Вернувшиеся с равнины солдаты сидели во дворе у двери на куче хвороста, ждали, когда на очаге сварится похлебка с крупными кусками сала и моржового мяса. Офицеры собрались в мастерской вокруг лежащего на полу португальца. Пухлый румяный Моралес растирал ему тело, готовил снадобья. Рядом на табурете сидел Леон, хотя старшие по званию дворяне стояли, переминаясь с ноги на ногу. Матрос устало повторял рассказ о встрече с великанами, блуждании в лабиринте, куда их заманили дикари, чтобы съесть, и о чудесном избавлении. Он утомился, история становилась короче и скучнее, пока не свелась к малому: индейцев видели издалека, золота и серебра не заметили. Гальего находился в сознании, равнодушно смотрел по сторонам, выполнял указания врача. Оба матроса очень хотели спать.

– Сеньор капитан-генерал, – окликнул Магеллана солдат, приведший отряд, – это я нашел их.

– Кого? – не понял адмирал.

– Моряков, – пояснил воин, полагая, будто Магеллану уже доложили о происшествии. – Меня зовут Санчо Наварре. – Адмирал молчал, и он добавил: – С «Сант-Яго», из Мадрида.

– Запомню, – поднимаясь на крыльцо кузницы, пообещал Фернандо.

– Ваша милость… – пробормотал Панкальдо, заметивший вошедшего Магеллана. Матрос попытался подняться на ноги, но не удержался, упал на колени, – мы видели их.

– Ну! – поторопил адмирал.

– Они вышли навстречу, – не поднимаясь с пола, сообщил итальянец. – Настоящие великаны в полтора человеческих роста!

– Не врешь? – усмехнулся Дуарте. – Чай, с перепугу?

– Ноги мохнатые, в шерсти, плечи – во… – развел руками чуть не на сажень. – С дубинами…

– Они напали на вас?

– Нет, – Панкальо сел на пол. – Остановились на полет стрелы, смотрят… Колдун завертелся, запричитал, из глаз посыпались молнии, дохнуло серой… Наши руки сделались ватными: не поднять, не пошевелить. Я замертво упал и заснул.

– Он раньше задремал, – слабым голосом произнес Гальего, – и не видел никого.

– Значит, врешь? – Барбоса замахнулся палкой, но ударить не посмел. – Кто тебе это наплел?

– Все видели, – оправдывался Леон, – любого спросите.

– Позовите Наварру! – распорядился адмирал.

Вошел солдат в болтающихся доспехах, поклонился Магеллану, собравшимся офицерам.

– Рассказывай! – приказал адмирал, раздраженно нахмурившись и прикусив губу.

– Они потерялись, а мы ждем час, второй, третий… – начал оробевший воин. – Разожгли костер.

– Великаны? – перебил Магеллан.

– Почему великаны? – возразил солдат. – Они сбежали, а Васко с Леоном пошел за ними.

– Зачем?

– Деревню поглядеть.

– Вы нашли дома? – изумился Фернандо.

– Ничего там нет, одни холмы.

– Не понимаю, – оборвал адмирал. – Давай по порядку, с того момента, когда вы отправились на разведку. Взяли курс?

– На север вдоль океана. Прошли три лиги.

– Две, – уточнил Васко. Прислужники врача приподняли его и уложили на ворох одежды. Говорить ему было тяжело, он лишь дополнял подробности.

С трудом восстановили сцену встречи. Описания туземцев были противоречивыми. Новые свидетели не помогли. Все же в основном показания сходились: встретили высоких крепких людей без враждебных намерений. Желтых бляшек на одежде солдаты не заметили. Разве можно что-нибудь разглядеть с расстояния в сотню шагов?

Ударил колокол с «Консепсьона», сзывавший народ на работу. Ослабевший корабль спешил доползти до ровной площадки, где его ждали лекари со скребками, чтобы очистить от паразитов. «Бум-бум…» – слабо раскатилось эхо по округе. Внизу у воды матросы разбирали канаты, выстраивались в команды. Голос боцмана разорвал ожидание: «Тяни – раз!». «Ох!» – ответила вздохом толпа, судорожно дернула по каткам тридцатипятиметровый корпус. Бревна врезались в песок, заскрипели, завизжали, пропустили на шаг тяжелую ношу. «Тяни – два!» – кричал Акуриу, суетился у веревок, размахивал руками, топал ногой. «Ох!» – отползли «сороконожки», изогнулись, оставили позади борозды вспаханного каблуками грунта. Широкая дорога с вмятыми в землю искореженными бревнами уходила от воды.

