– Лапы за голову! Лицом к баобабу! – крикнул он.

Браконьеры покорились.

Крокодильчики, бывшие пленники, высыпали на поляну, как горох, из-за спины теряевского крокодила, вынули Теряева из сачка и затеяли вокруг него счастливый хоровод.

– Так всегда, – пробормотал Суровый Браконьер.

Теряев, глядя на крокодильчиков, тоже развеселился. Он плясал в кругу хоровода и пел:

– Сколько можно мокнуть в воде?!

Теряев очнулся. Он лежал в ванне и в задумчивости проливал в воду кока-колу.

– У тебя скоро жабры вырастут, – предупредил из-за двери теряевский папа.

– Папа, давай поедем в джунгли, – попросил Теряев.

– Только джунглей мне и не хватает! Вкалываешь целый день, как проклятый, а в собственном доме холодную ванну принять нельзя.

– Папа! – трагическим голосом сказал Теряев. – Папочка! Уже август. Я тебя умоляю, пожалуйста, купи мне попугая. Я не могу вернуться без попугая в Москву.

Теряевский папа довольно долго молчал. В тишине был слышен душераздирающий сестрёнкин плач. Потом папа сказал:

– Даю тебе честное африканское слово – я непременно куплю тебе попугая.

…Успокоенный Теряев поплыл дальше через джунгли по мутной воде далёкой африканской реки на своём крокодиле:

Крокодил подпевал без слов, пуская по воде пузыри.

За крутым поворотом реки открылся песчаный берег. На берегу в землю был врыт столб с надписью на доске: «СТОЯНКА ПЛЕМЕНИ ПИГМЕИ 200 МЕТРОВ».

Теряев с крокодилом выбрались на берег и пошли навестить племя.

Женщины племени копошились по хозяйству среди шалашей: солили на зиму бананы, перетирали на камнях кофейные зерна, доили буйволиц.

Дети играли в войнушку.

Очень молодой воин Мо-Ни-То стоял на холме у там-тама боевой тревоги с луком и колчаном, полным стрел. Он помахал Теряеву рукой.

Теряев махнул в ответ и крикнул всем:

– Приветствую тебя, о мирное племя! Где твои воины?!

– Приветствуем тебя, о Теряефф! – сказало племя. – Наши воины отправились вести междоусобные войны.

– И как им не надоест, – вздохнул Теряев. – А где ваш старейший Та-Бу-Шиш, о мирное племя?

– Там, под кустом, о Теряефф. Он постигает мудрость мира.

Старейший Та-Бу-Шиш постигал мудрость мира, сидя под кустом, смотрел в небо и щелкал семечки.

– Приветствую тебя, о старейший Та-Бу-Шиш, – сказал Теряев и сел рядом.

Старейший Та-Бу-Шиш, приветствуя Теряева, опустил морщинистые, как кора дерева, веки.

Подскочила юная негритянка в кружевной набедренной повязке, смахнула пальмовым листом пыль с плоского камня.

– Кофе, какао, кокос?

– Кокос, – сказал Теряев. – Не полагаешь ли ты, о старейший, что пора прекратить междоусобные войны?

Старейший Та-Бу-Шиш вопросительно приподнял брови.

– Твои воины погибают в этих войнах, а на земле слишком много других забот, ей нужны добрые, умные, здоровые люди.

Старейший Та-Бу-Шиш пожал плечами.

Раздался странный звук, похожий на вскрик человека.

Теряев и буйволицы прислушались, но было тихо.

– Сам подумай, о старейший, – продолжал Теряев, – какой смысл в ваших войнах? Ты когда-нибудь…

Но старейший Та-Бу-Шиш вдруг начал медленно валиться на Теряева. Теряев поддержал его.

– Что с тобой, о старейший? – и увидел, что Та-Бу-Шиш мертв; на его впалой груди было черное пулевое отверстие, из которого текла кровь.

Теряев вскочил. Он увидел: у там-тама боевой тревоги лежит очень молодой воин Мо-Ни-То со стрелой, торчащей из живота.

– Все назад! – закричал Теряев, но было поздно; коварные белые колонизаторы уже захватили стоянку племени Пигмеи. Они были на мотоциклах и все, как один, в шортах, белых рубашках и пробковых шлемах.

Теряев бросился в джунгли и затаился.

Белые колонизаторы энергично порабощали мирное племя. Они связывали руки женщин и детей, а потом еще связывали их верёвками за шеи. Они опрокидывали котлы, били банки с солёными бананами, срывали с женщин украшения, разворовывали шкуры диких животных и другие предметы бедного быта мирного племени Пигмеи.

А руководил всем этим безобразием старый теряевский знакомый – безсовестный Суровый Колонизатор.

– Надо придумать, как их спасти, – пробормотал Теряев.

Между тем, белые колонизаторы увозили награбленное имущество и уводили в рабство стенающих пленников.

Выждав, пока печальный кортеж отдалится от места стоянки, Теряев выскочил из своего укрытия и бросился вверх, на холм. Песок оползал под его ногами. Жаркий пот, ослепляя, стекал по лицу.

Но мужественный Теряев взобрался на вершину холма и принялся яростно и вдохновенно выбивать на там-таме тревожную песню. Он бил в там-там с недетским отчаянием и страстью.

И воины мирного племени Пигмеи, заслышав тревожный голос там-тама, прекратили безсмысленную междоусобную войну и, примчавшись к родному дому, найдя его в виде весьма плачевном, пустились в погоню за белыми варварами.

Воины настигли врагов среди равнины. И грянул бой!..

С холма Теряев наблюдал тревогу и волненье битвы, предвидя гибель и победу.

Коварные колонизаторы безславно бежали с поля боя, бросая пленников, трофеи и раненых товарищей.

– Но близок, близок миг победы, – закричал Теряев, —

…Теряев стоял уже не на песчаном холме знойной Африки, а в Москве, в школе, в мальчишеской уборной. Ученики первого и второго классов восторженно слушали его.

Теряев говорил:

– И всё ты врешь! – сказал рослый восьмиклассник, куривший у замазанного наполовину белой краской окна. Он курил сигареты без фильтра и иногда сплёвывал на пол попавший в рот табак.

– Курить надо меньше, – сказал Теряев.

– А у нас математичка курит, – захихикал вертлявый шестиклассник, списывавший на подоконнике домашнее задание.

– У нее личная жизнь рухнула, – объяснил восьмиклассник. – Я сам слышал, как секретарша сказала директорше, что математичку физик бросил, и она махнула на себя рукой. А ты, Теряев, если не врёшь, объясни, как это ты был в Африке и такой незагорелый вернулся?

– А Теряев – он и в Африке Теряев, – захихикал вертлявый шестиклассник.

Все с ожиданием посмотрели на Теряева.

– Это потому, – сказал всем Теряев, – что в Африке летом загорать нельзя. Это вам не какой-нибудь Крым. В Африке слишком интенсивное солнечное излучение. Если бы не излучение, я бы позагорал. А там мне всё лето пришлось ходить в бубу.

– В чём? – поднял голову шестиклассник.

Но тут дверь уборной скрипнула, и женский голос сказал:

– Мальчики, вы что, звонка не слышали?

– Сейчас, Марь-Максимна, – страдающий голосом отозвался шестиклассник, шумно разрывая на части тетрадный лист.

А Теряев с грохотом спустил воду в унитазе.

– Извини, – сказала учительница и закрыла дверь.