? Нужно приглашать его почаще.

– Приглашать? Что ты! Нужно сделать его своим, открывать перед ним широко двери всех наших салонов, следить за ним, не спуская глаз, чтобы он не переметнулся от нас на сторону. И тут ты можешь отлично сыграть роль соблазнительницы. Ты заметила, как он глядел на тебя? Говоришь, странный? Но я к его странностям уже привыкла…

17 октября, через двенадцать дней после подавления мятежа роялистов, правительство потребовало принять все меры, чтобы не допустить подобных действий в будущем, и для начала разоружить отряды боевиков двух кварталов – Лепелетье и Театрального, заставить их сдать оружие.

Вот что пишет сама Жозефина в своих «Мемуарах» об этой «кампании разоружения», которая стала поворотным моментом в ее судьбе: «В это время я находилась в Фонтенбло, вся в хлопотах, так как готовилась к переезду. Ко мне вдруг явился чиновник, отвечающий за реквизицию. Я сняла со стены саблю покойного Богарне – на кой ляд она мне? – и протянула ее ему. Откуда ни возьмись, как сокол, налетел на меня Эжен, выхватил из рук отцовскую саблю, с пылкостью четырнадцатилетнего подростка закричал:

– Как это так! Отдать саблю, которую носил отец? Саблю, овеянную славой его воинских подвигов? Ни за что! Скорее я умру!

– Какой шустрый, – улыбнулся комиссар. – Я с радостью оставлю саблю вам, но для этого вам нужно получить разрешение у главнокомандующего.

Тогда я посоветовала Эжену добиться аудиенции у Буонапарте. В тот день отважный корсиканец обедал у Барраса в компании шестидесятилетней “директрисы театра”, в прошлом потаскухи. Его адъютант А. Жюно доложил ему о приходе Эжена. Войдя к ним, мой сын, мой нежный мальчик, так расчувствовался, что разрыдался. Буонапарте был растроган. Он знал, что Эжен – сын близкой подруги Терезы и Барраса, а он теперь был так нужен честолюбивому генералу.

Он распорядился вернуть саблю мальчику и даже похвалил его за преданность делу, которое отстаивал его храбрый отец. Такие чувства, мол, умеют ценить у него на родине, на Корсике.