К обеду главная работа закончилась. Подпертая с двух сторон толстыми досками, каравелла стояла на стапеле. Чистильщики насажанными на древки копей широкими стальными ножами оскоблили бока, срезали траву и моллюсков. Пахло гнилью, сыростью, йодом. Юнги ведрами таскали воду, окатывали борта, начисто протирали тряпками. Холодная вода обжигала руки, леденела на обшивке, но на снегу под днищем уже зажигали костры, начинали просушку, травили древесного червя. Гулко изнутри корпуса застучали плотники, менявшие обветшавшие доски. Кандальники вычерпывали из-под пайолов тухлую зеленую жидкость, собирали в лохани расползавшуюся грязь, пугали крыс и мышей, разбегавшихся под ногами, карабкавшихся по отвесным деревянным переборкам. Грызунов травили в походе, но их количество не убавилось.

– Ошпарить бы крыс кипятком! – мрачно посоветовал Симон, в прошлом сверхштатный член экспедиции и слуга Мендосы, не отличавшийся веселым нравом, а в цепях – тем более.

– Божья тварь… – промолвил Мартин, поблескивая в полумраке белыми зубами.

– Божья? – не поверил Симон. – Исчадье ада!

– Господь создал их мучить грешников, – ответил Мартин.

– Врешь, – отрезал португалец.

– Спроси у штурмана, – посоветовал приятель. Симон не решился. Элькано молча черпал жижу.

– Эй, бунтари, – послышался с палубы голос Серрана, – чего тянете? Шевелите руками, пока плети не получили! – Капитан засунул голову в вентиляционный люк, попытался разглядеть в темноте днище. – Кто здесь? Ты, Симон? Ушастый с тобой? Третьего не разгляжу…

– Сеньор Элькано, – подсказал Мартин.

– Выдеру всех, коли не кончите к вечеру!

– Сам торопись, а нам некуда, – надулся Симон, когда португалец ушел. – Тоже мне, капитан… Наш был дворянином, не спускался в трюм, руки не пачкал, а этот? Кабы не альгвасил…

– Не болтай языком, пока не укоротили! – погрозил баск.

– Я теперь ничего не боюсь, – взъелся португалец. – Что может быть еще хуже? Сяду и не буду работать, пусть Серран отсасывает дерьмо.

– Побьет, – напомнил Мартин.

– Я не раб! Я его, суку, цепями задушу! Я их… – ударил кулаками по шпангоуту.

– Перестань! – оборвал Элькано. – Распустил слюни. Тебя никто не поддержит, люди хотят жить.

– Успокойся, Симон, – попросил Мартин, – скоро снимем цепи. Капитан-генерал простил мастеровых и нас помилует. Отдохни, пока мы вынесем лохань, наберись терпения. О, мышка прибежала… Кыш, серая!

Смотри, лезет по стене, а ты хотел ошпарить ее кипятком. Пусть живет, у нее нет другого дома.

– Ты свихнулся, Ушастый. Тебе плетью грозят, а ты мышей жалеешь!

– Переживем. Отец Антоний молится за нас, не даст погибнуть. Арестанты с лоханью направились к лестнице. Осторожно поднялись по щербатым ступеням, выплеснули грязь на землю. Дым костров поднимался вдоль бортов, вился клубами, собирался в сизое облако. Каравелла без мачт и руля, который сняли и отнесли в кузницу чинить краспицы, плыла по огненной туче. Снизу дохнуло паленой смолой, дегтем: конопатчики варили шпаклевку. Бухали по шпангоутам плотники, скрежетали об обшивку скребки, трещали сырые поленья, звенели молотки по скобам и штырям, вгоняемым в податливое тело корабля, стонали отрываемые доски, суетились и кричали моряки.

– Чтоб тебе! – перегибаясь за борт и чихая от дыма, грозил Акуриу.

– Куда паклю засунули? – гремел верзила-канонир Ролдан, смахивая с лица волосы.

– Неси хворост, Педро! Прижжем покрепче червей!

– Загорит корма, ей-богу загорит! – возмущается Карвальо. – Полей водой!

– Где Мартин, куда делся? – взывает капитан. – Позовите стражника!

– Дыру нашли! – перекрывая голоса, доносится снизу— У самого киля.

– Какая здоровая! Кулак проходит.

– Наверное, камнем пробило?

– Или ядром, когда дрались с Картахеной.

– Нет, чиркнули днищем о грунт.

– При отливе?